[email protected]
Автор: неизвестный анон
Персонажи: Джанлуиджи Буффон/Икер Касильяс
читать дальшеБывает такое, - когда все, что было твоим настоящим, вдруг в один миг, становится твоим прошлым. Ты еще живешь им, дышишь им, хватаешься, цепляешься, а оно уже тлеет как осенний лист, сброшенный деревом…
Бывает время, когда настоящее уже стало прошлым, а будущее еще не совсем наступило. Оно лишь приоткрыло дверцу и через эту узкую щелочку падает свет, или за нею стоит черной стеной ночь, или пахнет весенними лужами и талым снегом утро, или дует жаркий засушливым июльским ветром день...
Приходит время расставаться со своим настоящим и двигаться дальше, но, перед выходом на перрон всегда есть небольшая остановка в сумрачном тамбуре. Беда в том, что не всегда можно отличить этот тамбур, от места прибытия.
Икер вот, не мог…
Он, то потерянно бродил по комнате, то сидел на веранде и смотрел вдаль, ничего не видя при этом, то стоял в сумрачной прихожей лицом к зеркалу... Он в тысячный раз прокручивал в голове всю это глупую «комедию абсурда» - прощание с клубом, которому он отдал большую часть своей жизни. Который и был самой его жизнью!
Ему было больно от всей этой ситуации, он вовсе не так себе представлял завершение свое карьеры в Реале. Совсем-совсем не так! Ему было горько от всей это неуклюжести и нелепости проводов, и в то же самое время, он цеплялся за каждую деталь этих воспоминаний с жадностью голодного пса, который вылизывает, пустую уже давно миску до блеска.
Эти крошки связывали его с его, теперь уже прошлым. Связывали с РЕАЛьностью...
Когда в дверь его гостиничного номера буквально вломился Буффон, Икер даже не удивился. Просто не смог, все эмоции и чувства он оставил на последней пресс-конференции, с ним осталось только голое сознание. Оно просто констатировало факт, - что в его номере внезапно появился поджарый итальянец и по привычке яростно жестикулируя, словно за ним гнался рой пчел, принялся что-то тараторить, пихая время от времени что-то Икеру в лицо и указывая на входную дверь. Каким-то непостижимым образом, минуя барабанный перепонки, а попадая сразу в мозг, его слова достигли какой-то части Икера, и он не услышал, а как – то внезапно понял, что Буффон «проходил мимо и решил заскочить»…
….Ну да, Мадрид и Турин ведь совсем рядом...
Что тот «долго стучал в дверь, но, так и не дождавшись ответа, решился войти...»
…Стучал ли..? Хотя, все возможно...
Что «он пришел просто поболтать и притащил новую бутылку вина из виноградника своего друга Андреа...»
…Вино...Сейчас больше бы сгодилось что-нибудь покрепче...
Потом Икер обнаружил себя сидящим все на той же веранде-балконе за ажурным столиком напротив Джиджи. Тот совсем не тушуясь, уже притащил откуда-то бокалы и поднос с виноградом. Виноград Икер припоминал. Он лежал у него в холодильнике со вчерашнего дня...
Икер долго рассматривал прозрачно-зеленые ягоды, не оттого что ему хотелось, просто надо было чем-то занять мозг. Надо было хотя бы сделать вид, что он слушает своего друга-вратаря, а не витает в прострации, игнорируя все его слова. Взгляд Икера медленно и тягуче сполз с исследованного вдоль и поперек винограда и застрял на бокале с темно бордовой жидкостью поблескивающей на солнце. Внезапно он вдруг осознал, что до боли в мышцах, до спазма в гортани хочет эту жидкость! Она манит его, притягивает, заставляет, принуждает себя поглотить, она словно подмигивает ему, хищно подрагивая от резких движений Буффона задевающего край стола рукой…
Икер схватил стакан и осушил его. Мгновенно, даже не поняв толком вкус и букет напитка. Он подтянул к себе бутылку и вновь наполнил бокал и снова выпил эту дразнящую собой влагу.
Ему показалось, что он пьет просто воду. Или вообще ничего не пьет, он даже вдруг собрался наорать на Буффона, за то что, он совсем не к месту решил подшутить над ним таким образом - притаскивая воду в бутылке испод вина.
Третий бокал улетел в бездну, в которую превратился его желудок. За третьим полетел бы и четвертый, но рука Джиджи мягко накрыла его ладонь и придавила к столу, не давая добраться до цели. Икер яростно сверкнул глазами в его сторону, словно итальянец перекрыл доступ кислорода к его легким. Но внезапно звенящая тишина куда-то сползла. Куда-то криво на бок, и Икер внезапно вспомнил, что значит слышать какие-то иные звуки, нежели скрежет собственных зубов и нескончаемый внутренний вой.
- Per favore, per favore... - улыбаясь, повторял Буффон и виноградина в его пальцах мягко но настойчиво тыкалась в губы Икера. Это было так глупо, что Икер не выдержав, улыбнулся. Вернее попытался. Губы слегка растянулись, челюсть расслабилась и этого оказалось достаточно, чтобы Буффон протолкнул виноградину ему в рот.
Чему-то обрадовавшись он принялся пихать их ему в рот одну за одной, пока наконец, Икер не начал возмущаться и пытаться что-то выговорить с набитыми щеками. Буффон только смеялся и мешая итальянский с английским рассказывал какую-то чушь про Пирло и Къелини.
Как-то незаметно стемнело. Икер ощущал, что невидимый кокон, из арктического льда давивший его со всех сторон, слегка оттаял. Рана не так сильно ныла. Он все еще болела, но уже не рвала нервы в клочья, как обезумевший гитарист струны.
Буффон побил, наверное, все рекорды болтливости за сегодня! Нет, он и обычно-то много говорил, но сегодня это был практически многочасовой беспрерывный монолог.
С моря повеяло прохладным сырым воздухом. Они поднялись и пошли в комнату. Не сговариваясь, молча, прошли к двери. Джанлуиджи по обычаю крепко потискал его в объятиях. Икер искренне пытался выговорить «спасибо» и выдавить улыбку, но понимал, что ничего не получается, - улыбка кривая, а «спасибо» больше похоже на ничего не значащее «ага». Буффон вновь его крепко обнял, потом чуть отстранился и впервые за весь сегодняшний день, посмотрел прямо в глаза. Взгляд его наполнился тревогой и грустью. Икер смотрел в эти знаменитые голубые глаза и не понимал, почему ему кажется, будто он смотрит в зеркало? Почему он видит ту же самую боль, которая застряла в его собственных зрачках? Он не понимал, с чего это Джиджи вдруг испытывать ту же самую боль?
…«Может его тоже выгнали из Ювентуса? Сослали в какой-нибудь... «Маккаби»...Нет, это бред...»
За этими размышлениями Икер почти не ощутил, как губы Джанлуиджи очень осторожно коснулись его губ. Он поцеловал его так нежно и бережно, словно боялся, что от резкого движения тот сейчас развалится как старое кресло. Это было как-то так просто и естественно...Что никакой внутренний голос Касильяса не начал в панике вопить: «Что он делает??? Что происходит?!! Тревога! Тревога!» Икер лишь хмыкнул, сам себе удивляясь и неопределенно пожал плечами. Буффон отстранился и уставился в его лицо изучающим взглядом. Икер только растерянно заморгал. Тогда Джиджи медленно вновь придвинулся вплотную к нему, приподнял за подбородок и снова прижался губами к его губам…
Теперь это был какой-то странный поцелуй. Губы Буффона, теплые, с привкусом вина, осторожно касались губ Икера, замирали на них, потом он делал попытку вжаться в его челюсть и тем самым приоткрыть его рот. Но челюсть Икера вновь словно свело судорогой. Зубы были так стиснуты, что казалось, они склеились так навечно. Он не делал этого специально, он может даже и поддался бы, но голову опять наводнили черные мысли - конференция, его дрожащий голос, куча репортеров, уничтожающая жалость в глазах журналистки, сладко-лживая улыбка Переса, а потом тьма и холод. Словно его похоронили и медленно закидывают землей. Только теплые губы, пытавшиеся словно реанимировать, вдохнуть в него жизнь, так трогательно старались сейчас спугнуть эту жуткую черную тучу боли, смешавшуюся в одно с тоской и расплывшуюся по его сердцу темно-фиолетовой кляксой.
Икер не ощущал ничего плохого, противоестественного, противного... Ему казалось, что его утешают. Просто утешают и все. Утешают и ничего больше. Это нормально. Сейчас, только так до его мозга можно достучаться, только так можно продавить кокон отрешенности, и зыбучие пески мрачных чувств. Только так эти губы могут сказать ему, донести до него простую, но такую важную сейчас мысль, что его любят в любом случае, в любом виде, - в майке Реала или в какой-то иной, небритого и мрачного, или веселого и стильно одетого, делающего выдающиеся «сэйвы» или позорно пропускающего идиотский гол…Его просто любят. Он кому-то дорог. Он кому-то нужен. Его любят, ему сострадают, его поддерживают, его утешают...Просто утешают - вот так…Таким образом. Ведь слов он опять не услышит.
Джиджи снова замер. Потом резко отпрянул, будто опомнившись. Взял свой пиджак и порывисто вышел за дверь, растворяясь за порогом.
Икер еще какое-то время так и стоял с закрытыми глазами. Потом, когда он их открыл, то долго не могу понять, - привиделось ли ему все это, или же все и в самом деле происходило…? Он и до этого несколько раз заставал себя стоящим в коридоре. Просто стоящим, - словно тело его хотело в ужасе сбежать от его обалдевшей от боли души, но так как это было невозможно, тело просто замирало у двери. Вот и сейчас он также стоял у входа. И не было ни единого признака того, что в его квартире хоть кто-то был только что. Икер вышел на балкон, и на него пахнуло душистой свежестью ночи.
На ажурном столике стояло блюдо с виноградом и одинокий, пустой бокал.
Персонажи: Джанлуиджи Буффон/Икер Касильяс
читать дальшеБывает такое, - когда все, что было твоим настоящим, вдруг в один миг, становится твоим прошлым. Ты еще живешь им, дышишь им, хватаешься, цепляешься, а оно уже тлеет как осенний лист, сброшенный деревом…
Бывает время, когда настоящее уже стало прошлым, а будущее еще не совсем наступило. Оно лишь приоткрыло дверцу и через эту узкую щелочку падает свет, или за нею стоит черной стеной ночь, или пахнет весенними лужами и талым снегом утро, или дует жаркий засушливым июльским ветром день...
Приходит время расставаться со своим настоящим и двигаться дальше, но, перед выходом на перрон всегда есть небольшая остановка в сумрачном тамбуре. Беда в том, что не всегда можно отличить этот тамбур, от места прибытия.
Икер вот, не мог…
Он, то потерянно бродил по комнате, то сидел на веранде и смотрел вдаль, ничего не видя при этом, то стоял в сумрачной прихожей лицом к зеркалу... Он в тысячный раз прокручивал в голове всю это глупую «комедию абсурда» - прощание с клубом, которому он отдал большую часть своей жизни. Который и был самой его жизнью!
Ему было больно от всей этой ситуации, он вовсе не так себе представлял завершение свое карьеры в Реале. Совсем-совсем не так! Ему было горько от всей это неуклюжести и нелепости проводов, и в то же самое время, он цеплялся за каждую деталь этих воспоминаний с жадностью голодного пса, который вылизывает, пустую уже давно миску до блеска.
Эти крошки связывали его с его, теперь уже прошлым. Связывали с РЕАЛьностью...
Когда в дверь его гостиничного номера буквально вломился Буффон, Икер даже не удивился. Просто не смог, все эмоции и чувства он оставил на последней пресс-конференции, с ним осталось только голое сознание. Оно просто констатировало факт, - что в его номере внезапно появился поджарый итальянец и по привычке яростно жестикулируя, словно за ним гнался рой пчел, принялся что-то тараторить, пихая время от времени что-то Икеру в лицо и указывая на входную дверь. Каким-то непостижимым образом, минуя барабанный перепонки, а попадая сразу в мозг, его слова достигли какой-то части Икера, и он не услышал, а как – то внезапно понял, что Буффон «проходил мимо и решил заскочить»…
….Ну да, Мадрид и Турин ведь совсем рядом...
Что тот «долго стучал в дверь, но, так и не дождавшись ответа, решился войти...»
…Стучал ли..? Хотя, все возможно...
Что «он пришел просто поболтать и притащил новую бутылку вина из виноградника своего друга Андреа...»
…Вино...Сейчас больше бы сгодилось что-нибудь покрепче...
Потом Икер обнаружил себя сидящим все на той же веранде-балконе за ажурным столиком напротив Джиджи. Тот совсем не тушуясь, уже притащил откуда-то бокалы и поднос с виноградом. Виноград Икер припоминал. Он лежал у него в холодильнике со вчерашнего дня...
Икер долго рассматривал прозрачно-зеленые ягоды, не оттого что ему хотелось, просто надо было чем-то занять мозг. Надо было хотя бы сделать вид, что он слушает своего друга-вратаря, а не витает в прострации, игнорируя все его слова. Взгляд Икера медленно и тягуче сполз с исследованного вдоль и поперек винограда и застрял на бокале с темно бордовой жидкостью поблескивающей на солнце. Внезапно он вдруг осознал, что до боли в мышцах, до спазма в гортани хочет эту жидкость! Она манит его, притягивает, заставляет, принуждает себя поглотить, она словно подмигивает ему, хищно подрагивая от резких движений Буффона задевающего край стола рукой…
Икер схватил стакан и осушил его. Мгновенно, даже не поняв толком вкус и букет напитка. Он подтянул к себе бутылку и вновь наполнил бокал и снова выпил эту дразнящую собой влагу.
Ему показалось, что он пьет просто воду. Или вообще ничего не пьет, он даже вдруг собрался наорать на Буффона, за то что, он совсем не к месту решил подшутить над ним таким образом - притаскивая воду в бутылке испод вина.
Третий бокал улетел в бездну, в которую превратился его желудок. За третьим полетел бы и четвертый, но рука Джиджи мягко накрыла его ладонь и придавила к столу, не давая добраться до цели. Икер яростно сверкнул глазами в его сторону, словно итальянец перекрыл доступ кислорода к его легким. Но внезапно звенящая тишина куда-то сползла. Куда-то криво на бок, и Икер внезапно вспомнил, что значит слышать какие-то иные звуки, нежели скрежет собственных зубов и нескончаемый внутренний вой.
- Per favore, per favore... - улыбаясь, повторял Буффон и виноградина в его пальцах мягко но настойчиво тыкалась в губы Икера. Это было так глупо, что Икер не выдержав, улыбнулся. Вернее попытался. Губы слегка растянулись, челюсть расслабилась и этого оказалось достаточно, чтобы Буффон протолкнул виноградину ему в рот.
Чему-то обрадовавшись он принялся пихать их ему в рот одну за одной, пока наконец, Икер не начал возмущаться и пытаться что-то выговорить с набитыми щеками. Буффон только смеялся и мешая итальянский с английским рассказывал какую-то чушь про Пирло и Къелини.
Как-то незаметно стемнело. Икер ощущал, что невидимый кокон, из арктического льда давивший его со всех сторон, слегка оттаял. Рана не так сильно ныла. Он все еще болела, но уже не рвала нервы в клочья, как обезумевший гитарист струны.
Буффон побил, наверное, все рекорды болтливости за сегодня! Нет, он и обычно-то много говорил, но сегодня это был практически многочасовой беспрерывный монолог.
С моря повеяло прохладным сырым воздухом. Они поднялись и пошли в комнату. Не сговариваясь, молча, прошли к двери. Джанлуиджи по обычаю крепко потискал его в объятиях. Икер искренне пытался выговорить «спасибо» и выдавить улыбку, но понимал, что ничего не получается, - улыбка кривая, а «спасибо» больше похоже на ничего не значащее «ага». Буффон вновь его крепко обнял, потом чуть отстранился и впервые за весь сегодняшний день, посмотрел прямо в глаза. Взгляд его наполнился тревогой и грустью. Икер смотрел в эти знаменитые голубые глаза и не понимал, почему ему кажется, будто он смотрит в зеркало? Почему он видит ту же самую боль, которая застряла в его собственных зрачках? Он не понимал, с чего это Джиджи вдруг испытывать ту же самую боль?
…«Может его тоже выгнали из Ювентуса? Сослали в какой-нибудь... «Маккаби»...Нет, это бред...»
За этими размышлениями Икер почти не ощутил, как губы Джанлуиджи очень осторожно коснулись его губ. Он поцеловал его так нежно и бережно, словно боялся, что от резкого движения тот сейчас развалится как старое кресло. Это было как-то так просто и естественно...Что никакой внутренний голос Касильяса не начал в панике вопить: «Что он делает??? Что происходит?!! Тревога! Тревога!» Икер лишь хмыкнул, сам себе удивляясь и неопределенно пожал плечами. Буффон отстранился и уставился в его лицо изучающим взглядом. Икер только растерянно заморгал. Тогда Джиджи медленно вновь придвинулся вплотную к нему, приподнял за подбородок и снова прижался губами к его губам…
Теперь это был какой-то странный поцелуй. Губы Буффона, теплые, с привкусом вина, осторожно касались губ Икера, замирали на них, потом он делал попытку вжаться в его челюсть и тем самым приоткрыть его рот. Но челюсть Икера вновь словно свело судорогой. Зубы были так стиснуты, что казалось, они склеились так навечно. Он не делал этого специально, он может даже и поддался бы, но голову опять наводнили черные мысли - конференция, его дрожащий голос, куча репортеров, уничтожающая жалость в глазах журналистки, сладко-лживая улыбка Переса, а потом тьма и холод. Словно его похоронили и медленно закидывают землей. Только теплые губы, пытавшиеся словно реанимировать, вдохнуть в него жизнь, так трогательно старались сейчас спугнуть эту жуткую черную тучу боли, смешавшуюся в одно с тоской и расплывшуюся по его сердцу темно-фиолетовой кляксой.
Икер не ощущал ничего плохого, противоестественного, противного... Ему казалось, что его утешают. Просто утешают и все. Утешают и ничего больше. Это нормально. Сейчас, только так до его мозга можно достучаться, только так можно продавить кокон отрешенности, и зыбучие пески мрачных чувств. Только так эти губы могут сказать ему, донести до него простую, но такую важную сейчас мысль, что его любят в любом случае, в любом виде, - в майке Реала или в какой-то иной, небритого и мрачного, или веселого и стильно одетого, делающего выдающиеся «сэйвы» или позорно пропускающего идиотский гол…Его просто любят. Он кому-то дорог. Он кому-то нужен. Его любят, ему сострадают, его поддерживают, его утешают...Просто утешают - вот так…Таким образом. Ведь слов он опять не услышит.
Джиджи снова замер. Потом резко отпрянул, будто опомнившись. Взял свой пиджак и порывисто вышел за дверь, растворяясь за порогом.
Икер еще какое-то время так и стоял с закрытыми глазами. Потом, когда он их открыл, то долго не могу понять, - привиделось ли ему все это, или же все и в самом деле происходило…? Он и до этого несколько раз заставал себя стоящим в коридоре. Просто стоящим, - словно тело его хотело в ужасе сбежать от его обалдевшей от боли души, но так как это было невозможно, тело просто замирало у двери. Вот и сейчас он также стоял у входа. И не было ни единого признака того, что в его квартире хоть кто-то был только что. Икер вышел на балкон, и на него пахнуло душистой свежестью ночи.
На ажурном столике стояло блюдо с виноградом и одинокий, пустой бокал.