пара строк о Фалькао/ГоловинМальчик очень юный. Мальчик очень техничный. Совершенно однозначно мальчик очень невинный. Убойное сочетание, для Радамеля - особенно. Где-то в левой стороне груди тупой ржавой иглой как всегда колет воспоминание о Килиане, но сегодня на удивление удаётся справиться с этим довольно быстро. И кажется, мальчик с серьёзным, хотя и безумно детским личиком и смешным ежиком играет в этом не последнюю роль. Александр долго колеблется между Челси и Монако, и Радамель загадывает: если выберет Челси, то он выдохнет свободно и щаживет праведной, непорочной жизнью, а если Монако... Мальчик, ко всему, ещё и умный. Он выбирает Монако. И, пытаясь успокоить дыхание, непроизвольно облизывая пересохшие губы, Фалькао понимает, что он пропал. Он в сотый раз смотрит, как Алекс совершенно по-ребячьи вытирает нос перед тем, как на последних минутах пробить штрафной в матче открытия Чемпионата. Смотрит и не может не думать, как будет выглядеть этот забавный ёжик на белой подушке. Как Алекс будет страдальчески морщить и закусывать свои тонкие губы, когда он будет очень нежно и бережно брать его. Смотрит и вновь, впервые за последний год, чувствует, как в душе что-то звенит. Кажется, от него больше ничего не зависит. Он открывает ноут и спрашивает у гугла, как звучит по-русски: "Доброе утро".
не могу представить что Суарес Кавани кусает. пусть будет единственным, кого он НЕ кусает Нескольким минутам перед матчем Уругвай- Португалия посвящается. Нескольким минутам перед матчем Уругвай- Португалия посвящается. Несколько минут до начала. Игроки выстроились перед выходом на поле. Он стоит в ряду последним и отчаянно пытается взять себя в руки. Срочно нужно отвлечься на что-то незначительное. Боковым зрением он выхватывает капитана соперников, который не может устоять на месте, и подавляет раздражение, упираясь взглядом в спину впереди стоящего товарища по команде. Очень напряженную спину. Взгляд скользит вверх, задерживается на шее, по которой стекают капельки пота, и что-то обрывается внутри. Это яростное желание впиться зубами в слегка прикрытую тёмной волной волос шею он может объяснить себе только предматчевым сумасшествием. Эд проводит рукой по затылку, поправляет волосы, а у него в ушах стоит шум, перекрывающий грохот стадиона. Эд оборачивается и что-то говорит. Тот понимает ни слова, но кивает и отводит глаза, словно они могут выдать его безумие. Он прижимает ладонь ко рту, прикусывает её. Лёгкая боль отрезвляет, и он встряхивает головой, сбрасывая остатки наваждения. Сегодня предстоит тяжёлая борьба.
Гризманн и Макрон Он вскакивает с места, когда его мальчик, не колеблясь ни секунды, неторопливо идёт бить пенальти. Пенальти, который может вывести их страну в лидеры в финале Чемпионата мира. Он не может сидеть на месте спокойно, застегнутый на все пуговицы, и потому нервно скидывает протокольный пиджак, который душит его подобно удаву. Брижит недовольно косится на него, сухо поджимает губы, но молчит. Не позволяет себе не то что упрека, а даже малейшего намека на порицание. Брижит, милая, родная, самая лучшая в мире Брижит все понимает. И за это он бесконечно благодарен ей. Как всегда. О, она лучше всех в мире знает, что он сейчас готов сам выскочить на поле и вытащить из ворот хорватского вратаря. Что его пульс моментально взлетел до высот, до сих пор неведомых медицине. Что он, правоверный католик, сейчас готов молиться Будде, Аллаху, Иегове, Далай-ламе и куклам вуду, лишь бы маленький кожаный шарик влетел в большие сетчатые ворота. Он слишком хорошо помнит, что бывает, когда это рандеву шарика и ворот отменяется. Даже сто лет спустя (если бы вдруг удалось столько прожить) он бы в мельчайших деталях описал, как его мальчик не забил пенальти в финале Лиги чемпионов всего за два года до этого мирового первенства. Он уверен, что в аду, куда он непременно попадёт (политикам, увы, дорога в рай заказана по определению), ему каждый день будут показывать совершенно пустые и уничтоженные глаза Антуана после того миланского поражения. А на закуску подадут такие детские, такие отчаянные, такие наивно страдающие от несправедливости этого мира слёзы его мальчика в финале чемпионата Европы всего месяц спустя. Чемпионата, проходящего - какая жестокая насмешка! - у них дома... - Однажды ты ещё станешь чемпионом мира, вот увидишь! - горячо прошептал он ему тогда, когда они, наконец, смогли встретиться наедине перед очередной бесконечной разлукой. Как же он ненавидел Испанию, кто бы знал! Он бы стер её с лица земли, если мог! Или хотя бы один Мадрид. Или хотя бы один мадридский клуб, вновь и вновь отнимающий у него Антуана. А Антуан лишь кривит губы в чем-то, что вроде должно быть улыбкой, но больше смахивает на гримасу клоуна- убийцы: - Скорее ты станешь президентом нашей дорогой страны. Он стал президентом. И поэтому он может делать все, что ему вздумается. Например, наплевав на церемонии, орать от счастья, когда вожделенное свидание шарика и ворот все-таки происходит, и команда яростным ураганом набрасывается на его мальчика. Ведь это так понятно, когда президент страны радуется голу своей команды, не правда ли? И совершенно неважно, кто именно его забил. Вот ни капельки... Капельки приходят позже. Точнее, капли. Много-много счастливых, благословенных, несущих очищение капель русского ливня. Обезумевший от счастья, готовый прыгать по лужам и визжать, он тем не менее стойко выдерживает все скучные церемонии в ожидании главного момента этого дня, этого месяца, этого чемпионата лично для него. Он ждёт, когда, когда, когда Антуан подойдет к нему! И едва не заливается истеричным хохотом, поняв, что мелкий наглец устроился почти в самом конце. О, конечно, совершенно случайно! Не зря же Антуан всегда любил растягивать удовольствие. Во всех его смыслах... Но когда наконец перед ним, заслоняя весь мир, возникают глаза его мальчика, наполненные доселе невиданным ликованием, он забывает все, что думал, все, что хотел сказать. В голове сумасшедшим дятлом, вот-вот грозящим прорваться наружу, стучит одно: "Люблю тебя... Как же я люблю тебя!" А потом его мальчик вдруг так смело, так открыто обнимает его за талию, глядя прямо в его глаза, что вмиг смятый лавиной налетевших эмоций он даже перестаёт улыбаться. И наплевав на весь чопорный и невыносимо скучный мир, одними губами шепчет: - Я же говорил, что ты станешь чемпионом. - А я говорил, что ты станешь президентом, - моментально и так же беззвучно парирует Антуан. - Ты круче, - шепчет он, прижимая его голову к своей груди. - Я всего лишь правлю Францией, а ты теперь - всем миром.
Но мне, как порядочному варежкоанону, видится фик с односторонним юст Нея в этой паре. Ней страдает, ревнует Луиса, психует, и наконец, сбегает в ПСЖ, где всячески пакостит Эдисону. читать дальше Зная, что в раздевалке никого нет, Неймар крадучись подобрался к шкафчику Суареса, с тяжело бьющимся сердцем ожидая найти в нем самое худшее. Открыв дверцу и окинув взглядом содержимое, он было выдохнул, не обнаружив ничего подозрительного, как вдруг заметил аккуратный конверт, прижатый термосом для мате. Дрожащими руками он вытащил конверт и вынул из него сложенный лист... *Дорогой Эди, пишет тебе твой Луис. Не могу дождаться нашей встречи. Видел в инстаграме твою фотку с рыбалки. Я рад, что тебе удается отдохнуть. Я уже говорил, что тебе ужасно идет эта кепочка? Непременно возьми ее с собой на сборы. Еще раз прости, что мы выбили вас из ЛЧ. Но я обещаю, что подарю тебе самые лучшие голы за Уругвай. Какие бы трудности не находили тебя в жизни - помни, что у тебя всегда есть, к кому обратиться. Сейчас я пишу это и слышу, что кто-то идет - это наверняка Неймар, он всегда так громко смеется и сбивает меня с мысли. Скоро тренировка, но вечером я напишу еще обо всем том, что произошло с моего прошлого письма. А пока - целую.* Неймар сложил письмо, убрал обратно в конверт и положил на место. Сжав кулаки, он едва сдержался, чтобы не захлопнуть дверцу со всей силы. В этот момент ему стало кристально ясно - его больше здесь не будет. Его цель - Париж. И не будет спокойной жизни тому, кого он там отыщет
Всем анонам, которые вчера то и дело писали про Фалькао и Головина, а особенно, тому милому анончику, который страдал, что читать нечего, а гореть одному скучно. Я конечно прекрасно понимаю, что пишу ерунду, но, может, на безрыбье) небольшой текстик Еще совсем недавно, перед началом Чемпионата Радамель твёрдо знал, что поедет вместе со всей командой в Китай на Суперкубок. Стукнуло же кому-то наверху в голову: Суперкубок Франции в Китае! Конечно, без проблем. В следующем году жди нас, Гвинея-Бисау. Но в любом случае, Китай - не Китай, а Суперкубок - это трофей, это титул, и немалые призовые. Кто в здравом уме от такого откажется? Вся проблема в том, что спустя всего лишь месяц Радамель уже не уверен, что он по-прежнему в здравом уме...
Как только мальчишка, будь он неладен, ступил на благословенную землю княжества Монако и на не менее благодатную лично для Фалькао территорию стадиона Луи II, Радамель по внезапному разучившемуся биться сердцу понял, что сопротивление бесполезно. Не сказав ещё ни единого слова ему лично, даже не столкнувшись с ним взглядом, щуплый русский одержал над ним, крепким, сильным, через многое прошедшим мужиком, убедительнейшую победу. И не понять умом, в чем причина этого сумасшествия, пьянящего и кружащего голову похлеще огненного колумбийского рома. Неописуемо красив? Да, собственно, нет: мил, симпатичен, но не идеален, видали и получше, что скрывать. Великолепно сложен? Тоже нет: слишком худой, будто не кормили, хотя ростом и не ниже самого Радамеля. Тогда что?!Похоже, одному Господу Богу, за все его грехи, ниспославшему это искушение, ведомо. Да еще его глупому сердцу, наперекор всему продолжающему верить в смешное чувство на букву "Л". А когда на его корявое, но искреннее "Доброе утро" Алекс в ответ сверкнул смущённой, но пронизанной явным облегчением улыбкой, Фалькао с беспощадной ясностью осознал, что список его грехов с этого момента стал на один пункт длиннее.
Очень быстро он с иррациональным страхом обнаружил, что его спонтанное дружелюбие имело неожиданные последствия. Все дни до отлёта команды Алекс, который, понятно, никуда не летел, старался держаться ближе к нему. Это было, в общем, правильно и логично: у кого ещё искать поддержки мальчишке, впервые очутившемуся одному в чужой стране и незнакомой команде, как не у капитана той самой команды? И в то же время, каждый раз, как он видел обращённый на него взгляд, в котором непостижимым образом мешались испуг, ожидание, вызов, отчаяние, бравада, напор, он вновь и вновь чувствовал, как что-то внутри обрывается и с оглушающим грохотом несётся в пропасть.
Именно поэтому на вопрос Жардима о Суперкубке он, окончательно выкидывая белый флаг и подписывая свою полную капитуляцию, сухо отвечает: "Нет". И, да, он совершенно точно лишился рассудка, окончательно и бесповоротно. Ведь все та же, смутная, неуловимая, но однозначно радостная улыбка, озарившая полудетское лицо при этом известии внезапно становится в сто раз важнее титулов, трофеев и призовых.
- Ну? Чем сейчас займешься? - пытаясь говорить ровно, интересуется он. Вот уже два дня они находятся почти в полном одиночестве, не считая обслуживающий персонал, который совершенно не обременяет их своим присутствием. Конечно, они работают, а не загорают под ласковым солнцем Средиземноморья, но полноценной тренировкой это никак не назвать. Разминка, ОФП, пробежки, работа с мячом, перепасовки - вот, собственно, и все. А что ещё прикажете делать, если на поле не двадцать игроков, а двое? И поэтому после окончания тренировки у них остаётся немалое количество свободного времени, а главное, сил, чтобы провести его максимально эффективно. - Не знаю, - несколько растерянно пожимает плечами Алекс и внезапно добавляет: - Я пока себя чувствую так, словно на ногах не стою, как следует. Словно меня несёт, а я никак не могу хоть за что-то ухватиться. - Конечно, - серьёзно кивает Радамель, пытаясь не думать, как защемило в груди при этом неожиданном признании, и как же мучительно захотелось обнять, - а как иначе? У всех такое было в первый раз. При этих словах предательское подсознание вдруг подкидывает ему картинки совсем другого Первого Раза... И он понимает, что, видимо, обладает нечеловеческой силой воли, если ему удаётся не покраснеть. Впрочем, Алекс не замечает невольной двусмысленности в словах собеседника и продолжает: - Я думал, проще будет. Я же из дома мелкий совсем уехал, сначала в Ленинск-Кузнецкий, ну это городок такой небольшой, там училище спортивное было, в 16 лет в Москву переехал. Так что, понимал, что будет нелегко, но думал, что махом справлюсь. Но пока как-то... - он осекается и с внезапной злобой обрывает сам себя: - Извини, не обращай внимания, я перегрелся с непривычки, наверно, - и отворачивается, ожесточенно пиная мяч. Радамелю и жалко парня, и хочется смеяться от юношеского максимализма во всей его красе. Самонадеянно считал, что все пройдёт гладко, без малейшего напряжения, а когда за пять дней - пять дней, Пресвятая дева Мария! - этого не произошло, готов думать, что все пропало. Но при этом и не собирается сидеть и страдать, сложив руки: вон как по мячу врезал, аж штанга загудела. Не иначе как от злости на себя и на свою невольную откровенность. - Знаешь что, - произносит он, вдруг поддавшись безрассудному, но, кажется, необходимому, как воздух, порыву, - давай сейчас бегом в душ и раздевалку, а потом я жду тебя в моей машине. Должен же кто-то наконец по-настоящему показать тебе город!
они там заставили Рамоса звонить Криштиану и рыдая звать его в Реал (фик 2008 года) не читал фик, но они чо, скрутили Рамоса, нарезали лук и держали у него под носом? Или настойкой перца чили яйца намазали? КАК они его заставили рыдать в трубку Кристине?!
анон решил тряхнуть стариной и перевести этот момент (кусок из 4 главы) сильно не бейте, давненько не брал я в руки шашек
"Моя очередь, Сеск. Сделай на ром с колой." Глаза Фернандо так сияли, что Сеск с готовностью кивнул, встал и отправился к холодильнику. Фернандо подложил руки под голову и изучающе разглядывал Икера и Серхио. Серхио повернулся к нему, слегка согнувшись, изучая свои наманикюренные ногти. Фернандо сделал еще одну попытку и слегка нахмурился, увидев лицо Серхио. Он потянулся и провел по тыльной стороне его ладони и вдруг эти глаза распахнулись, полные надежды, и смотрели прямо на него. Фернандо не смог сдержать улыбку.
"Правда или действие, Сесе?"
Серхио несколько раз моргнул, стараясь сохранять спокойствие, это же Фернандо спрашивает, потому что Фернандо всегда хорошо к нему относился и он не попросит его сделать что-нибудь кошмарное, и не задаст самый оскорбительный вопрос в его жизни. Он потянулся к нему и уютно устроился на его плече, счастливо вздохнув, когда Фернандо обвил его рукой. Он ему так. нравится.
"Действие."
Фернандо улыбнулся в волосы Серхио, лениво пропуская длинные пряди между пальцами. Он пробормотал свое задание прямо в эти мягкие, потрясающе пахнущие волосы (не зная, что Серхио всегда использовал один шампунь, потому что однажды Фернандо заметил, что он вкусно пахнет)
"Ты должен позвонить Криштиано Роналдо и умолять его перейти в Реал Мадрид. И он должен думать, что ты плачешь."
Серхио мгновенно выпрямился, издав носом странный щебечущий звук, и с упреком посмотрел на Фернандо, его милый маленький Фернандо, который никогда за миллион лет не попросил бы его ни о чем подобном.
Он медленно повернулся и зафиксировал смертоносный взгляд на Икере. Икер не мог перестать ржать.
"ТЫ. ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С МОИМ МИЛЫМ МАЛЕНЬКИМ ФЕРНАНДО?!"
"Что? Я?! Я ничего не делал!" Лицо Икера было пунцовым от смеха, и еще Серхио понял, что больше не видит Сеска на кухне, потому что тот скорчился за стойкой и и хохотал. Издеваются. Они над ним издеваются.
"Засранцы." Серхио сложил руки на груди и отдернулся от руки Фернандо, которая пыталась задержаться на нем. Он выпятил нижнюю губу в привычной гримасе. "И кроме того! у нас нет номера этого пиздюка!"
"У меня, у меня есть!" Сеск влетел обратно в гостиную, вытаскивая телефон из заднего кармана и пролистывая список номеров. Фернандо вытаращился на него, как будто тот держал отрубленную голову.
"...Фу, Сеск. Фу."
"Он сам мне его дал! Он сказал, что если я когда-нибудь буду в Манчестере, мы должны затусить вместе! Что я должен был делать? Отказаться?"
"Да! Твой телефон теперь заразный!"
"О, о! Вот он!" Сеск просиял, вручая телефон Серхио, который схватил его с саркастической ухмылкой.
"Ты так любезен, Франсеск. Что бы мы без тебя делали." Серхио взглянул на телефон и заметно содрогнулся, увидев на экране "CR7", обведенное в рамочку. В животе забурчало, и он беспомощно взглянул на Фернандо.
Фернандо передразнил его надутый вид и чмокнул его в щеку, очень довольный собой, и потянулся взять у Сеска протянутый стакан.
"Серхио, ты должен быть с ним ласков, к тому же. ты должен *убедить* его."
Икер выдал ему самодовольную ухмылку и принялся за свой ром с колой. Он выглядел очень счастливым, потому что Сеск теперь практически прижимался к нему. Серхио в этот момент ненавидел их всех. Он вздохнул, нажал ОК и прижал телефон к уху, глядя на Фернандо потемневшими глазами и чувствуя себя преданным.
Это было, мать его, нечестно. Фернандо должен был заставить его проверить, как далеко входит язык в его глотку, должен был заставить его пить ром с колой из его рта, должен был проверить, как долго он продержится, прежде чем трахнуть его, должен бы--
"¿Olá?"
Серхио съежился.
"Алло? Криштиано?" Серхио надеялся, что тот понимает испанский, потому что он, конечно же, не знал ни английского, ни португальского.
"...Да? Кто это?"
"Это..." Серхио выпрямился и обвел взглядом парней, которые злорадно усмехались, которые корчились на своих сиденьях, которые затаив дыхание ждали продолжения. Это было крутое задание. Икер потянулся и потрепал Фернандо по волосам. Серхио стиснул зубы и облизнулся перед следующей попыткой.
"Это Серхио Рамос, из Реала Мадрид."
"...О."
Серхио застыл на долгое мгновение, молясь, чтобы Криштиано просто бросил трубку, тогда он будет не виноват в том, что не выполнил задание.
"...Откуда у тебя мой номер?"
"Сеск Фабрегас мой друг. Ну..." Он взглянул на Сеска. Сеск все еще сиял и азартно жестикулировал в его сторону. "...Вроде того."
"...Ладно."
Серхио сделал глубокий вздох, с трудом преодолевая стремление швырнуть что-нибудь в этого эгоистичного ублюдка. Боже, если это сработает и Криштиано в итоге окажется в Реале, он убьет Фернандо.
"Послушай, я хотел с тобой поговорить о... о твоем переходе в Реал Мадрид."
"...Ты пьян?"
"Еще нет. Слушай, мы..." Он собрался с силами, чтобы начать шмыгать носом, и наклонился, пряча свое лицо от трех парней, которые валялись на своих местах, затыкая рты, чтобы не разразиться дьявольским хохотом. "Ты просто очень нужен нам, Криштиано. Ты самый потрясающий, талантливый..." Серхио снова содрогнулся. "Великолепный человек на всей планете. Пожалуйста. Пожалуйста, спаси нас. Помоги нам. Ты наша единственная надежда. Ты единственный, кто может спасти нас."
Икер вскочил, рванул через комнату на балкон и там на воле взвыл от смеха. Сеск и Фернандо, держась за руки и упираясь друг в друга головами, валялись на полу, не в состоянии дышать. Так им и надо.
"...У вас, ребята, на самом деле не все так плохо. Верно?"
"Ну, просто... с тобой, мы станем богами. Мы будем настолько лучше любого другого клуба. Мы будем идеальны. Пожалуйста, Криштиано. Боже, не заставляй меня больше умолять. Что еще ты хочешь, чтобы я сказал? Как мне тебя убедить?" Он изобразил всхлип так убедительно, что Фернандо вскинул голову и посмотрел на Серхио с тревогой. Стоило невиданной силы воли удержаться от того, чтобы утешительно потрепать его по голове.
"...Ладно. Слушай, я сейчас немного занят, и... да. Так что... успокойся, Рамос. И не переживай, может, что-нибудь хорошее случится с вами, ребята. Может, вам удастся получить Торреса. Он стоит намного дешевле меня, и я уверен, что Кальдерону будет гораздо проще заполучить его."
Серхио крепко сжал губы. Он повернул голову таким кошачьим, гейским движением, что брови Сеска взлетели на лоб. Икер замер на полпути к дивану. Фернандо лишь моргнул так охренительно невинно, как он всегда это делал.
"Не, он бы никогда не продался за деньги, Роналдо. Ему, в конце концов, его клуб действительно важен. Так почему бы тебе не намазать еще блеска для губ и не продолжить сосать чей-нибудь член."
Серхио вдавил кнопку ОТБОЙ и невозмутимо отбросил телефон, его взгляд стал безмятежен. Он улыбнулся Фернандо так нежно, что Фернандо престал пересмеиваться с Сеском и потянулся к нему, обнимая. Серхио яростно обнял его в ответ, зажмурив глаза, окаменев руками вокруг него.
"Что он тебе сказал?"
Серхио потряс головой, пойманной в ловушку между плечом и щекой Фернандо, освобождая ее, чтобы запечатлеть два поцелуя на веснушчатом подбородке. Он поднял голову, чтобы встретить его взгляд и улыбнуться.
"Он просто говорил всякие гадости про Робиньо. Он мудак."
Так, анончики, анон с Фалькао/Головин опять припёрся вас мучать. И что то он сам в полном офигее, как его прёт. Изначально я думал, что это будет драбблик на страничку, а оно все рвзрастается и разрастается сорри за многобукафСидя в машине в ожидании Александра и нервно барабаня по рулю, Радамель изо всех сил пытался понять, что за ерунду он творит вот прямо сейчас. "Да что такого-то?! - раздраженно крутилось в его голове. - Я просто хочу помочь ему быстрее адаптироваться в новой для себя обстановке. Нормальное желание капитана команды, заботящегося о ее максимальной эффективности, между прочим!" "Конечно! - ехидно рассмеялся недоверчивый внутренний голос. - А напомни, дорогой, сколько новичков команды ты раньше самолично по городу катал? Что молчишь? Со счёту сбился? Так я напомню: ни одного." "Мальчик слишком молод и неопытен, - пылко возразил он сам себе. - Ему тяжелее, чем многим!" "Да прекрати делать из него нежный цветок! Парень, шесть лет живущий один в крупнейшем мегаполисе, поигравший и в Лиге чемпионов, и на Чемпионатах Европы и Мира в принципе не может быть хрупкой веточкой, которая вот- вот переломится и которую надо оберегать от малейшего ветерка!" "Проклятье! - он злобно стиснул зубы. - Я просто хочу узнать его поближе, возможно, стать другом. Что не так?!" "То, что друзей не мечтают разложить на первой горизонтальной поверхности", - беспощадно рассмеялся мерзавец. В бешенстве от полного и разгромного поражения в этом шизофреничном споре он саданул по ни в чем неповинному рулю, и именно в этот момент дверца открылась, и Алекс, слегка замешкавшись, уселся рядом. От Радамеля не укрылось, с каким недоумением тот покосился на него, и, мысленно прокляв себя за несдержанность, он пробурчал что-то невнятное про нежелающую заводиться машину. Вопрос, заметил ли Алекс, что он и не думал её заводить, он предпочел себе не задавать.
- Итак, с чего начнём? - прервал он неловкое молчание, когда вырулил с парковки и влился в плотный поток машин. - Тебе виднее, - отозвался Алекс, напряженно глядя вперёд. Радамель незаметно покосился на него. После душа, чистый, посвежевший, разрумянившийся, тот выглядел ещё большим ребёнком, чем обычно, и он поспешил отвести глаза, обречённо чувствуя, какое будоражащее, тягучее, щекотное волнение разрастается внутри. Кажется, именно это и называется "бабочки в животе"? Вот так, Радамель Фалькао Гарсия Сарате, стоило дожить до тридцати двух лет, чтобы записаться в почетные энтомологи...
- Дай подумать, - преувеличенно весело начал он. - Наш дорогой во всех смыслах стадион ты уже видел, поэтому его мы пока отложим, но имей в виду: он достоин детального изучения. Где ещё в мире ты найдёшь стадион, под которым находится подземный паркинг, а в самом здании одновременно расположены Университет и автосалон Бентли? - Странное сочетание, - хмыкнул Алекс. - Вполне обычное для Монако. Привыкай, тут все буквально впритирку соседствует с чем-то ещё. Ты, надеюсь, в курсе, что здесь самая высокая плотность населения в мире на абсолютно крошечной территории? - Ага. Два квадратных километра. В голове не укладывается... - Ещё бы, - весело фыркнул Радамель, - это после твоей бесконечной России-то! Интересно, сколько сотен Монако разместилось бы на территории одной Москвы? - Сотен? - Алекс, кажется, впервые за эту поездку улыбнулся и несколько расслабился. - Ты шутишь? Да даже в моём Калтане, о котором на всей Земле знают только его жители, целых шестнадцать Монако. А в Москве их тысячи, наверно. - Поражаюсь масштабам вашей страны, - протянул Фалькао, выкручивая руль вправо и внимательно следя за дёргано мельтешащим перед ними "Ауди", - какие-то совершенно сумасшедшие размеры. - Ещё бы, - на сей раз Алекс улыбнулся более свободно, - поездки между Саранском, Казанью, Самарой и Москвой кого угодно впечатлят. Даже новый бросок тупого "Ауди" влево не смог удержать Радамеля от того, чтобы изумленно воззриться на соседа. Он знал, в каких городах сборная Колумбии играла свои матчи?! С чего вдруг? Нет, конечно, он сам тоже просмотрел все матчи российской команды, но с ним все понятно, а Алекс?! Видимо поняв, что ляпнул лишнего, мальчишка вмиг стушевался и вновь уставился в окно, упрямо стиснув губы. Радамель предпочел сделать вид, что ничего необычного не случилось, и вернулся к прерванному разговору. - Да, площадь крохотная, но ты даже не представляешь, какие деньги тут крутятся. Ни ты, ни я таких денег за всю жизнь не заработаем. - А зачем? - безразлично отозвался Алекс, не отрывая взгляда от окна. - То есть?! - вновь уставился на него Фалькао. Определённо, этот непостижимый русский сегодня вознамерился как следует его удивить! - Зачем иметь столько денег? - Деньги - это возможности, деньги - это свобода, деньги - это могущество, в конце концов! Обычно в твоём возрасте все хотят их, и как можно больше. Алекс, наконец, оторвался от созерцания пролетающих мимо видов и глянул прямо ему в глаза: - А вот в старом возрасте все как раз наоборот. Я недавно читал, что людей после семидесяти спрашивали, о чем они жалеют больше всего. Так вот: о том, что не повидали мир, о том, что мало времени уделяли любимым людям, а главное, что большую часть своей жизни провели на нелюбимой работе. И почти никто не сказал, что он жалеет, что у него было мало денег, или что не было навороченных автомобилей, роскошных вилл и все такое. А я как раз таки занимаюсь самым любимым делом в своей жизни. И какая разница, езжу я при этом на "Ламборджини" или на старенькой "Рено"? Он замолчал и отвел взгляд, словно смутившись и вновь закрывшись в себе. А Радамель механически правил машиной, пытался прийти в себя от такой неожиданной отповеди и слушал, как внутренний голос торжествующе вопрошает: " Ну так кто тут у нас глупенькая хрупкая веточка?"
- Главная достопримечательность Монако, - наконец нарушил он тишину, которая уже грозила стать неприятной, - конечно, казино Монте-Карло. Оно шикарно, поверь мне на слово. Редко где встретишь подобную роскошь, его обязательно надо увидеть. Туда можно пойти просто на экскурсию, но... - он бросил короткий взгляд на часы, - сейчас уже действует дресс-код, и мы в джинсах будем там не к месту. - Тогда, может, завтра? Постараемся приехать чуть пораньше. Радамель смог лишь молча кивнуть головой, бессильно слушая, как мгновенно загрохотало в голове, а бабочки увеличились до размеров птеродактилей. Завтра. Вот так непосредственно, наивно, доверчиво, он собирается кататься с ним и завтра... Пресвятая Дева, за что ему все это?!
- Тогда сегодня давай в бухту, - он кое-как вынырнул из омута своих сумеречных мыслей и выдвинул самое простое предложение, лежащее на поверхности. - Бухта Эркюль по красоте не сильно уступает казино, если вообще уступает. - И чтобы её посмотреть, не требуется смокинг? - Алекс произнёс это с беглой улыбкой, показавшейся Радамелю удивительно красивой. - Ты даже можешь заявиться туда, о ужас, в плавках! - весело ответил он в тон, и тут же проклял себя за это. Перед глазами невыносимо ярко и выпукло вспыхнули картины Алекса в узких плавках на бледном теле, по которому медленно стекают сверкающие на солнце капельки воды. Настолько живо и осязаемо, что он непроизвольно сглотнул и заставил себя думать о погоде на завтра и об обещанном дожде, лишь бы погасить нахлынувшее волной возбуждение, которое вот-вот могло стать заметным. И это повторится ещё и завтра?!
Алекс смотрел на бирюзовую гладь моря, усыпанную судами самого разного калибра и вида, с нескрываемым восхищением. И ровно с таким же восхищением Радамель украдкой глядел на него. Блестящие от восторга глаза. Тёмные волосы, которые так ласково взьерошил тёплый морской бриз - и Радамель ему дико завидовал. Губы, по которым то и дело скользила уже такая знакомая, неуловимая улыбка, обращённая куда-то внутрь. И он, идиот, ещё недавно считал, что Алекс не идеально красив?! Да как его молния не поразила за такое кощунство?!
- Знаешь, когда мне было семь лет, меня впервые повезли на Чёрное море, - Алекс наконец повернулся к нему. - До сих пор помню свой шок и щенячий восторг. Я тогда носился как угорелый по берегу, от прибоя убегал. Но это... Он замолчал, видимо, пытаясь подобрать достойные эпитеты для увиденного, но не смог и только досадливо махнул рукой. Радамель прекрасно его понимал: его, уроженца Санта-Марты, гордо высящейся на Карибском побережье, морем, конечно, было не удивить. Но и он до сих пор помнил трепет, охвативший его при первом взгляде на неповторимое Средиземное море и блистательный Лазурный берег. Вот только он никогда не думал, что сможет испытать нечто подобное, глядя на человека. Обычного, из крови и плоти, с двумя руками и ногами. И тут же, вновь мазнув взглядом по воодушевленному лицу Алекса, он понял: нет, необычного. Для него - совершенно необычного. Отныне и, похоже, надолго. И хорошо, если не навсегда.
Было уже почти темно, когда они подъехали к дому, где клуб снял Алексу квартиру. Тот на удивление не спешил выходить, сидя неподвижно и задумчиво глядя в бархатные сумерки. - Было круто, - наконец негромко произнёс он и в кои-то веки улыбнулся широкой, открытой улыбкой. - Спасибо тебе! Он слегка неловко сунул ему руку на прощание, вдруг заторопился и вылез из машины, но, уже за хлопнув дверцу, наклонился и почти прошептал: - И я буду очень ждать завтрашнего дня.
Радамель не торопясь ехал домой, лениво лавируя посреди поредевшего потока дорогих автомобилей. И в дружелюбной темноте никто не видел, какая счастливая улыбка блуждала на его губах.
Вы не ждали нас, а мы приперлися! Анон с ФГ (Фалькао/Головин) опять робко тащит свои глупости
часть 4Эта ночь стала одной из самых беспокойных в его жизни. Обычно, упахавшись на тренировках, занимавших львиную долю его времени, Радамель выключался, стоило только его голове коснуться подушки. Но сегодня сон наотрез отказался к нему приходить. Он долго ворочался, пытаясь уснуть, но все время что то мешало: то ли изнурительная жара, никак не желающая спадать даже ночью, то ли духота, которую не мог рассеять и свежий ветер с побережья, то ли фрагменты их прогулки, кружащиеся в его мозгу в диком танце. И когда он все-таки провалился в неглубокий сон,эти картины с настойчивостью садиста продолжили над ним измываться. Вот они с Алексом гуляют по залам казино, и под одобрительную улыбку мальчишки он кидает на стол свой последний жетон, точно зная, что больше у него нет ни единого евро за душой, и конечно же, проигрывает. Вот они стоят на скале у бухты, и вдруг он понимает, что на них нет ничего, кроме пресловутых плавок. Он жадно, даже не пытаясь скрываться, облизывает Алекса взглядом, но в этот момент тот оживлённо кричит: "Пошли, что же ты?!" и прыгает со скалы в море. И не задумавшись ни на секунду, словно завороженный, он бросается вслед за ним. Вот, сидя в машине, Алекс, чьи глаза в темноте блестят ярче звезды первой величины, тихо говорит: "Я буду ждать тебя" и сам тянется его поцеловать.. И после каждого такого сна он просыпался с бешено колотящимся сердцем и хватал воздух ртом, словно рыба, безжалостно вышвырнутая на берег.
Неудивительно, что после такой ночки наутро он чувствовал себя как чашка, которую уронили на пол, наспех кое-как сложили осколки обратно, но нормально склеить так и не удосужились. Алекс выглядел не лучше: он казался рассеянным, уходил в себя чаще обычного, отвечал невпопад и, хотя и выполнял все упражнения с прежним энтузиазмом, но Радамель не мог отделаться от ощущения, что тот попросту тяготится тренировкой. И когда он, едва ли не впервые в жизни плюнув на режим и бессовестно злоупотребив своим капитанским положением, предложил закончить сегодня тренировку пораньше, то понял, что был абсолютно прав. Алекс, конечно, как мог, постарался скрыть охватившее его при этом облегчение, но радостно заблестевшие глаза говорили сами за себя. И все, что осталось Радамелю, это пытаться понять: он так не хочет работать или...? Или?!
- Ну что, теперь в казино? - Как скажешь, - сдержанно пожал плечами Алекс, впрочем, уже привычно устроившийся на соседнем сиденье. - А не боишься поддаться всеобщей атмосфере, начать играть и просадить все состояние? - хохотнул Радамель, сворачивая к площади Монте-Карло. - Это мне не грозит, - Алекс коротко улыбнулся кончиками губ, - нет у меня никакого состояния. - О, это пока! - с деланной серьёзностью заявил Радамель. - А вот лет через двадцать, будучи мультимиллионером, приедешь ты сюда по юношеской памяти и таки потратишь все до последней монеты. И что я тогда должен буду думать? До конца дней своих мучиться чувством вины? - Конечно! Во всех интервью, которые у меня будут брать наперебой самые известные мировые СМИ, я буду говорить, что именно великий Радамель Фалькао - тот человек, который увлёк меня в пучину порока. "Надеюсь, этим пороком будут не только азартные игры, не правда ли, дорогой?" - ехидно пропел мерзкий внутренний голос.
Когда спустя час они вышли из казино, Радамель был несколько обескуражен. Нет, он понимал, что парень пока ещё не мультимиллионер, и при этом не по годам серьёзен, но он считал, что тот не удержится от того, чтобы хотя бы чисто символически поиграть в автоматы. Но вместо того чтобы попытать удачи в обители непредсказуемой богини Фортуны, он почти молча прошёл по залам, полюбовался на роскошные интерьеры, пару раз кратко выразил своё восхищение и скучающим видом дал понять, что для него экскурсия закончена. - Почему ты не захотел сыграть? - не выдержал Фалькао, когда они вновь очутились в родной машине. - Не мое это, - протянул Алекс, как всегда, уставившись в стекло. - Почему? Алекс помолчал пару секунд: - Как бы объяснить... Не люблю, когда что-то, происходящее со мной, от меня никак не зависит. На поле, например, я сам решаю, кому отдать мяч, как разогнать атаку, как обмануть противника. Я сам решаю за себя и сам делаю свою игру. И не хочу быть ничьей игрушкой. Ни в чем и никогда. Он вдруг бросил на Радамеля мимолетный взгляд, в котором мелькнуло нечто странное, не распознаваемое, и вновь поспешно отвернулся. А то сидел, пригвожденный к месту невесть откуда нагрянувшей мыслью, что, кажется, упускает что-то важное. Очень-очень важное...
- Монако- Вилль - место, где находится княжеский дворец, сердце княжества, можно сказать. Алекс, не отходя от машины, задрал голову, пытаясь рассмотреть скалу, на вершине которой и угнездился названный дворец. - Впечатляюще, - вымолвил он наконец. - И он тут стоит с давних пор? Радамелю, все это время украдкой любовавшемуся его тонким профилем, понадобилась пара мгновений, чтобы вернуться в этот мир и понять, о чем же он его спросил. - Эээ... Ты про дворец? Кажется, да, с давних. Сам понимаешь: крохотное государство, куча желающих сожрать и присоединить к себе, вот и приходилось принимать всевозможные меры для защиты. А на такую скалу сходу не заберешься. Умные были люди, что и говорить. Но мы с тобой их захватывать не собираемся, так что пошли. Думаю, нам пушечные выстрелы не грозят.
Они уже возвращались обратно, как вдруг две девицы весьма уверенного вида вдруг радостно заголосили: - Фалькао! Радамель! Фалькао! Он скривился недовольно, зная, что они не увидят его гримасы, вздохнул и, натянув на лицо приветливую улыбку, покорно, словно овца на заклание, повернулся к ним. Они быстро подлетели к нему, защебетали стандартную ерунду про то, как болеют за родной клуб и желают удачи, сделали кучу селфи, а затем неизбежно обратили внимание на Алекса, скромно стоящего в стороне. - О, а это кто? Этоже ваш новенький? Какой красавчик! - развязно пропела тощая блондинка с глазами навыкате, и Радамель вдруг почувствовал, как ему хочется дать ей хорошего пинка. - Бесполезно, Луиза, - томно протянула вторая, кудрявая, словно пудель, брюнетка, - мальчику явно нравятся, такие как я. И Радамель понял, что эту ненавидит ещё больше. Они обе тут же накинулись на Алекса, к счастью, не понявшему ни слова их их увлекательного диалога, со своим проклятыми селфи и мучили до тех пор, пока Фалькао не сжалился над его совершенно несчастными глазами и не вежливо вытащил его из цепких ручек.
часть 4, окончание - Это тоже наша работа, - невольно посмеиваясь, говорил он, пока они ехали дальше, так и не решив, куда именно. - Ты и сам это знаешь не хуже меня. Наверняка, тебя дома тоже поклонницы одолевали? - Да не особо, - коротко ответил Алекс, но поняв, что его собеседник ждёт более подробного ответа, продолжил: - До чемпионата только фанаты ЦСКА иногда просили сфоткаться или автограф дать. Но спокойно, вежливо, без такого вот... - он махнул рукой назад. - А вот после чемпионата - да. Там шумиха поднялась. И не сказать, что я этому был рад. Фалькао кивнул: насколько он успел изучить Алекса, тот однозначно должен был тяготиться публичной стороной их жизни. - Болельщики - это дело такое... - задумчиво проговорил он. - Сегодня тебя на руках носят, а завтра проклинают. Причём самые горячие поклонники громче всех и грязью поливают. - Это точно, - медленно ответил Алекс, и что-то в его голосе заставило Радамеля внимательнее к нему присмотреться. - А что? У тебя были проблемы с болельщиками? Повисла тягучая тишина. Алекс явно не горел желанием делиться очевидно неприятными воспоминаниями, и Радамелю очень хотелось проявить милосердие и сказать: не хочешь - не отвечай. Но предательсое любопытство было гораздо сильнее: чем фанатам мог не угодить этот мальчик, казалось, самой природой созданный для восхищения?! - Это после последнего чемпионата Европы было, - наконец нехотя сдался Алекс. - Мы там выступили позорно, из группы даже не вышли. Ну и все только и думали, как бы нас посильнее ударить. И вот вощвращаемся мы, идём в аэропорту, настроение кошмарное, только и думаем, куда бы спрятаться от всех, чтобы никто в душу не лез. И тут мне в лицо микрофон суют и орут: " Саша, а вам не стыдно?". Нет, нас конечно, предупреждали, чтобы не поддавались на провокации, но я, дурак, все-таки спросил: " За что стыдно?".Я, правда, просто хотел уточнить, что они имели в виду! А рвздули все так, будто я нагло заявил, что мне нечего стыдиться. Ох, и началось тогда... Он замолк, болезненно скривив губы, и Радамель, уже проклявший свое любопытство, был этому дико рад. О да, он прекрасно понимал, что началось. Такая неосторожная фраза от игрока провалившейся команды - это же манна небесная для жадных и хищных журналюг, клацающих зубами в поисках новой жертвы. Он почувствовал, какой горячей жалостью к этому нахохленному мальчишке затапливает сердце. Господи, это ж ему всего двадцать тогда было! И в таком возрасте стать объектом всеобщей травли... Он еле удержался от почти неодолимого желания обнять. Просто так. Чтобы утешить. Чтобы помочь. - И как все обошлось? - он сам удивился тому, насколько изменился его голос, но Алекс ничего подозрительного не заметил. - Да никак, я просто в интернет перестал заходить, чтобы не читать, Вот и всё. Родители больше переживали... Фалькао машинально крутил руль т ошеломленно думал, какая же сила воли у этого совсем юного парнишки, если после такого случая он не бросил жестокий спорт, не озлобился, а наоборот, нашёл в себе силы упорно работать и стать гораздо лучше, чем был. И в груди его, там где совсем недавно гнездилась жалость, расправляло крылья какое-то новое, всеобьемлющее, доселе неведомое чувство.
- Ла- Кондамин - деловой центр Монако. - Это здесь крутятся те миллионы, которых мы никогда не заработаем? - В точку. Алекс помолчал, напряженно покусывая губу. Радамель усилием воли заставил себя отвести взгляд от этой, безумно волнующей его картины. - Такое крошечное местечко, полтора жителя - и миллионы, миллиарды денег. В то время как например в Калтане, который в шестнадцать раз больше, живут точно такие же люди, но хорошо, если пара миллионов на всех наскребется. Как же... несправедливо... Радамель хотел было сказать, что справедливости вообще не существует в этом мире, как вдруг замер, пораженный одной сумасшедшей мыслью. Если рядом с ним сейчас сидит этот мальчик, то, возможно, справедливость все же существует.
нафантазировалосьЖук и Криш насмерть разругались, тренер Юве в отчаянии звонит Луке: выручай, мне с ними не справиться, тебя они послушают. Криш с Жуком в скайпе наперебой обвиняют друг друга: "уберите от меня этого балканского волкодава" - "да я срать на одном поле с этой звезденью не сяду". Лука, вздыхая, увещевает их: как не стыдно, вам уже четвертый десяток, лбы здоровенные... а ну быстро повернулись друг к другу и пожали руки... я сказал, пожали, а не вывихнули! ну что с вами будешь делать...
Тед Смолл всегда был очень крут, и знал это. Он был лучшим игроком страны, и это он тоже знал. За ним охотились отличные клубы, пусть и не первой величины, в его подружках числилась известная светская львица, пусть и не первой свежести. Он был местной звездой, и это наполняло его радостью, а его счёта - миллионами. А потом настал чемпионат, который должен был стать его звездным часом, но по какой-то прихоти судьбы стал полным фиаско... И после вылета своей команды Тед Смолл долго, в полном одиночестве сидел на поле и пустыми глазами смотрел на пустые трибуны. И все, что он сейчас знал, - что больше ничего не знает. Простите))
Артур Покмарк любит футбол, себя в футболе, шумное веселье и Гарри Смита. Гарри идеально сочетается со всем этим, кроме веселья. И потому Артур согласен проводить вечера с Гарри на диване, укутавшись в старый плед и мирно потягивая горячий кофе. Артур много что любит. Но Гарри Смита он любит больше.
Анон с ФГ понимает, что всех достал, но ничего не может с собой поделать (( Пристукните его, чтоб не мучился(( часть 5Памятуя о беспокойной ночи накануне, Фалькао ложился в постель с лёгким страхом, который, однако, не оправдался. Сны все так же бродили вереницей в его усталом мозгу, и Александр Головин все так же искусно играл в них главную роль (жаль, Оскара за сны не дают, он был бы главным претендентом!), но при этом все было как-то смутно, размыто, словно прикрыто наброшенной дымчатой пеленой. Ничего конкретного в них не было, лишь чувства, эмоции, ощущения, но все это, словно через призму добра и света, было проникнуто теплом и радостью. Так что, проснувшись, он, не в пример дню минувшему, чувствовал себя вполне бодрым и готовым к подвигам. Но это оптимистичное настроение вмиг превратилось в свою противоположность, стоило ему вспомнить, что сегодня был день матча за Суперкубок. Нет, он, конечно, искренне волновался за команду, вот только... Что-то странное происходило с ним в последний месяц. В его сознании со скоростью болида Формулы-1 мчались странные трансформации и искривления понятий. Так, улыбка одного конкретного парня стала важнее титула и трофея, шикарный Ла-Кондамин отныне и навсегда превратился в символ вселенской несправедливости, а простая и однозначная фраза "Сегодня день матча" странным образом в его сознании переправилась в: "Завтра команда возвращается". А если не кривить душой и довести метаморфозу до ее логического завершения, то из сухого первоначального варианта, словно бабочка из кокона, вылетало, расправляя крылья, честное и беспощадное: " Сегодня наш последний день наедине". И поэтому он махнул на все рукой, забил на грядущую взбучку от Жардима за вопиющее нарушение порядка и сократил тренировку до минимума, не обращая внимания на недоуменные взгляды персонала. В конце концов, у него имелось железное оправдание: не мог же он пропустить матч! Поэтому в назначенное время он крикнул Алексу, чтобы тот закруглялся, и они удобно устроились вместе со всеми оставшимися на стадионе сотрудниками в большом холле перед экраном. Впрочем, через два часа стало понятно: лучше бы они этого не делали...
Настроение и так было отвратительное, а после столь внушительного разгрома команды стало ниже некуда. Срочно требовалась порция позитива, и Фалькао с его трансформировавшимся сознанием точно знал, где кроется его источник. И судя по кратким, но весьма говорящим взглядам, что на него бросал не менее хмурый Алекс, тот знал тоже.
- Куда сегодня? Радамель удивлённо покосился на Алекса, уставившегося на него с нетерпением. Глянь, как осмелел! Даже сам начал разговор, вместо того, чтобы сидеть испуганно, словно ученик, не выучивший урок. И стекло опустил, даже забыв спросить разрешения. И он не мог не признать, что эти перемены ему безумно нравятся. - Дай подумать... Ты как относишься к Японии? Алекс, явно удивившись неожиданному вопросу, неопределённо пожал плечами и поджал губы. - Понятно, - ухмыльнулся Радамель. - А к розам? Тот сверкнул на него кратким взглядом исподлобья и глухо хмыкнул: - Пожалуй, к Японии лучше. - Я знал, что ты так ответишь, - очень довольный собой, заявил Фалькао. - Значит, японский сад. Поверь мне, ты не пожалеешь.
- Ну что, я был прав? - По-моему, ты всегда прав, - выдохнул Алекс, все ещё находящийся под впечатлением. - Никогда бы не подумал, что это настолько красиво, а главное, наполняет душу таким покоем. Именно то, что нужно сегодня. Радамелю очень хотелось спросить, что такого необычного именно сегодня, но он предпочел списать эти слова на проигранный матч. Конечно, никому такое оптимизма не добавит, не так ли? И всё. Точка И не нужно, нельзя искать в самых простых словах затаенный смысл! Иначе не справиться с сердцем, которое вдруг начинает колотиться, словно в последний раз в жизни, и вспыхивающими перед глазами картинами, от которых жидкий огонь несётся по венам, а во рту все пересыхает, словно под палящим солнцем пустыни.
- На самом деле, говоря о Японии и розах, я их не так просто объединил в одном предложении. Японский сад и розарий тесно связаны с принцессой Грейс, оба они заложены в её честь. Ты же знаешь про неё? - Ну так... В общих чертах. Слышал, что она была актрисой вроде как, потом вышла замуж за местного князя, а потом умерла. - В общем и целом, верно, - он одобрительно кивнул головой. - Только имей в виду, что для жителей Монако Грейс Келли - почти святая. Её образ очень высоко почитают и искренне превозносят. Да и вообще... - он прервался, сворачивая на шумный проспект, - считается что это идеальная история любви. Алекс буркнул себе под нос что-то невнятное, от чего Радамеля вмиг охватило странное волнение. И не успев подумать, насколько уместен для их трёхдневного общения этот вопрос, он ляпнул: - А как ты к ней относишься? - К кому? - Любви, кому ж ещё, - проворчал Радамель, внимательно разглядывая маячивший перед ним массивный синий багажник. Впрочем, что-то подсказывало, что будь это задница гиппопотама, никакой разницы он бы просто не заметил. Алекс помолчал пару секунд, после чего неожиданно взлохматил волосы и сцепил на колене пальцы в замок. - Да никак особенно. Говорят, что она есть. Правда, точно так же говорят, что на Луне живут лунатики. - То есть не веришь? - упрямо допытывался Радамель. - Ну почему сразу не верю... Может, она и есть. - А у тебя, значит, её не было? Разговор давно перешёл за грань допустимого между игроком команды и её капитаном, но остановиться он был уже не в состоянии. Ему вдруг стало жизненно необходимо получить ответ на этот вопрос, который вмиг стал важнее всего сказанного между ними за эти три дня. - Наверно, все же нет. Не было, - медленно, но твёрдо ответил Алекс, тоже, видимо, безумно увлечённый синим багажником, и Радамель вдруг понял, что чувствуют приговорённые к смерти, получившие помилование. - Но ведь был же наверно кто-то? - продолжал он допытываться уже с лёгким сердцем, из неуемного любопытства, которое тоже в присутствии одного русского претерпевало потрясающие изменения. - Была девушка, да, - ответил Алекс настолько безразлично, что Фалькао невольно посочувствовал неизвестной ему бедняге. - Но это не то. Все время было ощущение, что как-то это неправильно, не так, как должно быть. В конце концов, мы просто мирно расстались, без каких-либо претензий друг к другу. - Ясно, - это было все, что смог ответить Радамель, но в следующий же миг понял, что это были только цветочки, ибо Алекс, развернувшись к нему вполоборота, уставился пронзительным взглядом прямо ему в глаза и странным, бархатным голосом спросил: - А ты любил кого-нибудь? Видимо, Фалькао точно сошёл с ума, если ему даже в голову не пришло рассердиться на столь вопиющее нарушение субординации. Многие игроки команды, которым влетало по первое число за гораздо меньшие прегрешения, увидев такое, просто -напросто решили бы, что их жёсткого капитана подменили инопланетяне. А он сам и не думал обо всей этой ерунде. Он отчаянно искал ответ на заданный вопрос. Привычно стукнулась в сознание мысль о Киллиане, но почему-то сейчас она показалась пустой и ничтожной и этим новым сознанием была безжалостно отметена. А больше особо и говорить было не о чем: не вспоминать же в контексте разговора о любви те легкие и необременительные связи, что он заводил время от времени. - Нет. Не любил, - ответил он глухо, изо всех сил стараясь не смотреть в глаза Алекса, потому что дико боялся увидеть, что же в них отразится при этом. "Да, не любил. Но, кажется, все впереди", - мерзавец в голове был на удивление серьёзен, и впервые Радамель был с ним совершенно солидарен.
Вечер неуклонно стремился к свиданию с ночью, а отведённое им время утекало все быстрее и безжалостнее. Он лихорадочно перебирал в уме варианты, куда поехать напоследок, как вдруг его посетила самая сумасбродная и, наверно, самая правильная мысль. - Слушай, - начал он, почему-то волнуясь, - здесь есть ещё куча мест, указанных во всех путеводителях, которые стоит посмотреть, но мне вдруг пришла на ум немного иная идея. Ты любишь пиццу? - Пиццу? - недоуменно повторил сбитый с толку Алекс. - Люблю, но... - Знаешь, ни один народ не готовит пиццу так, как итальянцы, но ни один итальянец не делает это так, как Микеле. Алекс коротко усмехнулся и решительно кивнул: - Поехали к Микеле.
часть 5, окончаниеСворачивая к небольшому неприметному ресторанчику, коих в городке Эз, на полпути между Ниццей и Монако, были десятки, он невольно вспоминал, сколько раз он тут был. Нет, они с Микеле не были закадычными друзьями, теми, что постоянно на связи, отдыхают вместе и пьют пиво по вечерам. Но именно сюда он пришёл первым делом после возвращения из неудачного вояжа в Англию, когда приполз обратно во Францию, словно побитый щенок. Именно сюда он приводил Киллиана и, обнимая его, любовался на пламенеющий закат. Именно тут он впервые за много лет напился до потери сознания, когда расчётливый мальчишка радостно свалил в ПСЖ, заявив, что его карьера неизмеримо важнее даже тысяч любовников, что уж говорить об одном-единственном. И именно Микеле слушал его пьяные излияния, а наутро, даже не потревожив его беспокойный сон, доставил домой так, что никто ничего не узнал. И если все это не называется одним коротким словом "дружба", то тогда Радамель вообще ничего не понимал в этой жизни.
Прошёл почти год с тех пор, как он был тут в последний раз, но Микеле кивнул ему так же легко и просто, словно они виделись вчера. И лишь задержавшийся на Алексе, излишне внимательный взгляд, в котором отчетливо провечивали одобрительные нотки, говорил о многом.
- Пицца была божественна, - наконец произнёс Алекс, - я и не пробовал никогда такую. - Я же говорил, - машинально отозвался он, не сводя с него глаз. Вот уже почти полчаса они сидели на скале и вновь, как тогда, пару лет назад, смотрели на готовящееся ко сну светило, раскрасившее небо в хоровод самых невероятных цветов. Алое, розовое, малиновое металось посреди голубого и лазурного. И точно так же метались его мысли и чувства. Алекс сидел на земле, слегка откинувшись назад и оперевшись руками, и, глядя на это, Радамель готов был скрипеть зубами от невозможности того, чего сейчас хотелось больше всего на свете. Желание, которое он в последние два дня вроде бы научился успешно подавлять, вдруг нахлынуло вновь, да с такой силой, что он до боли стискивал кулаки, впиваясь ногтями в ладонь. Лаская Алекса жадным взглядом, он мог думать только об одном: как же нечеловечески хочется подойти, схватить, опрокинуть на землю, жадно пройтись ладонями по всему телу, нетерпеливо расстегнуть к чертям эту проклятую рубашку, прильнуть горячими, истосковавшимися губами к этой бледной коже груди, а затем властно впиться в изумленно приоткрывшиеся губы. Лаская, присваивая, захватывая, подчиняя и подчиняясь... - Что? - спросил Алекс, не отрывая взгляда от заката и не меняя позы. Фалькао потребовалась пара мгновений, чтобы вынырнуть из сладкого и завораживающего мира грёз, в котором Алекс уже невольно стонал и откидывал голову, подставляя шею под торопливые поцелуи. - Что "что"? - срывающимся голосом спросил он, изо всех сил стараясь говорить спокойно. - Что ты так на меня смотришь? Он стиснул зубы, сглотнул, яростно обругал себя за безволие и стремительно поднялся: - Пошли. Темнеет. Надо возвращаться.
Вот уже третий раз они сидели в машине возле дома Алекса, но сегодня все было иначе. Ощущение, что это конец того, чему не суждено было даже начаться, душило и рождало внутри вихрь отчаяния и отрицания. Надо было, как накануне, спокойно улыбнуться, пожелать спокойной ночи и поехать обратно. Обратно в свою одинокую, неустроенную и, кажется, бессмысленную жизнь. Надо было. Но не было никаких сил это сделать. И, кажется, Алекс чувствовал то же самое. Иначе как объяснить, что он, доселе сверливший взглядом асфальт перед собой, вдруг поднял голову, пристально посмотрел в его глаза и сказал тихо-тихо: - Завтра все возвращаются... А сегодня последний вечер... Он осекся, не пояснив, что он имеет в виду, но для Радамеля и этого было достаточно. Даже у металла есть предел, за которым он ломается. А он был живым, из крови, плоти и души. Бурлящей крови, изнывающей плоти и плачущей души. Кажется, на Луне все же живут лунатики...
И окинув Алекса последним взглядом, увидев, поглотив, впитав в себя его блестящие и отчаянные глаза, его дрожащую, закушенную губу, его тяжёлое дыхание, его нервно сжимающиеся пальцы, он послал всё к черту, рванул Алекса к себе и жадно, нетерпеливо, неистово впился в его губы.
ФГ - анон ничего не собирался сегодня писать, но что-то его офигеть как стукнуло сегодняшней новостью про Сашку. Поэтому он снимает стресс единственным доступным способом. Чудесному, милому, талантливому Сашечке Головину здоровья , быстрого восстановления и все титулы мира! чойта до НЦы далеко?!))))) Однажды, ещё в далёкой и беззаботной юности Радамель на спор прыгнул с парашютом. Он не особо горел желанием это делать, но прд насмешливым взором его противника деваться было некуда, и он, сжав нервы в кулак, шагнул в синюю пустоту. И задохнулся от острого, ошеломительного, невероятного восторга полета и свободы. С тех пор минуло много лет, промелькнула куча событий, как хороших, так и совсем наоборот, но никогда больше так не хотелось орать на весь мир от счастья, ибо иным образом выразить шквал чувств просто невозможно. Никогда, пока его губы не прикоснулись к губам Алекса.
На их немноголюдной тихой улочке, запертые в машине, они были словно отрезаны от всего мира в полутьме, казавшейся пропуском в мир сюрреальности. Изредка проносящиеся по их лицам отблески фар пролетающих мимо авто лишь усиливали это впечатление и придавали всему происходящему оттенок призрачного видения, готового развеяться в любой момент. И именно это сейчас было бы подобно так пугавшему его тогда удару о землю с многокилометровой высоты.
Каким-то остатком здравомыслия, чудом функционирующим в этом безумии, он понимал, что должен быть мягким и нежным, если не хочет испугать мальчишку. Но ничего не мог с собой поделать. Он знал, что вот сейчас, в эту секунду, или в следующую, или в следующую за следующей, Алекс придёт в себя и возмущённо оттолкнет его. И все, что останется одному колумбийскому болвану, вновь умудрившемуся потерять голову из-за того, кого нельзя, это вспоминать и корчиться одинокой ночью от несбыточности своей мечты. И поэтому он целовал яростно, жестоко и напористо, пытаясь запомнить его манящий вкус и запах, ощущение его гибкого тела под руками, каждую долю секунды этого поцелуя, каждый судорожный вздох Алекса, каждое его движение навстречу - господи, навстречу! Одной рукой нетерпеливо комкая в кулаке мягкую ткань футболки на спине, другой он жёстко держал его за затылок, не давая отстраниться. Губы мальчишки были мягкими, податливыми и приветливо отдающими чем-то свежим, юным, нестерпимо напоминающим детство, морской прибой и прохладный бриз. Он жадно, почти ничего не слыша от грохота сердца в ушах, облизывал их, втягивал себе в рот, прикусывал, еле удерживаясь, чтобы не прокусить до крови, а затем, усилив нажим и заставив его сдаться и приоткрыть рот, тут же ворвался языком внутрь и принялся торопливо изучать его. Узнавать, поглощать, впечатывать его в себя, а себя в него. Хрупкое тело, стиснутое в его руках, ощутимо дрожало, но попыток освободиться Алекс пока не делал, и от этого дурманящего ощущения хотя бы секундной вседозволенности срывало крышу окончательно. "Сладкий... Какой же ты сладкий! - колотилось в взбудораженном сознании. - Какой же ты невероятный, маленький мой! Мой... Мой, мой, мой!". Возбуждение захлестывало с головой, подобно смертоносному цунами, стояло так, как не бывало со времён гормональных бурь бесшабашной юности. Внутренний зверь, которого так неплохо удавалось держать в узде, оскалившись, рвался на волю и требовал взять мальчишку прямо здесь и сейчас. Доказать и себе, и ему то, что в глубине души знал с первого взгляда. Что Алекс принадлежит ему. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. И именно в тот миг, когда сдерживать себя стало почти невозможно, Алекс, наконец, упёрся ладонями в его грудь и с видимым усилием отстранился. Тяжёлым, затуманенным взглядом Радамель прошелся по его лицу. Совершенно безумные и ставшие огромными глаза, нервно раздувающиеся ноздри, распухшие губы, которые он то и дело облизывал кончиком языка... Сознание на автомате фиксировало каждую деталь, каждый штрих этого сумасшествия, не зная, повторится ли оно хотя бы раз. Где-то на задворках разума прошелестела мысль: что же он сделает в ответ? Врежет ему, закатит истерику, обольет презрением, зарыдает, выскочит из машины? Или... Потянется за новым поцелуем?! В его голове пронеслась масса вариантов, кроме, разумеется, правильного. - Смотри-ка, а они правы были, - медленно протянул Алекс, трогая пальцем свою нижнюю губу. Радамель, словно кобра за дудочкой факира, провожал глазами это движение, и поэтому лишь через пару мгновений смог выдавить: - Кто?... И в чем? - Ребята из моего клуба. Когда я уезжал, они мне наперебой сообщали, что в Европе каждый второй футболист - гей, и весело ржали, советуя беречь свою невинность, как зеницу ока. - Вот как! А ты не испугался страшных геев? - через силу усмехнулся он, все ещё держа его в объятиях и медленно гладя по спине. Алекс открыл рот, чтобы ответить, но вдруг, словно вспомнив что-то, сдавленно фыркнул и издал короткий смешок. - Ты чего? - Да так... Анекдот один на ум пришёл, слишком уж он в тему. - Какой? - Идёт мужик ночью один по кладбищу. Ужасно боится, трясётся весь. Вдруг видит: другой мужик идёт. Он к нему: "Пошли вместе, а то я боюсь один". Тот отвечает:" Ну пошли, без проблем! ". Вот идут, болтают, весело стало, и тут второй спрашивает: "А ты собственно, чего боялся-то?". "Покойников, конечно". Второй удивлённо: "А чего нас бояться?". Вопреки всей бредовости ситуации Радамель не мог не рассмеяться, пока его вдруг не окатило пониманием того, что же хотел сказать Алекс этой байкой. - Ты имеешь в виду... - он прервался, ибо безумно страшно стало продолжить и получить презрительное и категоричное "Нет!" в ответ. - Конечно, - прошептал Алекс, вдруг оказавшись так близко, что почти задевал его губы своими. - Я сейчас должен ответить на твой вопрос как тот мужик. "А чего нас бояться?". Сказать, что его окатило счастьем, значит, не сказать ничего. Его рпсплющило, смяло, раздавило, разобрало на атомы и тут же воссоединило обратно. И все, что он мог сделать, всё, чем он мог это выразить, это вновь прижаться к манящим его губам. - Не могу поверить, что ты тоже, - прошептал он, когда наконец от нехватки кислорода стало стучать в ушах, и пришлось оторваться. Даже в полумраке было видно, как вспыхнул Алекс. - Ну... Чисто технически, наверно, не совсем, не тоже, если учесть, что... Он замолк, вконец смутившись, но Радамель каким-то обострившимся чутьем догадался, что он хотел сказать. Если учесть, что никого у него не было. И от осознания, что он станет - а теперь он не сомневался, что станет! - первым, что только ему этот сказочный мальчик готов отдаться и вручить своё тело, захотелось заскулить. Вновь прижав его к себе, вплетя пальцы в волосы, он оттянул его голову назад и впился в тонкую беззащитную шею. - Господи, какой же ты... - кое-как простонал он в промежутке между почти жестокими ласками. - С ума схожу от тебя... Прости... Хочу безумно! Алекс, прижимавшийся к нему всем дрожащим телом и судорожно гладящий по голове, на миг замер, а потом горячечно прошептал: - Пойдём ко мне. Радамель словно застыл от осознания того, что именно ярким всполохом ворвалось в сознание. Через несколько минут они могут оказаться в месте, где есть кровать, на которую можно будет швырнуть мальчишку и тут же навалиться сверху, ожесточенно срывая одежду. Господи Боже... Дико задрожали руки, и неистово заполыхало в низу живота. - Ты не представляешь, как рискуешь, - криво усмехнулся он. - Пока ещё худо-бедно я могу себя сдерживать, но как только мы окажемся наедине за закрытыми дверями, я за себя не ручаюсь. Его руки в это миг, наконец, вытащили футболку из-за пояса джинсов и жадно вцепились в горячую и, действительно, как он и предполагал, шелковистую кожу спины. Алекс в ответ коротко простонал, изогнувшись, и сильнее прижался к нему. - Что ты творишь, маленький? - еле удалось выговорить в пылающее ухо, прямо перед тем как укусить пухлую мочку. - Прекрати играть с огнём. Я, кажется, сейчас сдохну, если не возьму тебя. Сладкий мой... Алекс что-то прошипел по-русски, резко оттолкнул его и, тяжело сглотнув, процедил: - Вот видишь... Я же не могу допустить безвременной смерти моего капитана. И не промолвив больше ни слова, громко выдохнул, рывком открыл дверь и быстро, не оглядываясь, пошёл к дому.
ФГ-анон извиняется, что он несколько не вовремя, но ему не терпится) А ещё он очень хочет ещё раз пылко поблагодарить всех, кто читает его пописульки, отзывается и ждёт продолжения. Без ваших тёплых слов он бы точно ни в жисть столько не настрочил. Спасибо вам всем огромное!!!! предупреждаю, рейтингПоднимаясь вслед за Алексом по показавшейся бесконечной лестнице, Радамель, во-первых, пытался убедить себя, что все происходящее - не сон. Во-вторых, невольно глазея на резво мелькающую перед ним задницу, вспоминал правила испанского языка, дабы сбить уровень возбуждения, который стремительно приближался к критической отметке. А в-третьих, впервые в жизни отчаянно жалел о том, что природа так щедро его наградила. Вообще-то обычно это всегда было поводом для гордости: ещё ни один его любовник - случайный или более - менее постоянный - не остался недовольным. Вот только проблема была в том, что до сих пор ни разу в жизни ему не доводилось иметь дела с девственниками. Скрепя сердце, он признавал, что это - явно не его стезя, и лучше бы Алексу для знакомства с запретными удовольствиями выбрать кого-то иного. Правда, при одной мысли о том, как его хрупкий Алекс выгибается под другим огромным, голодным мужиком, ярость клркотала лавой, не находящей выход из кратера вулкана. И все-таки остатками совести он понимал, что обязан сделать всё, чтобы уберечь мальчишку от ошибки. К этому моменту они, наконец, достигли своей цели, и Алекс остановился, завозившись с замком. Радамель с отчетливым холодком в душе понял: это - последний рубеж, сохраняющий его от безумия, от которого не исцелиться. Как только он ступит через порог этой квартиры, дороги назад, в его размеренное, мирное, бесстрастное существование уже не будет. Поэтому, подойдя так близко, что было слышно сбившееся дыхание Алекса, он, изо всех сил стараясь не обращать внимание на яростно бунтующую плоть, прошептал: - Алекс, маленький... Мне дико не хочется это говорить, но я обязан. В моём лице ты всё-таки сделал очень плохой выбор. Не оборачиваясь, тот замер и после секундной заминки ответил совсем не в тему, словно и не услышав сказанное: - Наконец-то... Это в первый раз. - Что? Ты о чем? - удивлённо протянул сбитый с толку Радамель. - Ты первый раз за все время назвал меня по имени. Я так долго этого ждал. Радамель растерялся и невольно закопался в памяти. - Разве? - Именно, - охотно кивнул Алекс, по-прежнему не сдвигаясь ни на шаг. - И... Мне очень хочется, чтобы сейчас ещё кое-что случилось в первый раз . - Мальчик... - почти простонал он, из последних сил удерживаясь от того, чтобы прижаться всем телом, вжаться грудью в спину, губами в затылок, а горящим членом в такую манящую задницу. - Я слишком плохой вариант для первого раза. Для тебя было бы гораздо лучше найти другой. - Не хочу другой, - голос стал резче, и в нем, удивительным образом сочетаясь, проскользнули нотки жёсткой решимости и детской обиды. А затем Алекс, наконец, развернулся к нему лицом и, мучительно залившись краской, но с лихой смелостью глядя прямо в глаза, отчеканил: - Я только тебя хочу.
Все. Он сделал все, на что был способен. Это и так было намного больше, чем он мог себе предположить ещё месяц назад. Любая чаша ждёт своей последней капли. А такие отчаянные в своей откровенной искренности слова мальчишки были не просто жалкой каплей. Они хлынули ливнем, сносящим в своей первозданной свободе все запреты и правила.
Толкнув его к так и не поддавшейся двери, он ненасытно прижался уже успевшими соскучиться губами к его податливому рту, всем изнывающим телом - к его, такому вожделенному, а затем почти прорычал: - Если ты сейчас не откроешь эту чертову дверь, я её выломаю. И моли Бога, чтобы не тобой.
Когда они, наконец, ввалились в квартиру, и ему не пришлось портить чужое имущество, автоматически включился гостеприимный свет, так что он на миг машинально прикрыл глаза от рези. Поэтому он пропустил момент, когда вдруг стало пусто и неуютно, а затем обнаружил, что парнишка ловко вывернулся из его объятий и с неожиданной силой тащит его в глубь квартиры. - Ну вот... - очутившись в небольшой спальне, Алекс сдавленно замер и отпустил его руку, потупив глаза. Фалькао не мог не усмехнуться при виде вновь заалевших щёк: не такие уж мы храбрые и раскованные, какими хотим казаться! - Иди сюда, мой маленький, - шепнул он с удивившей его самого нежностью и, притянув к себе за руку, вновь начал целовать, не в пример бережнее, чем до этого. Эта медлительность давалась ему титаническими усилиями: навскидку он и припомнить не мог, когда тратил столько времени на прелюдии, но сейчас всеми его действиями руководила назойливая мысль, что у мальчишки это будет в первый раз. А значит, он обязан сделать все, что может, и даже больше, чтобы воспоминания об этой ночи навсегда остались приятными и светлыми, а не перепачкались грязью и болью, как это, увы, бывает слишком часто.
Осыпая поцелуями его лицо, щеки, подбородок, шею, он тем временем аккуратно позволил себе покуситься на большее и опустил руки, до того целомудренно лежащие на талии, ниже и наконец добрался до такой желанной задницы. Алекс в ответ заметно вздрогнул, но противиться не стал, и, ободренный этим молчаливым согласием, Радамель слегка ослабил вожжи и, жадно стиснув две округлые половинки, крепко прижал его к себе. Алекс тихонько пискнул, но вновь ничего не предпринял. И в общем, это было более чем понятно, если принять во внимание, с какой готовностью упёрся в Радамеля его вполне себе задорно стоящий член Что ж... Кажется, он и так сегодня проявил чудеса самообладания и альтруизма, но всему есть предел. И он его достиг.
Содрать с мальчишки футболку было делом секунды. Увидев его наконец-то обнажённым, хотя бы наполовину, он слегка отстранился и замер на миг, жадно разглядывая. Молочно-белая кожа с рацветающими красными пятнами, выпирающие тоненькие ключицы, которые, кажется, так легко сломать, явно различимые ребра... Он был похож на фарфоровую куклу, которую хотелось немедленно поставить на полку и сдувать пылинки, чтобы не дай бог не повредить. Вот только у куклы на этот счёт было своё мнение. - Налюбовался? - едва ли не зло поинтересовался тот и, вновь опустив взгляд - Радамель очень сильно предполагал, что для того, чтобы скрыть постоянно одолевавшее смущение, - принялся дергано расстёгивать ремень на джинсах. От этого зрелища возбуждение ушло на какой-то новый виток, о возможности которого он и не подозревал. Собственные джинсы вмиг стали чем-то вроде камеры пыток, из которой необходимо было вырваться сию же секунду. Алекс, в конце концов, выиграл тяжелую битву с непокорными штанами и, не переставая упрямо пялиться в пол и кусать несчастные губы, скинул их и остался в одних трусах. Фалькао тяжело сглотнул, непроизвольно облизнулся и, словно со стороны, услышал свой голос: - У тебя неплохо получается. Может быть, ты и мне поможешь? Он вновь притянул его к себе и, взяв за руку, хотел было положить ее на пряжку своего ремня, но тот вдруг отдернул ладошку и лихорадочно прошептал: - Выключи свет. Пожалуйста... Фалькао на миг опешил от такой неожиданной просьбы, не особо вязавшейся со всем предыдущим поведением Алекса, но уже в следующую секунду его накрыло тёплой волной понимания, от которого захотелось широко улыбнуться.
ФГ, рейтинг, продолжениеРебёнок... Господи, какой же он ещё ребёнок! Строит из себя уверенного, прожженного всезнайку, а сам трусит просто до безумия и стесняется заниматься любовью при свете, но скорее сдохнет на месте, чем озвучит это вслух или пойдёт на попятный. Страсть, до сего момента безраздельно владычествовшая в его сознании, беспрекословно продвинулась, чтобы поделиться местом с щемящей нежностью, залившей душу. И вместе, дополняя друг друга и перетекая одна в другую, они в этот самый миг переплавлялись в нечто иное. Чувство, которому давно дали имя в мире людей, но которое каждый человек каждый раз определяет для себя по-новому. И даже если бы до этого момента у него ещё и оставались какие-то сомнения в правильности происходящего, то в этот миг они бы рассеялись без следа. Ибо он просто был не в силах отказаться от того счастья, хрустального, тонкого, звенящего, что так доверчиво и вместе с тем настойчиво было протянуто ему на узкой мальчишеской ладошке.
Щелкнув выключателем и погрузив комнату в таинственный полумрак, он быстро подошёл к светлеющему силуэту. - Ну так как, поможешь? Вместо ответа тонкие пальцы побежали по пуговицам его рубашки и довольно быстро справились со своей задачей. Рубашка отлетела в сторону, а пальцы, оказавшиеся так приятно прохладными, прикоснулись к груди, уже далеко не так смело. От того, как Алекс осторожно гладил его тело, он едва не взвыл и со всей силы вжал обнажённого мальчишку в себя. - Что ты со мной делаешь, маленький? Откуда ты взялся такой на мою голову?! - прохрипел он, даже не замечая, что путает испанские и английские слова, и с силой толкая Алекса к кровати.
Когда они, наконец, упали на неё, и сбылось одно из самых пылких его желаний - почувствовать мальчишку под собой, - он вдруг понял, что может кончить вот прямо сейчас. Только от того, как тот тяжело дышит под ним, как торопливо запрокидывает голову и подставляет на потеху ненасытным губам истерзанную шею, как пытается подавить стоны, но у него ничерта не выходит, как нетерпеливо сам жмется к нему, стараясь потереться пахом в бесплодных попытках утолить жажду, что, судя по всему, сжигает его ничуть не меньше... - Какой же ты сумасшедший, мальчик... - задыхаясь, шептал Радамель в промежутках между не то поцелуями, не то укусами. - Какой же ты невероятный! И за что мне такое досталось?! Мой мальчик... Только мой, слышишь! Никому тебя не отдам! Никогда и ни за что. С ума схожу от тебя, маленький... Радамель сам не понимал, откуда льется этот неунимающийся поток невыносимо приторных и сладких нежностей - раньше ему это было совсем не свойственно - но почему-то останавливать его не было никакого желания. Непонятно, разобрал ли Алекс хоть слово из его горячечного бреда, но судя по тому, как он вздрагивал в ответ и стискивал пальцы, запущенные в его волосы, что-то до его сознания все же доходило. И от этого почему-то становилось ещё жарче и тяжелее дышать. Огонь, уже давно мчащийся по венам, и каменный член, готовый вот-вот взорваться, требовали разрядки все настойчивее, и он сполз с поцелуями ниже. Нащупав маленький сосок, он жадно втянул его в рот, грубовато лаская языком, а затем безжалостно прикусил, наслаждаясь громким вздохом в ответ. Несколько раз повторив это, он не без сожаления выпустил твёрдый комочек изо рта и, не отрывая губ от шелковистой кожи, заскользил ниже. Мышцы живота вмиг напряглись, а сам Алекс сдавленно застонал, стиснул простыню и выгнулся навстречу шершавому языку. Радамель ухмыльнулся: кажется, у мальчика нашлось одно слабое место, надо учесть на будущее. Целуя, вылизывая, покусывая плоский живот и ловя немалое наслаждение от того, как бурно Алекс реагирует на эти ласки, он завис надолго. И мог бы развлекаться таким образом ещё дольше, если бы собственный организм не заорал отчаянно, что сейчас просто сдохнет, если немедленно не получит желаемое. Оторвавшись, наконец, от живота он опустился ещё ниже и аккуратно накрыл член Алекса ладонью, с удовольствием отметив, что стоит у того ничем не хуже. Алекс ахнул, простонал что-то на родном языке и вцепился пальцами в его плечо, не то желая оттолкнуть, не то наоборот. - Что, мой сладкий? - Радамель не смог отказать себе в удовольствии немного поиздеваться и быстро отнял руку. - Не нравится? Мне прекратить? И едва не рассмеялся, услышав, как тот возмущённо зашипел и зашарил в темноте, пытаясь вернуть сбежавшую руку обратно. - Кажется, все-таки нравится, - самодовольно констатировал он и вновь обхватил его член, проходясь по всей длине. - А сейчас, уверен, понравится ещё больше. И, наклонившись, он провёл языком по члену, отчаянно дернувшемуся в ответ, торопливо облизал головку, а затем жадно накрыл его ртом. Протяжный стон Алекса, больше похожий на крик, был ему наградой за старания. А вырвавшееся из искусанных губ негромкое: "Ещё... Пожалуйста, ещё... Не останавливайся..." было самым прекрасным, что он вообще слышал в этой жизни. И это окончательно сорвало все тормоза.
Все. Больше ждать он не мог. Продолжая ласкать его ртом, он аккуратно пробрался в святая святых и, обмирая от желания, скручивающего судорогой, и пытаясь унять дрожь, принялся бережно разминать вожделенное отверстие. Мальчишка, до того извивавшийся на простынях, вмиг застыл, сжался и словно заледенел. Радамель, в общем, ожидавший подобной реакции, быстро отстранился и рывком поднялся вверх, вновь припав с поцелуями к тонкому лицу. - Алекс, мой маленький, мой хороший, - исступленно умолял он, - я понимаю, что тебе страшно... Но пожалуйста, малыш... - Ничего мне не страшно! - вдруг перебил его возмущённый шепот. - И можешь не продолжать. Я и так все знаю: и про "немного будет больно", и про "надо расслабиться и потерпеть". Просто... - его голос прервался на пару мгновений, - немного неожиданно, когда оно вот так, на самом деле... Так что не трать время на болтовню, не останавливайся... И он с силой оттолкнул Радамеля, которому не оставалось ничего иного, как подчиниться.
Он никогда в жизни не был в постели с человеком, удовольствие которого было бы для него настолько важнее собственного. И поэтому, почти игнорируя, что свой член напряжен уже просто до боли, он ласкал его, вылизывал, посасывал, гладил до тех пор, пока не почувствовал, что тот на грани. И что сам на грани тоже. - Маленький, - почти неузнаваемым голосом выдавил он, - не могу больше... Хочу тебя... Умираю, как хочу, сейчас, пожалуйста. И не столько увидев в бархатной полутьме, сколько ощутив, что Алекс кивнул в ответ, он развел его ноги ещё шире и, до боли закусив губу, двинулся вперёд, преодолевая упругое сопротивление. На сей раз Алекс вскрикнул ещё громче, почти заскрежетал зубами и невольно попытался отодвинуться, но он был готов к этому. Резко придавив его всем телом к постели, он отчаянно зашептал: - Сладкий мой, ты же сам все правильно сказал... И про больно, и про потерпеть... Только немного потерпи, совсем чуть-чуть. Расслабься, ладно? Ты же сам этого хочешь ничуть не меньше. Зато потом будет хорошо, я обещаю! Тебе понравится, маленький, обязательно, я все для этого сделаю. И почувствовав, как Алекс, с шумом выдыхая, затихает под ним и пытается расслабиться, он, не в силах терпеть эту убийственную задержку, усилил нажим, с каким-то сокрушительным восторгом ощущая, как сопротивление уменьшается. Сделав ещё пару неглубоких толчков, он не выдержал и одним резким движением вошёл до конца, тут же моментально склонившись над мальчишкой, чтобы поймать губами сорвавшийся с его губ полустон - полувсхлип. - Все, все, все, - лихорадочно зашептал он, еле удерживая себя неподвижно, чтобы дать ему время хоть немного привыкнуть к новым ощущениям внутри себя, - больше не будет больно, правда. Теперь будет только здорово! Поверь мне, Алекс... И увидев, как медленно разжимаются кулаки, до этого скомкавшие простыню, понял, что тот ему верит. А значит, отныне все можно.
Можно начать медленно и осторожно двигаться, стискивая в ладонях его хрупкие запястья. Можно, заметив, что в его стонах болезненных нот стало меньше, позволить себе входить чуть более интенсивно и глубоко. А уловив первое, ещё неуверенное движение навстречу, можно, наконец, послать все к черту, отдаться страсти, что сожгла его дотла и, стискивая вздрагивающее тело в железных обьятиях, сорваться в пропасть окончательно и утянуть его за собой.
Читала я сегодня тред, ржала с даркГоловина и вдруг зацепилась за коммент, где анончик говорит, что хотел бы почитать про жёсткого Санька, который из мужиков веревки вьет Сказано - сделано. Все совпадения случайны, персы вымышленны)) Любителям Сашки - светлого, невинного мальчика может не понравиться
читать дальше Сука судьба наделила Сашку Головина девчачьей мордочкой, невинными глазками, футбольным талантом, а главное, щуплым телосложением. И в этом были все его проблемы. Правда, взамен она даровала ему отличные мозги, и в этом было решение проблем. Ещё будучи почти ребёнком, он понял, что оказывает странное воздействие на некоторых мужчин. Просветил его на эту тему сосед, не так давно освободившийся из колонии, алкаш Макарыч. Будучи навеселе - а другое состояние у него вообще наблюдалось крайне редко - он не раз перехватывал Сашку в их тихом дворе, словно невзначай гладил по плечу или руке и, неприятно выпучивая масляно блестящие глазки, жаловался, что будь он на лет десять моложе, он бы - Ухххх! Что такое "ухххх!", Саша понимал довольно смутно и старался поскорее вычеркнуть эти тягомотные встречи из памяти. Благо сосед был не совсем идиотом и дальше слов не заходил.
А вот в училище, куда он попал подростком, все пошло гораздо хуже. Били его постоянно: за то, что самый маленький в группе, за то, что при этом на поле он был безусловно лучшим и показывал таин результаты, которые другим и не снились, за то, что нет высоких покровителей, а главное, за то, что когда били, он ни разу не заплакал и не просил пощады, упрямо сжимая зубы. И вот однажды, когда он еле встал с постели после вчерашнего, он вдруг чётко понял, что на следующий раз от злости, в тщетном старании выдавить из него страх и мольбы, они просто не рассчитают силы и элементарно сломают ему что-нибудь. А это поставит крест на всех его мечтах и амбициях, которые были единственным, что до сих пор помогало ему выстоять. И тогда он вспомнил голодный оскал Макарыча и его "ухххх!". С волками жить - по волчьи выть, вдруг всплыла в памяти старая присказка Вечером он, не колеблясь ни секунды, постучал в дверь вожака своих мучителей Васьки Рыжего. Шепотом говорили, что он очень этот самый " ухххх!" уважает. И это оказалось сущей правдой...
Кое-как вернувшись под утро к себе и свернувшись калачиком на кровати, он пытался вспоминать родной Калтан и местное разбитое поле, чтобы отрешиться от режущей боли, которая звенела, кажется, даже в волосах. Хотелось плакать. Слёз не было.
Следующее утро ошарашенное училище запомнило надолго. Как всегда, вальяжно войдя в столовую в окружении свиты, Васька Рыжий тяжело обвел взглядом почтительно притихшую аудиторию, нашёл Сашку и кивком указал на место рядом с собой. А когда под ошарашенные взгляды сокурсников тот спокойно выполнил приказ и опустился на пустой стул, по-хозяйски закинул руку на его плечи. При виде изумленно отвисших челюстей пялившихся на них во все глаза учеников кончики его тонких губ изогнулись в презрительной и жестокой улыбке. В эту секунду он убедился в абсолютной правоте двух избитых истин. На войне все средства хороши, и победителей не судят.
В дальнейшем в памяти ничего интересного не отложилось, ни преподаватель математики, весь год цеплявшийся к нему по поводу и без, а в итоге неожиданно для всех поставивший ему пятерку за год, ни московский скаут, приехавший на захудалый местный турнир в поисках талантливой провинциальной молодёжи. Разве что то, что у математика вечно были потные ладони, а скаут очень выразительно пыхтел и крякал.
Через пять лет Василия Соколова, молодого физрука, уволят из школы после того, как на почту директора придёт письмо с неизвестного адреса с приложенным видеофайлом, на котором многообещающий молодой специалист увлеченно трахает другого парня. В адрес дирекции училища придёт такое же видео с участием математика. Преподаватель вылетит с работы, а его оскорбленная жена немедленно подаст на развод. Скаут не пострадает: в конце концов, чувство благодарности никто не отменял...
Попав в Москву, Сашка вдохнул полной грудью воздух столицы и безграничных возможностей. Он быстро освоился в молодежке ЦСКА: в конце концов, его талант за эти годы весьма успещно развивался, и его потенциал был всем очевиден. Другое дело, что со всех концов страны в Москву съезжались тучи таких талантливых и потенциальных, вот только так ничего и не добившихся. У Сашки на глазах прошла не одна такая история, и он твёрдо был намерен сделать все, чтобы не пополнить эту статистику. Увидев тренера первой команды ЦСКА, его печальные, бегающие глазки и пухлые щеки, он понял: отныне все зависит только от себя самого. А когда Леню назначили тренером сборной, он с замиранием сердца осознал, что такие шансы упускать нельзя...
Под изумленные вопросы болельщиков Александр Головин получил место в сборной страны раньше, чем в основном составе ЦСКА. Вопреки всем конспирологическим теориям объяснялось это просто: в клубе все зависело от завзятого натурала Гинера, а он был Сашке не по зубам. Он понял это с первого взгляда. В сборной же Лёня был царем и богом, и воспрепятствовать ему мог только Мутко. Тот самый Мутко, что своими похотливыми глазками так сильно напоминал проклятого Макарыча, и тем был особо отвратителен. Впрочем, к нему пока прибегать не приходилось, на данном этапе для успешного продвижения вполне хватало Лени. Тот был довольно приятным партнёром: неприхотливым, не назойливым, не отличался ищвращенной фантазией и, что особенно смешило Сашку, каждый раз, трахая его, мучался угрызениями совести. Поэтому Лёня был, пожалуй, первым, кто не вызывал омерзения.
Вот почему мысль, что они все, и он лично, подвели Леню, была особенно гадостной после того проклятого Чемпионата Европы. Злость на себя, на коллег, на соперников привела к тому, что он, наверно, впервые в жизни потерял контроль над собой и совершил глупость, ляпнув ту хрень про стыд. Это была роковая ошибка.
В очередной раз сжимая кулаки от бессильной злости после энной мерзкой статейки, он понял, что сам с этим не справится, выругался, с психу пнул стул и, глубоко выдохнув, набрал давно врученный ему номерок ("на всякий случай, Сашенька, звони, если что!", значащийся в телефоне как ВМ.
Уже на следующее утро, валяясь в постели с этим самым ВМ и не обращая внимания, как тот лениво гладит его по заднице, он слушал телефонный разговор. Барским тоном его новоявленный любовник приказывал своим подневольным писакам прекратить травлю "невиновного мальчика" и переключиться на "зажравшихся придурков" Кокорина и Мамаева. Сашка примерно представлял, что ждёт двух идиотов, и ему ни капли не было их жаль. Они сами так эпично подставились, что этим грех было не воспользоваться. В этом мире каждый сам за себя, он знал это точно.
В конце концов, он заслужил свой успех. Все эти годы он вкалывал, как сумасшедший, ни разу не полагаясь только на своё милое личико. Никто и никогда не смог бы его упрекнуть в лени или отсутствии рвения. А потому он имеет право быть на вершине. И если придется ради этой цели он готов идти по головам тех, кому не повезло.
И теперь, спустя два года, пережив потрясающий триумф на домашнем чемпионате мира, влюбив в себя всю страну, он чувствует, что почти достиг цели. Но именно почти. Россия - не Европа. А именно последнюю Сашка хочет поставить раком. Неторопливо, постепенно, незаметно, чтобы последующий успех был тем более сладостен. Монако подходит для этого больше всего.
Сашка внимательно разглядывает фотки руководства французского клуба: хозяев, главного тренера, капитана, тренера по ОФП... А затем возвращается к капитану и пристально его разглядывает. Немного подумав, он набирает в поисковике его имя, погружается в изучение кучи фоток, удивлённо хмыкает при виде снимков в плавках, снова открывает фотки с крупным планом лица и всматривается в непроницаемые глаза на красивом, но грубоватом, словно вырубленном топором, лице. Внутри него разгорается огонёк азарта и интереса. Он закрывает ноут и долго, с наслаждением потягивается. Кажется, новый сезон будет весьма интересным!
Чёрт, мне уже прямо неловко, но это опять ФГ-анон со своей порнушкой, которая уже сегодня должна была закончиться, но никак, сука, не хочет))) Но прежде всего не устану повторять, как я благодарна всем, кто пишет, что ждёт, и что им нравится. Это лучший допинг, вот правда! снова рейтинг... - Ну и сам понимаешь, когда в шестнадцать лет плевать хотел на Анджелину Джоли, а её мужа почему-то считаешь офигенно красивым чуваком, это странно. А уж когда просыпаешься с обалденным стояком из-за того, что этот самый муж делал тебе во сне минет, волей-неволей задумаешься, что за хрень.
Полулежа на сбившейся подушке и лениво потягивая вино из высокого бокала, Радамель невольно представил себе ситуацию и фыркнул: - Сильно перепугался, когда понял, что к чему? - Ещё бы, - согласно кивнул Алекс, валяясь рядом на животе, болтая ногами и увлечённо между делом обкусывая крупную гроздь винограда. Радамель против воли проследил за виноградинкой, исчезающей между припухших губ, и торопливо вновь поднес бокал к губам.
Когда после чего-то нереального, что так не хотелось именовать сухим словом "оргазм", они пришли в себя и немного отдышались, Алекс хрипло спросил, не хочет ли он пить. Получив в ответ утвердительный кивок, он неловко сполз с постели, глухо ойкнув при этом, и довольно неуклюже скрылся в кухне. Радамеля, мрачно наблюдавшего за этой картиной, охватило чувство вины. Проклятье! Вот как мальчишка завтра перед тренером предстанет? Знал же, что нельзя, что чревато, что не сулит ничего хорошего, но не удержался, пошёл на поводу взбесившихся желаний, как завороженный. Ладно, мальчишка - у него юношеские гормоны зашкаливают, а он-то, взрослый, опытный мужик, каким местом думал?! Но на этом этапе его самобичевания Алекс вернулся из кухни и радостно плюхнулся обратно. При этом он водрузил на низенький стеклянный столик, стоявший рядом, свою добычу: запотевшую от холода бутылку вина и огромную вазу с фруктами, а затем поднял на новоиспеченного любовника глаза и немного смущённо улыбнулся. И слегка ошарашенному Радамелю не оставалось ничего иного, как печально признать, что в присутствии этого, по идее ничем не примечательного, мальчишки он способен думать только одним местом.
Откуда-то изнутри душной волной вновь начали подниматься предвестники возбуждения. Словно и не было ослепительного оргазма, пережитого совсем недавно. Это удивило его самого: нет, понятно, что у него давно никого не было, и это вынужденное воздержание даёт о себе знать, но чтобы второй раз захотелось так быстро?! И так неуместно, учитывая, что мальчишке и первого явно хватит. Вон и так морщится при каждом движении, думая, что при мягком, рассеянном свете ночника Фалькао этого не заметит. Какой уж тут второй раунд? Он, может, и эгоистичный гад, но не настолько же!
Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, он задал сразу заинтересовавший его вопрос, откуда в холостяцкой и еще не обжитой квартире эти составляющие романтического вечера. Алекс в очередной раз смутился, промямлил нечто невразумительное и поспешил глотнуть вина, чтобы избежать дальнейших расспросов. Радамель не стал настаивать: и так всё понятно, по идее. Значит, мальчик ждал, надеялся и готовился. Просто прелестно... И кто кого соблазнил, позвольте узнать? Сухой колючкой засвербило ощущение, что он стал игрушкой в цепких худеньких ручках.
И вот чтобы избавиться от него, он и спросил, с чего вообще Алекс решил, что ему нравятся парни. Душераздирающая история про Брэда Питта быстро вернула его в хорошее настроение. Естественно, непривычный к алкоголю Алекс, выпив от волнения лишку, явно расслабился и разговорился: - У нас в России это, знаешь ли, очень не приветствуется. Да и не только в этом дело... Вот я жил себе, жил, был обычным пацаном, вел себя как пацан, в футбол играл, и вдруг такое... И не скажешь никому. Презирать же начнут, друзья разговаривать перестанут, и вообще... Вот только потом уже и сомневаться не приходилось. Какие уж тут сомнения... Я, правда, пытался измениться, порнушку обычную, с девушками, смотрел... - И? - Радамель отхлебнул ещё глоток. Довольно лёгкое, вино тем не менее исправно делали своё дело. Тело и голова наполнялись лёгкостью, приятным томлением и ожиданием чуда. Он потянулся за аппетитно поблескивающим виноградом, но Алекс его опередил, быстро поднеся ягоду к его губам и так же быстро отдернув руку, когда тот, усмехнувшись, взял виноград зубами и хотел поцеловать пальцы. "Вот же зараза! - невольно восхитился впечатленный этой мини-сценкой внутренний голос. - Кажется, о мой чуть-чуть поумневший хозяин, скучать тебе не придётся". - Бесполезно, - возвращаясь к разговору, Алекс огорчённо махнул рукой. - Да что там порнушка, если мне и реальная-то девушка не помогла. Удивительно, что у нас с ней вообще спать получалось! "Не факт, что получится отныне " - этот, не понять то ли радостный, то ли печальный, вывод Радамель благоразумно предпочел оставить при себе. - А потом, в молодёжке, от недотраха с парнями баловались по мелочи на сборах порой, и тут уже я окончательно все про себя понял и смирился. Вот только на секс так ни разу и не решился, хотя парни, бывало, и этим занимались. А я, хотя хотелось жутко, чего-то все тянул, - он засмеялся несколько фальшиво, - тебя ждал, видимо. Радамель помолчал, слушая повисшую тишину, а потом, задержав дыхание, задал вопрос, который сверлил мозг давным-давно: - Почему именно я? Алекс осекся, отставил свой бокал и перевернулся на спину, уставившись в потолок. - А я знаю? - мрачно, наконец, ответил он. - Когда меня после чемпионата начали сватать сюда и в "Челси", я очень долго колебался. Ну ты же понимаешь, "Челси", АПЛ, все дела... Радамель сухо кивнул: такие ненужные сейчас воспоминания о личном фиаско, как всегда, резанули по живому, но усилием воли он их прогнал к чёртовой матери. Не до них сейчас, совсем не до них! - ... И вот сижу я, думаю, по сто раз за час решение меняю, в инете уже всю имеющуюся информацию вызубрил... Вдруг твое лицо на каком-то сайте, смотришь так весело, улыбаешься. И тут меня ни с того, ни с сего, как обухом... Странно на самом деле: что я, раньше твоих фото не видел, что ли?! Да полным-полно! Но вот именно тогда почему-то шандарахнуло. Смотрю, взгляд отвести не могу, все перед глазами плывет, сердце колотится, как чокнутое, а в голове одна мысль: "Моё!". И в этот же день я сказал, что выбираю "Монако ". При этом неожиданном и таком откровенном признании Радамель, кажется, слегка подзабыл, что людям для нормального функционирования необходимо дышать. Сердце улепетнуло куда-то в пятки, а руки, сжимающие ножку бокала, похолодели от осознания того, чем оборачивается поначалу несерьёзная интрижка. - Только не говори, что приехал сюда из-за меня, - через силу деланно усмехнулся он. - Нет, - помолчав, ответил Алекс, не шевелясь. - Но если бы тебя здесь не было, я бы выбрал "Челси". "Приехали... Только этого не хватало", - с тоской зазудело в сознании. - Пресвятая дева, - чтобы сменить тему, весело протянул он, - что я вообще делаю сейчас?! Валяюсь в постели с двадцатилетним... - Двадцатидвухлетним! - возмущённо вскинулся Алекс, но он не обратил внимания на это. - ... Новичком команды, пью вино и расспрашиваю о становлении его сексуальной ориентации. Видел бы это кто-то... Так и представляю себе это живописное фото на страницах газеты! Алекс, наконец, вышел из своего оцепенения, протянувшись через Радамеля, взял из вазы мандарин и ехидно фыркнул: - И подпись снизу: "Капитан нашего славного клуба приобщает нового члена команды к её многовековым традициям". - Красиво сформулировал, - не мог не похвалить Радамель. - Правда, сам " Монако" знать не знает о таких традициях, но какая разница, правда? - Однозначно, - согласился Алекс и незаметно подполз ближе, опалив дыханием колено. - Я вот тоже многого не знаю. Испанского языка, например. - И что? - с подозрением спросил Фалькао, почуяв неладное при таком резкое резкое резкое повороте в разговоре и стараясь изо всех сил игнорировать его близость, ствновящуюся опасной. - А то, - промурлыкал мальчишка, словно невзначай проведя пальцем по колену и послав по ноге армию мурашек, - что я не понял, что ты там так пылко шептал по-испански. Наверняка, пошлости какие-то? Он против воли вспомнил свой бешеный порыв и отчаянно понадеялся, что в неярком свете его смущение не будет слишком заметно. "Мой мальчик... Только мой! Никому тебя не отдам! ... С ума схожу от тебя" Однозначно, пошлости. Вернее и не скажешь... - Какая разница? Я уже и не помню - сделал он неловкую попытку уйти от ответа, но тут же понял, что недооценил своего визави. - А такая разница, - Алекс подобрался ещё ближе, так что его горячее дыхание защекотало живот, - что я вдруг понял: у меня, кажется, все встаёт от испанского языка.
Радамель никогда не знал, что способен вновь возбудиться настолько быстро...
рейтинг, окончаниеОпрокинуть его на постель, краем уха фиксируя довольное урчание - вот же мелкий негодник, опять добился своего!... Прошептать : "Давай теперь по-другому" и, не дожидаясь ответа, перевернуть на живот... Замереть на миг при виде узкой спины, торчащих лопаток, так напоминающих трепещущие крылья, двух идеальной формы ягодиц и буквально задрожать от желания при виде большого родимого пятна на правой... Прильнуть к нему губами, вгрызаясь, впиваясь, вплетаясь...
Как же кружится голова от его судорожных вздохов! Как же сводит спазмом горло от того, что он вздрагивает от настойчивых ласк, пригвожденный к кровати! Как же хочется нести всякую романтическую чушь - непременно на испанском! Да просто - как же хочется, чёрт возьми!
Хочется все и сразу... Втрахивать безжалостно в постель, выпуская на свободу всех заточенных долгие годы демонов, вжимать лицом в подушку и стискивать зубы на тонкой шее. Вбиваться все сильнее, все быстрее, все глубже, взвинчивать ритм до бешеного, упиваясь тем, что он уже не стонет, а скулит бессильно. Яростно стискивать пальцы на плечах, которые завтра украсятся красноречивыми синяками. Дергать за волосы, чтобы добраться до губ, которые так нестерпимо захотелось поцеловать...
И в то же время невыносимо хочется быть нежным. Бережно прижимать к себе, извиняясь, зализывать укусы. Ласково проходиться пальцами по худеньким плечам и бедрам. Двигаться медленно и почти замирая, чтобы сам начал нетерпеливо подаваться навстречу. Защищать от всего мира, раз уж не вышло защитить от себя самого. Хочется все и сразу. И только с ним. Потому что ни с кем такого не было, и не факт, что с кем-то ещё будет.
И так легко произнести то, что вдруг проблеском молнии озарило полумрак комнаты и душу, вроде бы, давно распрощавшуюся с юношеским идеализмом. - Я люблю тебя, - шепчет он на испанском. - Я люблю тебя, - доносится в ответ тихое на русском.
Антиутопия это конечно хорошо, но что насчет старых-добрых европейских сказок?
Как в королевстве Мадридском жила-была злобная и прекрасная королева Кристина, которая страшно боялась потерять красоту и всячески поддерживала её масочками, диетами и ваннами из крови юных девственниц. И было у нее волшебное зеркало и охотник Бэйл. И вот зеркало ей как-то и ляпнуло, что она-то прекрасна, но баллон Ора достанется теперь не ей принцесса Антуанетта её краше. Кристина страшно разозлилась и повелела охотнику отыскать и зарезать принцессу к чертовой матери. Но охотник был тайно влюблен в невзрачную и добрую сердцем служанку Лукерью, которая обо всем узнала и попросила охотника спасти девочку. И охотник ее отвез чорным гномам. Антуанетта и главный гном Погба скрепились поцелуем любви, послали всех и свалили строить гнездо у Лазурного берега. Королева ушла в монастырь, а Лукерья стала королевой Мадридской и обвенчалась с охотником. Хэппи енд, хуле.
Да я так, хотел попросить о развитии темы с evil Тохой а там и гномьего тана короля Месси можно подтянуть, и вообще, стран много хороших и разных
Антуан был вполне себе неприметным футболистом, пока однажды он не попался на глаза Президенту. Макрон выплатил за Антуана огромную сумму денег клубу в котором тот играл и увез его в свой дворец. Быть первой леди было скучно. Приемы, балы. Душа требовала футбола. Но вот у Макрона при мыли о том что его хрупкий Тоха будет бегать по полю сразу с 19ю мужиками дым из ушей шел. Однако Антуану удалось его уговорить. Лаской, хитростью. Добился своего. А потом пожалел. Потому что Макрон, вдохновившись примером Королевы Кристины, приставил к нему спецназ, наказав им стрелять в любого, кто посмеет его нимфу тронуть.
Поначалу Антуан мучился, хотел даже бросить футбол и смириться с жизнью во дворце, но чем дольше он был не на поле, тем тоскливей становилось на душе. Что-то умирало внутри него.
В итоге он сломался.
Какого-то года хватило, чтобы Антуан из милого скромного юноши превратился в жесткого, прекрасного в своей ярости и страсти мужчину. Идеального мужа Макрона.
***
Каталонское царство.
Многовековые войны наложили свой след на эту гордую нацию. Короля они выбирали в состязании. Каждый мог бросить ему вызов. Победишь короля - получишь его трон. Проиграешь - нож палача.
Лео Месси стал самым молодым королем, которого только видела Каталония.
Он и его бравая дружина громили соперников на поле одного за другим.
Многие решались бросить ему вызов, не воспринимая всерьез его рост и доброе лицо. На третьем году своего правления Лео начал насаживать головы неудачников на пики вокруг своего дворца.
Отмечая десятилетие своего восшествия на престол он милостиво приказал их убрать. Все равно никто не решался бросить ему вызов вот уже пять лет.
Поговаривали, что единственным человеком на всей Земле, способным побить Месси в поединке, является Королева Кристина. Но эти двое хоть и сталкивались друг с другом на полях сражений, никогда не бросали друг другу вызов один на один.
В Каталонии никто и не хотел смены власти. Лео был справедливым правителем. Народ его любил.
Особенно все любили ежегодные игры, когда лучший молодняк со всей страны привозили в Камп Ноу на состязание.
В живых всегда оставался кто-то один. Самый лучший. Самый достойный примкнуть к дружине короля.
Королева ушла в монастырь, а Лукерья стала королевой Мадридской и обвенчалась с охотником. Хэппи енд, хуле.
Множество красивых юных послушников жило при монастыре, но прекрасная королева обратила свой взор на уже не столь юного благочестивого брата Марио, который носил скромные одежды, смирял плоть и день-деньской молился на образ таинственной святой у себя в келье. Решила королева его соблазнить - и ну ухищряться, то плечико кокетливо обнажит, то невзначай подол юбки приподнимет. Дрогнула плоть благочестивого брата Марио, и еще пуще стал он молиться и усмирять себя. А потом как-то раз напали на монастырь разбойники из города Вероны, и показала тогда себя королева истинным вдохновителем и стратегом. Открылись глаза у брата Марио, и свершилось наконец его грехопадение с королевой, к вящей радости последней.
Так-с.. Разбавим серьёзный разговор несерьезным слэшем) В общем. ФГ-анон в стопятьсотый раз благодарит тех, кто был с ним все это время. Без вас эта история сдохла бы в зародыше, а не доползла до своего конца. Люблю вас, анончики, вы лучшие!
окончание, ч. 1 К счастью или к сожалению, ничто не вечно в этом лучшем из миров. Дурманная, заколдованная, потаенная ночь неохотно, сопротивляясь изо всех сил, но сменилась хмурым утром. Утром, которое было пронизано неопределённостью, неизвестностью и полным непониманием, как быть дальше.
Радамель молча сидел у стола на кухне и мрачно сверлил взглядом спину Алекса, на котором из одежды были только потертые джинсы. Тот, самоуверенно пообещав, что не даст им сдохнуть с голода, пару минут назад поставил на стол большую тарелку с бутербродами и теперь варил кофе, хотя, как сам обмолвился, терпеть его не мог.
Голод, в конце концов, стал чересчур назойливым. "Ещё бы! После такого-то! - глумливо заржал нежелающий угомониться гад в голове. - Ты, старичок, сегодня побил все свои рекорды! Но мальчику мы говорить этого не будем, правда?" Радамель со смешанными чувствами подумал, что такого безумства в его жизни, действительно, давно не было, и чёрт его знает, радоваться этому или огорчаться. Впрочем, он тут же послал сей трудноразрешимый вопрос куда подальше, решительно схватил бутерброд с помидором и ветчиной и с наслаждением откусил огромный кусок. - Ммм... А вкусно! - не удержался он от похвалы, которая явно отдавала удивлением. - Не знал, что ты так хорошо готовишь. - Поживи один в Москве с шестнадцати лет, ещё не так научишься, - сдержанно отозвался Алекс, продолжая колдовать над плитой. - Знаешь, какие там цены в кафе? Хочешь - не хочешь, а будешь дома готовить, иначе с голоду сдохнешь. Так что ты обо мне ещё очень много не знаешь. Он, наконец, закончил свои таинственные манипуляции и уселся напротив, поставив перед своим капитаном кружку кофе и тарелку с весьма аппетитно выглядящей яичницей. - Извини, - сокрушенно сморщился он, - банально, конечно, но я пока тут особо покупками не занимался. Радамель выковырял из-под слегка запекшегося желтка колбаску с румяной корочкой, проглотил её в один присест и блаженно зажмурился. - Однако... Вкуснятина какая! Я действительно многого о тебе не знаю. При этом его мысли причудливым образом вновь вернулись к минувшей ночи. Хотя, положа руку на сердце, проще сказать, что они её и не покидали... - Вот, например, мне очень любопытно, откуда у тебя все эти познания про "больно", "немного потерпеть" и вино с виноградом. Алекс уже привычно покраснел и отвёл глаза. Радамель философски подумал, что, если так пойдёт и дальше, красный цвет превратится для него в одну из самых возбуждающих вещей, и как тогда прикажете играть в родимой форме? - Откуда, откуда... От верблюда! - буркнул Алекс что-то бессмысленное, но тут же со вздохом продолжил: - Про интернет ничего не слышал, нет? Радамель против воли расхохотался: - Ты искал в сети ощущения при первом разе?! Господи, ну и молодежь пошла... - Почему только ощущения и только при первом? - заносчиво возразил мальчишка. - Я вообще кучу всего про это прочёл. Надо же понимать, что тебя ожидает, и как этим управлять. "Я не привык быть игрушкой в ничьих руках", - само собой всплыло в памяти. Да, похоже, это были не просто слова. И, кажется, на досуге об этом стоило серьёзно подумать. Алекс вдруг весело хмыкнул, словно что-то вспомнил и, увидев удивленный взгляд Фалькао, пояснил: - Мне один форум соответствующий особенно приглянулся. Там народ общался как-то удивительно дружелюбно и искренне, что ли. Я очень долго читал все подряд: про самоосознание, про принятие себя таким, как есть, про отношения, знакомства и все такое, а потом рискнул зарегистрироваться и в личке стал переписываться с Ильёй, админом, который мне показался самым адекватным из всех юзеров. Можешь себе представить, как он ржал, когда я, в конце концов, спросил, как лучше выбрать парня для первого раза. Хорошо, что как раз за секунду до этого Радамель проглотил очередной кусочек бутерброда, иначе он бы им неминуемо поперхнулся. - Что ты спросил? - воззрился он на Алекса в изумлении, будучи уверенным, что неправильно его понял. - Что слышал! - отрезал тот и даже умудрился на сей раз не залиться краской. - Он сначала, конечно, сквозь хохот предложил свои услуги, но потом проржался, успокоился и рассказал кучу полезного. Здравый смысл подсказывал, что в советах этого Ильи, похоже, было немало занятного, и что он о них ещё не раз услышит. Определённо, стоит поинтересоваться, что о жизни думают русские любители однополых отношений. - Расскажешь? Если это не секрет, конечно. - Да какой там секрет, - Алекс пожал плечами и встал из-за стола, собирая опустевшие тарелки, после чего, продолжая говорить, сгрузил их в раковину и принялся отмывать. - Ничего такого необычного, в принципе... Он говорил, что лучше, если первый партнёр будет немного старше и много опытнее. И что выбирать нужно того, которому важно не только самому быстрее кончить, а который будет ценить доверие и сделает всё, чтобы его оправдать. Все это были банальные прописные истины, как по учебнику, но почему-то сейчас они звучали очень правильно и уместно. Радамель не смог не вспомнить свой первый раз - толстые пальцы Энрике и его гнусавое пыхтение над ухом - и на миг пожалел, что на его пути не оказалось такого Ильи. Но в то же время он испытал странное, скользкое, липкое чувство, что его расчетливо выбрали, руководствуясь этими правилами, словно быка для размножения. - И я, значит, подошёл под эти чудные критерии? Он и сам понял, насколько сухо и уязвленно это прозвучало, но ничего не мог с собой поделать. - В общем, да, - рассмеялся мальчишка, не оборачиваясь и продолжая звенеть посудой. В груди закололо так, словно там поселился огромный дикобраз, а по всему телу медленно поползли ледяные мурашки. Он почти воочию видел, как с грохотом захлопывается тяжеленная дверь в темную каморку, из которой, встретив Алекса, так надеялось вырваться его отчаянно пульсирующее сердце и как, злобно лязгая, падают затворы и закрываются железные замки на двери. Но не зря Алекс с первого взгляда показался ему слишком серьёзным для своего возраста. Неведомым образом почуяв неладное, он оставил посуду в покое и обеспокоенно обернулся, буравя его чересчур внимательным взглядом. Но смотреть ему в глаза вдруг стало невмоготу, и чтобы избежать этого, Радамель уткнулся в чашку кофе. Вот так, значит... Он, старый идиот, распустил слюни, поверил в возможность сказки, решил, что вот оно - то, чего жаждал так давно и пламенно - прячется в светлых глазах и упрямом изгибе тонких губ. А его просто и незатейливо использовали, следуя советам мудрого наставника... Нестерпимо захотелось швырнуть проклятую чашку в стену и уйти, хлопнув дверью так, чтобы слетела с петель. Но именно тут Алекс, видимо, придя к выводу, что нужно срочно исправлять ситуацию, подошёл вплотную к столу и, нервно покусывая губы и машинально постукивая по столешнице, вновь заговорил, поймав его взгляд и больше не отпуская: - Я тебе про главное правило ещё не сказал. В самом конце Илюха заявил: "А сейчас вспомни всё, что я говорил. Вспомнил? Отлично. А теперь забудь. Потому что это всё чушь на постном масле. Главное правило - первым должен быть тот, кто по-настоящему нравится. И когда ты этого человека увидишь, то сразу поймёшь, что хочешь только с ним и ни с кем больше. Поймёшь, что вот это - твоё". - Понял? - вдруг онемевшие губы слушались плохо, но на такое короткое слово их хватило. - Конечно. Я ж тебе рассказывал... Про "моё!". Мудрый дикобраз, покряхтев, укоризненно проворчал: "Дурак ты, Раду, за столько лет так и не научился в людях разбираться" и уполз в свою нору, по пути одним взмахом лапы разрушив все запоры, распахнув дверь и выпустив сердце наружу. Глупое - глупое сердце, которое до сих пор и не знало, что способно испытать такую радость.
ФГ, окончание, ч.2- Не жалеешь? - не менее глупый вопрос вырвался сам собой, но он вдруг понял, что должен услышать ответ. Чтобы понять раз и навсегда, как быть дальше. Чтобы неопределённость и неизвестность сменились ясностью и неизменностью. Алекс, разумеется, заалелся, но это не помешало ему ответить твёрдо и ни секунды не сомневаясь: - Ничуть. Это было нереально круто. В сто раз лучше, чем я вообще мог себе представить. И я точно знаю, что ни с кем другим так быть не могло. Едва вымолвив это, он вновь смутился своего признания и, порывисто отвернувшись, сделал шаг к спасительной раковине. Перед глазами Радамеля мелькнула маленькая родинка чуть пониже правой лопатки. Вероломное подсознание, последние пять минут бьющееся в агонии, мстительно подкинуло образ другой родинки. Той самой, от которой он не мог оторваться несколько часов назад. Страсть, которая, казалось, спокойно дремала под легким одеялом на кровати Алекса, пробудилась моментально и, слившись воедино с творящимся в душе ураганом, вмиг превратила его в пылающий факел. Не сдержавшись, он схватил его за талию, усадил к себе на колени, прошептал: "Маленький мой, я, кажется, уже соскучился по тебе" и пылающими губами прижался к шее, которая и без того напоминала рисунок взбесившегося художника. Руки, почти не ожидая приказов сознания, рванулись ощупывать свою добычу, упиваясь прикосновениями к гладкой коже, сжимая соски и поспешно подныривая под пояс джинсов. - Эй! - не без усилия Алекс высвободился из голодных объятий и быстро поднялся, торопясь отойти на безопасное расстояние. - Тебе не кажется, что на сегодня хватит? - Нет, не кажется, - Фалькао поймал его за руку, властно рванул к себе и, прижавшись всем телом, почти касаясь губами губ, обжег его горячим: - Мне тебя никогда не хватит. Алекс тяжело сглотнул, помедлил пару мгновений, а затем закинул руки ему на шею и сам впился в его губы. Фалькао лихорадочно подхватил его под ягодицы, на миг стиснув так, что мальчишка зашипел, и усадил на стол, моментально вжавшись между широко разведённых ног. - Обожаю секс на столе, - тяжело дыша, выдавил он в пылающее ухо, с силой укусив за мочку. - Хотя с тобой, мой сладкий, я, похоже, обожаю его везде. И тут же пришло осознание, как крупно он ошибся, назвав это сексом. Да разве это секс, то есть механический набор однообразных движений?! Вот это желание ворваться как можно глубже, как можно неистовее, чтобы присвоить себе мальчишку "От"и "До"? Вот эта жажда в глазах Алекса, заставляющая его выгибаться на выдохе и бесстыдно насаживаться на член любовника сильнее, чтобы на миг стать единым целым? Вот эти беспорядочные толчки, каждый из которых на миг становился чем-то иным - надеждой, призывом, обещанием, признанием? Вот этот сумасшедший жар и теснота напрягшегося в последней судороге худенького тела, стиснувшего его так, что, не в силах больше оттягивать финал, он на несколько мгновений выпал из времени и реальности? И спустя несколько минут - а может, вечность, - он, всей массой навалившись на Алекса и медленно сцеловывая бисеринки пота с его виска, окончательно понял: это не секс. Это что-то совсем другое, чему он пока не смог подобрать названия, но какое это имеет значение...
Хмурое утро с его тяжелыми тучами уже не казалось таким суровым. Приятная тяжесть тела Алекса на коленях и остатки бутербродов, которыми тот с умилительной серьезностью его кормил, немало этому способствовали. Мальчишка, правда, периодически артачился и пытался слезть, но он держал его крепко и, дабы пресечь возмутительные попытки бегства, прихватывал зубами за ухо. Наконец, покончив с бутербродом, Алекс решил взбунтоваться: - Знаешь что.. Это, конечно, все здорово и замечательно, вот только сопливую девочку из меня делать не нужно! Хватит уже называть меня маленьким и все такое. Если ты не заметил, что я вообще-то немного выше тебя, то тебе пора к врачу, зрение проверять! То, что ты... - он запнулся сконфуженно, и Радамель загадал, за сколько секунд он зальется краской, но к его удивлению этого не случилось, - что мы... Короче, все вот это не дает тебе никакого права считать меня ребёнком и смотреть свысока. И отпусти уже меня, наконец! Очень хотелось ляпнуть, что громче всех кричат, что они взрослые, самые крохотные детишки, но он удержался от этой подколки. - Нет, - процедил он, медленно скользя губами по скуле и подбородку, - я не считаю тебя ребёнком. То, "что ты... что мы", значит лишь то, что мы друг другу нравимся. Очень нравимся. Ты мне, во всяком случае, - закончил он еле слышно. - Докажи, - непримиримо потребовал Алекс. - Расскажи про своё прошлое. А то только меня обо всем расспрашиваешь, а сам молчишь, как партизан. - Хорошо, - пожал он плечами спокойно, - спрашивай. - Кто у тебя был до меня? - выпалил наглый мальчишка, нетерпеливо посверкивая глазами. Радамель опешил: он как-то не был готов к таким окровениям после того, что творилось на этой маленькой кухне вот только что. - Ну? Я жду. Есть что скрывать? - Алекс криво усмехнулся. Скрывать? Да что там скрывать... Просто... Разве вот так объяснишь, что все, что было за многие годы, ему и в подметки не годится. Что все особи обоих полов, промелькнувшие в его постели, страстные, нежные, опытные, невинные, не вызывали и доли тех сворачивающих внутренности жгутом эмоций, которыми переполняли родинка на спине и смешной взьерошенный ёжик тёмных волос. - Считай, что никого и не было, - через силу наконец улыбнулся он. - Ты первый. И Алекс, не отрывающий от него пристального взгляда, кажется, прекрасно понял, что он имел в виду. Он кивнул, наконец высвободился и подошёл к окну, за которым победоносно улыбалось внезапно появившееся солнце, знаменовавшее собой конец их первой сказки. Конец, который мог стать новым началом. А мог и не стать... - Что... будешь делать? - спросил он неловко, и замеревший Радамель не мог не расслышать в этом отчаянное: "Что будет с нами?". - У тебя слишком узкая кровать, - протянул он вдруг. От неожиданности Алекс обернулся и впился в него недоуменным взглядом. - Да, - осторожно ответил он, - видимо, твои боссы не думали, что я буду в ней спать не один. Радамель помолчал, непроизвольно сжимая кулаки и слушая, какие невиданных децибелов достигает грохот в ушах. - Возможно, они были правы: не стоит спать в ней двоим, - он и сам удивился, насколько ровно и спокойно прозвучал его голос. Это было не просто жестоко, это было почти преступно, но иначе он не мог. Перед тем, как сделать, возможно, главный шаг в своей жизни, он должен был увидеть его реакцию. И увидел. Застывшие глаза... Опустившиеся уголки губ... Задрожавшие руки... " Прости! Пожалуйста, прости, маленький мой!" - заколотилось неистово в мозгу. Одним движением он оказался рядом, сжал его в объятиях так, чтобы тот никогда не смог вырваться, и прошептал: - Поэтому отныне мы будем спать в моей кровати.
ФГ, эпилогА потом будет очень много всего - и весёлого, и грустного, и злого, и счастливого...
А потом, через несколько дней на тренировке Радамель, сам не понимая, как это вообще могло случиться, станет причиной травмы Алекса и, чтобы хоть как-то загладить вину, будет носить его на руках в прямом смысле слова. Алекс будет отбиваться изо всех сил, но у него ничего не выйдет.
А потом, через ещё несколько дней, в сети всплывет видео Алекса в ночном клубе в компании девиц сомнительного вида. Взбешенный Радамель, которому тот накануне отказал во встрече, сославшись на усталость, закатит сцену, заявив, что такого предательства никак не ожидал. Алекс долго будет клясться в своей невиновности, но, в конце концов, плюнет и яростно пошлёт "упрямого тупицу" куда подальше. На следующий же день его слова подтвердятся, и ошеломленный чувством вины Фалькао бросится вымаливать прощение. На коленях, в прямом смысле этого слова. После чего Алекс подумает, что оно того стоило.
А потом Алекс будет сидеть на трибуне во время матча с "Лиллем" и не отрывать взгляд от самого, на его пристрастный взгляд, прекрасного мужчины на поле, после чего тот не забьет пенальти. В результате этой несуразицы Радамель будет вдавливать его в стену раздевалки, жадно шарить руками под рубашкой и рычать: "Никогда больше не смей приходить на матч! Я из-за этого ни о чем не могу думать, кроме как о тебе в моей постели". Алекс психанет из-за такого невиданного перевода стрелок и зашипит: " Тебя забыл спросить! Кто ты мне вообще, чтобы указывать, куда ходить?!". Тут уже оскорбится Радамель, и на сей раз Алексу придётся делать всё, чтобы доказать свои чувства.
А потом будет первый гол Алекса за "Монако", который они соберутся отпраздновать вдвоем. Но вместо этого Алекс просидит несколько часов у себя, отвечая на бесконечные звонки с поздравлениями, на что Фалькао...
А потом будет их первая разлука на матчи сборных. И Радамель, смотрящий матч российской сборной в сети впервые ощутит, как ядовитой гадюкой в сердце вползает холод при виде того, как горячо Алекс обнимается с земляками и особенно с одним из них, который то и дело что-то шепчет ему на ухо, и тогда...
А потом...
А потом...
И вот только потом наступит то мгновение, когда "Я люблю тебя" прозвучит не по-испански и не по-русски (хотя оба подумают, что теперь это уже неважно).
В честь съеденного вчера стеклишка и того, что сегодня ровно 6 лет, как Лукита заключил контракт с Реалом, приношу в жертву драбблик.
Бейл/Модрич, вероятно, около эркиЕсли ты родился в Кардиффе, то не можешь бояться стихии. Воды залива с грохотом разбиваются о волнорезы, ветрюган срывает с шеи шарф, и усталости после тренировки как ни бывало: приходится бежать изо всех сил и ловить шарф прямо у проезжей части, ощущая, как адреналин кружит голову. Смеясь, подставлять ветру широкий лоб. Пусть треплет волосы, пока ещё короткие, это значит, что они друзья с этим ветром! Приятно познакомиться, Гарет Френк Бейл; побегаем ещё? Мёрзлая земля с готовностью откликается, а где-то там, над городом, реет флаг с рубиновым драконом, который Бейлу предстоит защищать. Нет, стихии он не боится. Он сам её дитя, и думает, что все вокруг такие, пока Лондон не рушит эту мысль. Вероятно, город не виноват, просто именно здесь он впервые видит лёгкую пробежку хорватского полузащитника, с которым им предстоит провести вместе всё то, что на самом деле существует вместо их человеческого времени. Как он на всякий случай надеялся, до самой человеческой смерти - потому что представлять момент, когда их дорожки просто возьмут и разойдутся, было невозможно. Невысокий и смешной Лука Модрич, совершенно отсутствующий везде, кроме настоящего момента, сейчас морщился всем лицом на мадридское солнце и пытался растянуться. Был ли он сыном стихии тоже? Нет. Он был самой чёртовой стихией, и с этим приходилось мириться. На поле, на крыше праздничного автобуса, на торжественной церемонии их победы (стихия в костюме, только посмотрите). С разбитым коленом на поле или с разбитым сердцем после командного похода в кино (с тех пор Бейлу хотелось ходить только на фильмы с хэппи-эндом, но попробуй поспорь с балканцем). Казалось, не было осмысленного прошлого и будущего, одно только сейчас. Гарет так не умел, но с радостью учился. О, если бы он только пытался анализировать, сошёл бы с ума в два счёта. Два - потому что ровно столько нужно, чтобы в головокружительном повороте, как из быстрого вальса, развернуться и быть вжатым в прохладную и мокрую стену душевой. Лука буквально искрится, жадно вбирая ласку и крепко прижимая его за шею в ответ на прикосновения ниже. Он выгибается навстречу рукам Бейла и тяжело ведёт пальцами по спине, оставляет красные следы. Ресницы опущены, а пересохшие губы ловят воздух, кожу у виска, шею. Лука хватает его за волосы на затылке, пытаясь удержать их взгляды на одном уровне, и всё равно не смотрит - слишком, чересчур, и ещё. А вокруг вода, и он сам как ветер между пальцев. Как ветер же неуловим, и ровно так же силён. Нельзя спорить со штормом, они ведь друзья ещё со школы, с того самого шарфа. С ним можно только бежать вперёд. Иногда порыв рассеивается по долине. Если летом искупаться в закатных лучах, это будет очень похоже на то, как Лука Модрич умеет обнимать. Чаще - когда кому-то нужна нежность, реже - когда нежность нужна ему самому. И на ветер совсем-совсем нельзя обижаться. У него, как ни странно, тоже есть углы, бесконечное количество углов, один из которых развернётся острой кромкой после обидного поражения, а ещё несколько спрячут от палящего мадридского солнца. Совсем иногда ветер спит, и сон его оборачивается человеком. Плюс в том, что Гарет ровно так же мог потянуться к нему, чтобы замкнуть в объятии, и человек подавался навстречу, доверяя. Прижимался спиной к грудной клетке, даже не прекращая шутить над разговорившимся Роналду. Помогал разобраться, где в Мадриде лучше никогда не пить кофе. Во все дёсны смеялся над тем, как валлийский нападающий учил Марсело произносить его родную улицу. Человека он тоже не боялся. Тренировался усерднее, надеясь, что однажды сможет в составе родной сборной выйти против - вот уж где можно разгуляться по полной! На плечи легли знакомые ладони, и Гарет усмехнулся. Когда только успел подойти? Нельзя так забываться на тренировках. Оборачиваться было лень, но прикосновение к волосам вызвало вопросы. Ещё ж и достал, маленький чер... Лучший игрок чемпионата мира, издав торжествующий возглас, унёсся по бровке. Руку он воздел в торжествующем жесте, демонстрируя Бензема, Марсело и Кроосу, упражнявшимся вместе, намотанную на палец резинку. Карим похлопал Луку по плечу, а тот азартно прищурился, глядя на Бейла, и выразительно показал язык. Бейл коснулся затылка, будто надеясь, что рассыпавшиеся по плечам волосы ему только приснились, но нет, пожжённая солнцем копна была на месте. Так, значит. Хорошо! Стихия с маленькой дочкой - действительно испытание чуть более сложное. И не только потому, что умеет мастерски обращаться со всеми этими резиночками и превращать чужую прическу в хаос и обратно. Есть тут и другие аспекты. Но это всё можно будет проверить и после - а пока бежать за ней, чтоб было неповадно, изо всех сил бежать.
А вообще я после этого поста задумался, что почитал бы с ним инквизиторскую аушку и сгорел, ха-ха. У анончика была похожая идея, после просмотра слишком большого количества исторических сериалов.
16 век, Марио личный исповедник испанского короля Карлоса первого (Карла пятого), а Криштиану один из генералов и советников португальского короля Жуана третьего. Криштиану, по просьбе инфанты Изабеллы, пишет Отцу Марио с просьбой передать Карлосу послание. Криштиану не только приближенный короля, но так же доверенное лицо Изабеллы. Напрямую королю она написать не может, поэтому находит такой вот вариант прокси. Инфанта просит о тайной встрече, Криштиану не одобряет эту идею, но все равно решает ей помочь. У них с Отцом Марио начинается переписка, они оба не одобряют идею тайной встречи короля и инфанты, но потом Криштиану удается убедить личного исповедника Карлоса в том, что инфанта влюблена в короля и что их союз будет выгоден обоим странам. По ходу переписки они часто обсуждают любовь, что она значит для них, как они её видят. Сами не замечают, как влюбляются друг в друга. Полные имена и официальные звания постепенно сменяются простыми "Криштиану" и "Марио". Письма подписываются "Всегда ваш твой". Наконец долгожданная встреча Карлоса и Изабеллы. Криштиану сопровождает инфанту, но все его мысли только о Марио. Который так и не приехал. Вместо того, чтобы составить компанию королю на встрече, которую сам же и организовал, Отец Марио предпочел уехать на время в монастырь. В монастыре он замаливает грехи и молится сутки напролет, пытаясь изгнать из головы мысли о том, кого никогда прежде даже не видел. И никогда не увидит... Но Криштиану не собирается просто так сдаваться. Он выясняет, в каком именно монастыре находится Марио и, бросив все, едет к нему. Ну а дальше или горячая НЦа на алтаре или стекло, боль и слезы, в зависимости от настроения.
На тему того ролика с озвучкой матча: Приезжает как-то Ракитич к Манджукичу в гости. Сюрприз, пршут, ракия, все дела. Тихонько заходит в дом, идет искать Марио и вдруг видит Криштиану из ванной в одном полотенце выходит. "Хрватска богомать, это ж Роналду!"
-
-
29.07.2018 в 19:01-
-
29.07.2018 в 19:03пусть будет единственным, кого он НЕ кусает
Нескольким минутам перед матчем Уругвай- Португалия посвящается.
-
-
29.07.2018 в 19:04-
-
29.07.2018 в 19:05читать дальше
-
-
01.08.2018 в 08:06URL комментария
-
-
01.08.2018 в 12:50Пишет Гость:
URL комментария
-
-
03.08.2018 в 03:19URL комментария
-
-
06.08.2018 в 04:34URL комментария
-
-
06.08.2018 в 04:35URL комментария
-
-
07.08.2018 в 00:57URL комментария
-
-
07.08.2018 в 01:09URL комментария
-
-
07.08.2018 в 01:30URL комментария
-
-
08.08.2018 в 00:57URL комментария
-
-
08.08.2018 в 00:59URL комментария
-
-
09.08.2018 в 03:35URL комментария
-
-
12.08.2018 в 04:37URL комментария
-
-
12.08.2018 в 04:38URL комментария
-
-
13.08.2018 в 16:13URL комментария
-
-
16.08.2018 в 06:27URL комментария
-
-
16.08.2018 в 06:28URL комментария
-
-
21.08.2018 в 00:26URL комментария
-
-
21.08.2018 в 00:45URL комментария
-
-
21.08.2018 в 00:53URL комментария
-
-
22.08.2018 в 01:59URL комментария
-
-
22.08.2018 в 02:29URL комментария
-
-
22.08.2018 в 02:29URL комментария
-
-
28.08.2018 в 03:2327.08.2018 в 19:08
В честь съеденного вчера стеклишка и того, что сегодня ровно 6 лет, как Лукита заключил контракт с Реалом, приношу в жертву драбблик.
Бейл/Модрич, вероятно, около эрки
URL комментария
-
-
30.08.2018 в 18:10URL комментария
-
-
31.08.2018 в 05:27-
-
01.09.2018 в 18:36URL комментария