Гарет-камердинер сэра Модрича. Предан своему господину, несмотря на участие того в криминальных делах, часто выступает как телохранитель, полевой врач и вешалка для одежды. В одной крайне пикантной ситуации изображал из себя леди Генриетту, но это история не для посторонних ушей.
Гарет не ходит на собрания "Ганимеда", он ходит в подпольные бойцовские клубы, ему ж форму держать надо, да и любит кулаками помахать. Готовит он неважно, но сэр Модрич в еде неприхотлив и прощает все огрехи, не за этим же он нанимал такую детину.

Гарет трепетен в отношении господина, каждое утро он с благовением утюжит для него черный костюм, достает опаловые запонки из шкатулки, золотую брошь с семейным гербом, раскладывает на столике гребень и флакон с парфюмом, и идет готовить ванну.
Обычно сэр просыпается очень рано, поэтому Гарет очень рад, когда ему удается застать его спящим или - о боже!- самому будить его, мягко тормоша за плечо.
За много лет работы он так и не разучился покрываться румянцем, когда подает мокрому и обнаженному после ванны господину полотенце, а когда получат просьбу потереть спину, то Гарет может посоревноваться с вареными раками за звание самого красного существа. Он не уранит, не подумайте, просто стесняется.
К большому сожалению Гарета, господин предпочитает одеваться и расчесываться сам, однако позволяет слуге застегнуть запонки и завязать черную ленту вокруг головы.Эту ленту Гарет хранит в переднем кармане у самого сердца и по ночам, когда уединяется в своей комнате, вынимает ее, наматывает на запястье, рассеянно поглаживает пальцем и прижимается к черному шелку губами в быстром поцелуе, когда убирает обратно в карман.
Последние штрихи - капли парфюма на запястья и мочки ушей, и брошь, которую господин прикалывает криво. Гарет спешит поправить ее, ловит странный, тяжелый взгляд Модрича, но продолжает свое дело, пока золотое украшение не оказывается ровно закреплено.
Господин тут же подрывается с места и несется к выходу из дома, что-то щебеча о ресторане и встрече с друзьями.
У входной двери он останавливается так резко, что следующий за ним Гарет едва не врезается в него.
Модрич снова окидывает его нечитаемым взглядом и резко подается вперед, целуя чужие губы и тут же отрываясь от них. Поправляет прическу, выдает:
- Увидимся вечером!
Подмигивает двумя глазами и выскакивает за дверь.
Гарет чувствует себя самым счастливым человеком на планете и с воодушевлением идет варить раков.

И бедный полуседой Олег с мешками под глазами караулит в коридоре с ружьишком как старший пионер-вожатый.

Кристина: кродеться
Олег: Роналду! А ну брысь в свою комнату!
Кристина: грустно удаляется восвояси
чуть позже
Марио: кродеться ползком
Олег: Манджукич! Я тебя вижу!
Марио: возмущенно ползет обратно
еще чуть позже
Бонуччи: на цыпочках выходит из комнаты Кьеллини
Олег: Бля! А ты как туда попал?
Бонуччи: с криком убегает к себе в номер
три часа ночи
Олег: клюет носом
Павлик: кродеться
Олег: А тебя куда понесло?
Павлик: заползает Олегу на колени
Олег: занят Павликом
Кристина: кродеться
Марио: ползет
Кристина: наступает на Марио
Марио: кричит
Олег: материться
Павлик: летит на пол с колен Олега
Бонуччи: под шумок пробирается в комнату Щенсны

Внезапно Ковач/Хамес, крошечный драббл, что-то накатило Не закончен, ибо не могу. Чукча не писатель, чукча читатель.

читать дальшеТёмные глаза и волосы, но веснушки на детски чистом лице. Эти загнутые ресницы. Он лишь один раз обернулся через плечо и посмотрел на Нико затуманенными удовольствием глазами. Это врезалось в память. Остальное потонуло в пару душевой. Позже Нико признал себе, что сорвался впервые за долгие годы. И впервые за долгие годы так крепко попал в неприятности. Не стоило бурно праздновать свой новый контракт с Баварией. Потому что на следующий день это невинное лицо с драгоценно-редкими крапинками веснушек предстало среди тех, для кого ему нужно было быть тренером. И Нико не знал, что с ним делать.

- По сути, ничего серьёзного не было...
Но Хасан, его вечный исповедник, молча качал головой.

Между тем Хамес смотрел на него. На сборах, на обсуждениях, на тренировках, со скамьи на матчах. Поначалу с надеждой, потом с ненавистью, теперь с отчаянием и стоящими в глазах непроливающимися озерами слёз. Нико чувствовал, что этот взгляд жжёт его. Им двоим - одновременно - здесь нет места.

- Или я, или он, Хасан!
Старый друг вновь качал головой.

Но ночам из тёмного омута памяти всплывало лицо с затуманенными глазами, из приоткрытых детски-полных губ вырывался вздох; на глаза опускались ресницы и едва трепетали. Хамес жмурился и чуть дрожал в его руках всем своим горячим юным телом. Растерзанный собственной совестью, Нико каждое утро заново строил фасад: строгий, отстраненный, идеальный, холодный. Но за фасадом не было здания. Работа, много работы, имитация работы, в конце концов. Можно многое объяснить тем, что он только пришел. Потеряно не так уж много.

- Одного спасаешь, вкладывая столько сил, сколько он не стоит; другого топишь, не даешь даже шанса.
- Но, Хасан... ведь ты понимаешь, что я не могу. Если он останется, он будет считать, что имеет право...
- На тебя?
- На особенное отношение. Этого не избежать. О боже. Это было недопустимо.
- Да. Не представляю, как ты теперь удержишься на своем месте, если он решит рассказать боссам.

Нико мечтал вернуться в Баварию, точно в свою юность. Мечтал обрести место, которое можно назвать своим - вновь ощутить себя востребованным. Ощутить себя дома. И теперь эта мечта, начавшая так сказочно сбываться, ускользала из его рук... Времени оставалось ровно до Рождества.

- Ты должен решить это. Сам.
Хасан был непреклонен, как суфийский проповедник.

если бы луиска его укусил, тоха бы потом кудрявого из зависти убил
или присосался бы к тому месту
Я не знаю, зачем я это делаюТоха:
-- Что, правда? Он правда тебя укусил? Ой, как круто!
Удивленные взгляды всех в раздевалке направлены на Тоху. Он быстро находится:
--То есть, я хотел сказать: какой ужас! А тебе больно?
Павар морщится больше для вида:
-- Не очень. Хорошо, что он не вырвал мне кусок мяса своими зубищами...
Тоха с горящим взглядом:
-- А след остался? А можно, я посмотрю? Ну, вдруг там все серьёзнее, чем тебе показалось...
Бенжамин, сидя на скамейке, выпрямляет ногу и приподнимает край шорт. Сбоку на мускулистом бедре виднеется уже побледневшая отметина. Тоха, дрожа, опускается на колени, разглядывает след и вдруг крепко обхватывает ногу Бенжамина, припадая к месту укуса губами. Павар настолько удивлён поведением товарища, что не пытается вырваться. Тоха проводит по коже языком и напоследок легко целует. Затем поднимается и, заливаясь краской под ошарашенными взглядами, бормочет:
-- Это чтобы заживало быстрее...

глядел он на капитана своего этими наркоманскими глазами, рот от восторга приоткрыв и языком проводя по пересохшим пухлым губам, и понял капитан, что пропал
Анончик, довести хочешь? И так с этим балканским блядством братством еле дышишь...
Разрыв шаблона и вот уже не по Луке юстятся, а сам Лука страдает по молодому сокоманднику. Периодически залипает, глядя в его невозможные глаза, на его лицо, он влюблен в его ямочку на щеке и в его смешной, бесстыдный смех.
Когда Никола подлетает к Луке и что-то с восторгом щебечет, тот таращится на его губы и чувствует, как краснеет.
- Вы в порядке, капитан? У Вас температура? - и тянется руками, а потом и этими своими губами к чужому лбу. Луке кажется, что он сейчас сгорит на месте.
- Вам нужно прилечь, Вы слишком горячий. - выносит вердикт Никола.
Короче, Лука плачет, дрочит и себя ругает, что на молоденьких и неискушенных потянуло.

рэндомно блуждая по инстаграму, нашла фото Эди с Рабьо
Ой, блин, это прямо в тему моего писева.
Аноны, я ни разу не писатель, но видимо по 20 мг кавинтона на пару со злоключениями Кавани в ПСЖ и обсуждениями в треде сыграли злую шутку. Пишу первое фикло в жизни, на свой страх вношу отрывок с вопросом, сочинять дальше в том же духе или не тратить время.
Варнингс - крайне вольная трактовка событий, характеров и любой матчасти, бессюжетные зарисовки, поток фантазии автора на тему. Это сториз об Эди исключительно в моем личном видении любимого героя и событий, легкий стеб с претензией на юмор, но исключительно по большой любви. Кроме известных треду персонажей имеются совершенно левые личности, для воплощения идеи так сказать.
Не слэш как таковой, но проявления известных треду пейрингов в наличии.

Зарисовки из сумбурной жизни ПСЖ и причастных, сильно и не очень.

читать дальше- Нассер Аль Хелаифи, мужчина в самом расцвете сил, задумчиво смотрел в зеркало и, наконец выдернул еще один седой волос из пышной шевелюры. Одиннадцать, тяжко вздохнул президент ПСЖ, снова одиннадцать. И какой шайтан дернул тогда меня подписаться на этот футбольный дурдом, в тысяча первый раз подумал Нассер, нет, ну точно тот кальян у Аль-Мактума был паленый, пакистанцы, шакалы, туфту подогнали. В тысяча второй раз пожалев себя, Нассер подтянул узел галстука и решительно вышел из туалета. Через пять минут, сверкая улыбкой, шикарным костюмом и миллиардным банковским счетом Нассер начал презентацию своего второго главного приобретения Неймара да Силву Сантуша Джуниора. Освещение новой звезды ПСЖ ожидаемо прошло на ура, французская пресса строчила хвалебные статьи, сверкая пышными заголовками, а в магазины ломились очереди болельщиков за заветной футболкой с номером 10 и это в августе то. Тем же вечером с чувством выполненного долга и глубочайшего удовлетворения Нассер залег в благоухающую ванну в своем парижском особняке и от души хлопнул стакан дорогущего виски, а затем душевно повторил. У него все получилось.

- За несколько месяцев до этого. ПСЖ после ухода безусловной звезды Ибрагимовича определенно требовалась свежая кровь. Получив карт-бланш от эмира, Нассер понял, что может одним метким трансфером убить не одного зайца. Почитав колонку гороскопов, он выбрал удачный день и собрал весь штаб ПСЖ для мозгового штурма. Кандидатов на сверхновую оказалось не много, то клубы не хотели продавать, то игроки не соглашались, да и исполнение французских законов не давало разгуляться. Перспективные игроки традиционно мечтали о Мадриде, Барселоне или еще каком Манчестер Юнайтеде на пару с Ювентусом. Все это занудно перечислял Эмери, живописуя проблемы, как будто у Нассера их было меньше. Услышав Барселона, президент поморщился и привычно послал сине-гранатовых в долгий путь сексуального характера. Тот матч в Лиге Чемпионов частенько снился ночным кошмаром всем причастным, вот и сейчас Нассер прям видел довольные рожи Месси, Суареса и Неймара, особенно Неймара. И в этот момент перст судьбы решительно тюкнул в его пышную шевелюру и босс внезапно рубанул с плеча, нам нужен Неймар. Тренерский штаб и спортивная дирекция застыли в ужасе, понимая, что такое счастье никому из них не упало от слова совсем. Но Аль Хелаифи уже твердо решил лично провернуть одновременно и трансфер века и восхитительную месть ненавистной Барселоне. Через пару дней, снова сверившись с гороскопом и вооружившись медовыми восточными речами, зарплатными ведомостями и яркой специальной презентацией от пиарслужбы президент ПСЖ тайно отбыл на переговоры в Барселону.

- Неймару Париж понравился. Жаль не было моря, но в остальном французская столица радовала, особенно магазины, рестораны и клубы. Оснащение ПСЖ приятно удивляло, здесь не знали слово экономия и сверкали лоском с легким оттенком гламура. Гламур Неймар любил, благо теперь рядом был Дани Алвес, с которым можно было обсудить последние тренды, бренды и выбор аксессуаров. Уход из Барселоны получился сложным и некрасивым, но унывать и рефлексировать было не в его характере, особенно когда его Тьяго был рядом. Неймар искренне переживал, как все пройдет с Суаресом, но тот не обиделся, по-прежнему добродушно выслушивал его болтовню, и шутя просил не опозорить ставшую родной Барселону. С первой же тренировки Ней прикинул расстановку сил в команде и подумал, что жизнь налаживается. Он не сомневался в своем обаянии, умел находить общий язык с молодежью, а рядом были Тьяго, Дани и Марки. С занудными же /Ди Мария это не про тебя/ аргентинцами можно было разобраться по ходу дела. Парни ввели его в курс дела по игре в Лиге 1, дав понять, что чемпионство в принципе у них в кармане. Пропустив стартовый матч чемпионата, он легко вошел в игру и начал отсчет французских голов. ПСЖ удачно стартовал в Лиге Чемпионов, вынеся в гостях скромный Селтик, а Ней записал на свой счет гол с ассистом.
Похоже Париж пока стоил мессы. Эту чуднУю фразу Ней услышал от Давида Луиза. Однажды на сборах разговор зашел о городах и тот вывез мол, Париж стоит мессы. Все бы ничего, но чуднота фразы странно наложилась на самого Давида, который в это время наматывал на палец свои кудри и, прикрыв глаза, улыбался подозрительно томной и мечтательной улыбочкой. Короче, имел вид хрестоматийного влюбленного идиота. Ней уже почти ляпнул вопрос с кем в Париже так усердно служил мессы Луиз, но Тьяго припечатал того, палишься брат. Давид зыркнул очами, фыркнул и убрался с телефоном в номер. На утренней тренировке Луиз был явно не в фокусе и периодический мечтательно смотрел куда-то, очевидно в сторону Франции. Однако, горизонт французских приключений Неймара не был так чист и прекрасен, как ему хотелось. Проблемой номер раз была жесткая игра в Лиге 1, проблемой номер два аргентинско-уругвайская группировка ПСЖ. И если к первой можно было приспособится, то вторая напрягала все больше. Кавани, Пасторе и таскающийся за ними Ло Чельсо не пылали восторгом от его появления и стиля игры, угрюмо косились в три пары черных глаз, а обстановка в команде очевидно накалялась и грозила скоро бомбануть. Наверное тогда Неймару следовало взять пример с Нассера Аль Хелаифи и читать по утрам гороскопы. И быть может в тот злосчастный день матча с Лионом события пошли по другому пути.

часть укура, по мотивам которого и писалось сие мракобесиеКродричер кродричеру кродрич!
Окей, летс гоу...все будет немного сложнее, Тони - стратег, многоходовочку в стиле Луки он не любит, но могЕт.
Краем уха он услышал разговор Гарета с Дани о планах первого зайти к боссу через полчаса и переговорить тет-а-тет, решил, что терять нечего, приходит к Луке и сразу заваливает его на стол. Лука, неожиданно, против, у него работы выше крыше, не время для фонарей и подчиненный слишком много себе позволяет.
Но Тони почти в бешенстве, он думает о том, сколько раз на этом же столе Лука был близок с Гаретом(на самом деле нет, но).Одной рукой он удерживает босса, а другой расстегивает ему рубашку, с трудом сдерживая порыв придушить его к чертовой матери, избавив от страданий себя и не только.
Через десять минут их застает Гарет. Минуту он смотрит на Луку, которого животом к столу придавливает никто иной, как казначей.
Тони резко оборачивается через плечо, ухмыляется посетителю, пригвождая его к полу взглядом злых глаз. Гарет с трудом сбрасывает с себя оцепенение и выходит из кабинета, тихо прикрыв дверь.
Его душу разрывают на куски демоны ярости, ревности и отчаяния.
Кродрич и стол? Я ж сам возгорелся. Все думал, как Тони спешит к Луке, торопится, лишь бы успеть до Гарета, врывается в чужой кабинет, такой темный и до приторности-классический. Лука весь в черном сидит за столом и вчитывается в лежащий перед ним документ, накручивает отросшую прядь(вспоминаем те самые гифки, где у Луки очень длинные волосы) на палец и не обращает внимания на посетителя. Тони подскакивает к нему, поднимает за шиворот и заваливает на столешницу, Лука в дичайшем ахуе и пытается сопротивляться, но ему это нравится, на самом деле. такой добровольный даб-кон. Я только не учел одного
Лука Гарета заметил или нет?
Кродричи часть 1Тони уже минут двадцать сверлил взглядом собственные ладони, лежащие перед ним на столе, те самые, которыми он был готов придушить Гарета Бейла и Дани Карвахаля. Примерно полчаса назад он был случайным свидетелем разговора между Гаретом и этим новеньким выскочкой Карвахалем. Эти двое почему-то решили, что смогут потягаться с ним, правой рукой Луки Модрича, вторым после босса! Точнее, Гарет решил повлиять на Луку через их давнее знакомство-недодружбу и оградить своего нового подопечного Дани от нападок Крооса. Возмутительно! Да кто он такой, черт возьми, чтобы строить интриги за спиной главного финансиста?! О каком влиянии на Модрича думает Бейл? Единственный, кто может себе это позволить, он, Тони Кроос, и Лука всегда прислушивается только к нему, к нему одному!
Они познакомились пять лет назад, четыре из которых вели совместный бизнес, то есть бизнес принадлежал Луке, а Тони всячески помогал, поддерживал и всегда был рядом. Тогда, еще совсем молоденький, но уже дерзкий, уверенный в себе и харизматичный Модрич мгновенно очаровал и захватил разум Крооса воодушевленными речами о процветании их возможного партнерства. Дело в том, что у Луки, как оказалось, имелась солидная «крыша» на Родине, на Балканах, а здесь в Испании он оказался в результате некоторых терок с властями Хорватии и временно залег на дно. А теперь решил немного выйти из тени и создать в Мадриде свой бордель со специфическими услугами, разумеется все это под прикрытием балканских друзей-товарищей. Тони не был ханжой, но первое время сомневался, стоит ли соваться в торговлю телами, да еще и мужскими. Но Модрич был настойчив, он позарез нуждался в таком умном, рассудительном и порядочном финансисте-товарище, и, в конце концов, Кроос сдался, ни разу не пожалев. Работать с хорватом оказалось приятно и выгодно: Лука, беззастенчиво пользуясь своим даром убеждения и очарованием, сам набрал первую клиентскую базу, а также, кхм, сотрудников, наладил, так сказать, поток, а Тони помогал с различными юридическими и экономическими вопросами, а позже и клиентуру взял на себя. Также Модрич поддерживал связь с «крышей», авторитетами, властями и прочими заинтересованными лицами и занимался «отмыванием» их прибыли. В общем-то Тони не на что было жаловаться: работа не пыльная, начальство дружественное, дисциплинированное и не претенциозное, знает толк в деле, да еще и не жадное, денег на зарплату и, так сказать, премиальные, своему главному и единственному казначею не жалело, давало регулярные выходные и ни коим образом не притесняло – просто сказка.
Когда они праздновали первую годовщину своего благополучного и эффективного сотрудничества, а также первый сорванный большой куш, то случилось из ряда вон выходящее событие. Они с Лукой на радостях изрядно перебрали: с Родины хорвата прислали подарочную ракию, которая сверху прочих напитков в тот вечер моментально снесла не шибко пьющего Крооса, а Модрича – и того раньше. В итоге на утро оба проснулись с адски звенящими головами и в одной постели, совершенно обнаженные, а вид страдальчески возводящего к небу очи Луки не оставлял ни капли сомнения в том, что, как и с кем они ночью сделали. Как ни странно, такое событие не испортило их рабочих, да и межличностных отношений, напротив, как будто еще больше сплотило и создало дополнительное доверие между шефом и подчиненным. Они с Модричем вместе, вдвоем создали и подняли этот бизнес, шли вперед бок о бок, поднимались наверх плечом к плечу, а, изредка, в особо прекрасные вечера могли по-дружески предаться разврату без всяких обязательств и последствий. Это было очень удобно, всех все устраивало.
На второй год случилось первое, но неудачное покушение на Луку, заказанное барселонскими конкурентами, и тогда в их скромном дуэте появился третий – Гарет Бейл. Валлиец был давним приятием Луки, с которым хорват давно не пересекался, но телефончик на всякий случай в памяти держал. Гарет – бывший спортсмен, прервавший карьеру из-за частых травм, высокий и сильный, широкоплечий и надежный, пришелся ко двору, он занял должность телохранителя, шофера, тренера по физ. подготовке мальчиков и сопровождающего их же на выездах к какому-нибудь VIP-клиенту, а также отвечал за безопасность в их заведении. По началу Тони недоумевал, почему Модрич доверил свою жизнь именно Бейлу, но потом, после сторонних наблюдений, осознал, что это – лучший вариант, потому что не заметить благоговение в глазах Гарета в сторону босса мог только слепой, а позже, после очередной вечеринки, плавно перешедшей в фееричную попойку, перепивший Бейл сам проговорился Кроосу, которого, без сомнения, уже считал другом, о своем давнем глубоком и безответном чувстве к Луке, и Тони окончательно успокоился – босс был в надежных руках. Единственное, что настораживало, так это реакция и мнение самого Модрича на этот счет: складывалось впечатление, что хорват действительно в упор не видел обожания своего телохранителя и искренне считал его просто хорошим и надежным другом и подчиненным и, соответственно, ввиду своей слепости, регулярно динамил валлийца. Кроос смотрел на все это со стороны и помалкивал, а про себя, то смялся, то глубоко задумывался, а действительно ли все так? Не первый год работая с Лукой и зная его, Тони иногда сомневался: мелкий балканский бес был тем еще махинатором и манипулятором, поэтому вполне мог просто нагло пользоваться таким вот самоотверженным отношением Гарета, готового за своего обожаемого босса жизнь отдать. К тому же перед глазами был пример в лице модричевского связного, Матео Ковачича, через которого Лука контактировал с балканской братвой. Ковачич сох по своему боссу с младых ногтей и никогда этого не скрывал, а Модрич воспринимал все как данность и демонстративно относился к Матео максимум, как к младшему брату и другу, нуждающемуся в покровительстве. Матео тихо страдал, но продолжал преданно служить своему обожаемому начальнику. Тони не вмешивался, его эти хорватские истории совершенно не касались.
Время шло, заведение процветало, конкуренты шибко не беспокоили, а Кроос продолжал наслаждаться жизнью в целом и, теперь уже точно любимой, работой в частности. Их с Лукой редкие совместные ночи доставляли лишь удовольствие и не приедались: Лука в постели был отзывчив, авантюрен, горяч и ни в чем себе и партнеру не отказывал. Они никогда не претендовали друг на друга и были вольны в связях и предпочтениях. Тони в общем-то все устраивало, пока в один прекрасный день Модрич не завербовал нового сотрудника – молодого симпатичного испанца Дани Карвахаля. Все бы ничего, но немцу с первого взгляда не понравился новобранец, а точнее его поведение: Дани был готов в рот смотреть своему работодателю – сие после Бейла и Ковачича Кроос точно бы ни с чем не спутал, Карвахаль пожирал глазами Луку, а это, по мнению Тони, было не приемлемо. Негоже мальчикам по вызову желать своего босса! Тогда Кроос еще не понимал природу своих мыслей, но решил одним глазом приглядывать за наглым юнцом.

Кродричи часть 2Позже, после очередной удачной сделки и, разумеется, празднования, Тони по концу вечера не обнаружил рядом хмельного босса, хотя собирался как следует оттрахать этого провокатора, весь вечер отиравшегося рядом и, совсем распоясавшись, дразнившего всех и вся напропалую. Пропажа немного расстроила немца, и он, не солоно хлебавши, отправился к себе в холодную постель, а наутро случайно обнаружил в коридоре буквально вывалившегося на него расхристанного и потрепанного Модрича. Тот, окинув осоловевшим взглядом Тони поспешил ретироваться, силясь скрыть хромоту, но наметанный глаз Крооса все зафиксировал, а когда Лука скрылся за поворотом, казначей посмотрел на дверь комнаты, из которой выкатился босс, и остолбенел: на табличке значилось «Д. Карвахаль». И вот с этого момента Тони вдруг четко осознал, что такого больше не потерпит. Лука его и точка! Кроос запнулся на собственных рассуждениях, которые еще никогда ранее не выводили его на столь скользкую дорожку. С каких это пор он стал так переживать за свои отношения с Модричем? С чего взял, что Лука ему принадлежит, если они, вне работы, никогда ничего друг другу не обещали, просто иногда проводили совместный досуг, очень задорно так проводили. Это что, ревность? Серьезно?! Он ревнует?! И к кому? К мальчишке Дани, которому разок обломилось потрахаться с вожделенным и в стельку пьяным начальником? Тони оборвал сам себя и ушел в свой кабинет, до конца дня настроение было испорчено напрочь, а Лука самопроизвольно свалил в «незапланированную командировку» на Родину, перед отъездом так и не показавшись на глаза своему финансисту. И вроде бы Кроос внутри перебесился, ну с кем не бывает по пьяни-то, он точно знал, что вообще-то Модрич ни с кем из подчиненных не спит, кроме самого Тони, табу у него такое. Да не тут-то было. Каждый день видеть довольного, все еще мечтательно вздыхающего Карвахаля, да еще и, внезапно, сдружившегося с Белом, было просто невыносимо, и Тони, пользуясь отсутствием босса и своим умением держать непроницаемое лицо в любой ситуации, приступил к действию. Он подсунул Дани к одному из VIP-ов, любящему по-жестче, он подстраивал мелкие пакости несчастному после встречи с тем самым VIP-ом испанцу, он урезал жалование парню, ввиду претензии недовольного клиента на «профнепригодность мальчишки», прекрасно заранее осознавая провал Карвахаля, недавно пришедшего в их бизнес и, разумеется, еще не практиковавшего БДСМ. Короче, немец сделал все, что мог, чтобы усложнить жизнь Дани, но отомщенным себя не чувствовал, да и вообще победителем. Проблемы добавлял еще и Гарет, неожиданно вступившийся за новичка. Валлийцу, будь он не ладен, пожаловалась сама «жертва нападок зазнавшегося казначея» и во всех подробностях поведала о своих страданиях за «ночь любви» с боссом. Благородный и честный до зубного скрежета Бейл был искренне возмущен проделками Крооса, а его обостренное чувство справедливости требовало немедленной расплаты за неподобающее и жестокое поведение немца. Он простодушно пригрозил Тони разрешением вопроса через самого Модрича, когда тот вернется из своей «незапланированной командировки». Предупрежден, значит, вооружен. Тони затаился в ожидании приезда начальства.
И вот сегодня настал день «Х», Лука недавно прибыл из аэропорта и сразу же закрылся у себя в кабинете, так доложили охранники у входа. На этом мысли и воспоминания Крооса застопорились, перед внутренним взором возник растерянный и расхристанный Модрич, вываливающийся из комнаты Карвахаля рано утром, а потом воспоминание недавних событий сменилось образом чертова Бейла, мило болтающего с Лукой и невзначай намекающего, что кое-кто в их славной братии несколько превышает свои полномочия и злоупотребляет властью. Да разве ж это превышение, так проучил выскочку-Дани немного, негоже на босса слюни пускать...
Вереницу образов прервал сам виновник их возникновения, Гарет распахнул дверь кабинета, шумно вошел и бухнулся в кресло за свой рабочий стол, который и по назначению-то использовался крайне редко, обычно Гарет пребывал в разъездах, да пропадал на занятиях физ. подготовкой мальчиков. Тони постарался как можно вежливее поздороваться, за что в ответ получил приветствие, сказанное сквозь сжатые зубы. Хмм... Интересно... Ну да, валлиец же не знает об осведомленности Крооса их разговором с Карвахалем.
— Босс у себя? — нарушил тишину Бэйл.
— Понятия не имею. А что?
— Ничего. Тебя не касается.
Учитывая, что Гарет не в курсе их совместных с Лукой ночей, можно считать, что Тони еще повезло, у Бейла нет еще одного повода яриться на него. Хотя... кто ж его знает, вечного страдальца, готового на все ради Луки, может и разнюхал чего. И спрашивает он явно, потому что прямо сейчас с Модричем поговорить хочет. Черт! Да пропади оно все! Что ж, Гарет, ты сам напросился...
Тони резко поднялся из своего офисного кресла и решительно направился прочь из кабинета, под сверлящим спину взглядом Бейла. Он двигался по коридору прямо в кабинет начальника, расположенный рядом, и с каждым шагом в душе все выше и выше поднималась злость: на Карвахаля, на Бейла, на Луку, на чертовы извечные проблемы и на себя. Где ж его былое спокойствие и сдержанность? Где его характер и стойкость? Уверенность? Непоколебимость? Правильно, все погорел к херам в руках Модрича.
Кроос ворвался в кабинет, не стучась, быстро осмотрелся: ну да, все как всегда строго, чинно, важно, темная отделка и сам хозяин в черной рубашке. Тони сразу двинулся к не обращающему на вошедшего внимания Луке, копающемуся в каких-то бумагах, и выдернул того из кресла. В голове молоточком билась лишь одна мысль: «Успеть. Главное, успеть до Гарета». Тони лишь на миг посмотрел в глаза напротив, выражавшие недоумение пополам с негодованием за такое обращение, и заткнул рот, готовый исторгнуть протест, претензию или отказ, грубым поцелуем. Лука, конечно, опешил от столь необычного и несвойственного Кроосу поведения, поэтому позволил себя целовать, однако, когда руки Тони выпростали его рубашку из-за пояса брюк, всерьез забеспокоился и попытался оттолкнуть подчиненного, давая понять, что не намерен сейчас предаваться всяческим глупостям. На Тони подействовало с точностью да наоборот, он развернул Модрича к себе спиной, смахнул со стола все бумаги и канцелярские принадлежности на пол и впечатал слабо сопротивляющееся тело в гладкую, но твердую дубовую поверхность. Лука больно ударился животом о прохладное дерево и зашипел:
— Ты что творишь? Я сейчас очень занят и не настроен на всякую ерунду. Что на тебя нашло, Тони? Отпусти сейчас же!
— Лука, заткнись. Просто помолчи, – Кроос и не думал останавливаться. Подпитанное злостью, раздражением и ревностью сознание кричало: «А сколько раз вот так же тебя здесь, на этом проклятом столе, Бейл раскладывал, а?» Тони резко захотелось сделать хорвату больно так, как сейчас было больно ему самому от осознания, что есть кто-то еще, кто-то более близкий Модричу. Невыносимо было даже думать об этом! В данный момент Кроос сам себя не понимал: рациональная часть вопила, что это все глупые домыслы: и про Бейла и про кого-нибудь еще – и вообще его не касается личная жизнь босса, а иррациональная вкрадчиво шептала: возьми, подчини, это все твое и только твое. На минуту Тони уперся взмокшим лбом в затылок Луки, все также, не выпуская из цепкого захвата заведенные за спину руки Модрича, попытался отдышаться и несколько успокоиться. Не сильно, но помогло: красная пелена перед глазами стала опадать, возвращая рассудок на свое законное место, но ненадолго. Лука под ним завозился, запротестовал, а Крооса вновь стала охватывать злость. Ну уж нет, теперь-то он не уступит.
Тони навалился сзади на Луку, прикусил мочку уха, огладил бедра сквозь брюки, расстегнул их, а потом резко сдернул вместе с бельем. Сколько раз он видел эту белую задницу, и все равно ловил кайф от ощущения гладкой кожи под ладонями, в которые так удобно, как влитые помещались ягодицы. Модрич на столе притих, перестал дергаться и вообще весь как-то подобрался, как перед прыжком. Кроос звонко ударил по правой ягодице, оставляя на ней красный след, Лука дернулся и как-то жалобно пискнул, а немец продолжил грубо мять полушария, склоняясь к уху хорвата и запальчиво шепча:
– И сколько раз ты трахался на этом столе с Бейлом? Сколько раз подставлял ему свою задницу, а? Лукита?

Кродричи часть 3Модрич, конечно же, дипломатично промолчал, мелкий бес всегда грамотно расставлял приоритеты и знал, когда лучше затаиться и не отсвечивать. С одной стороны Крооса это злило, так как Модрич и не думал оправдываться. Вот же черт! Тони расстегнул свои брюки, приспустил вместе с бельем. Стояло так, что аж звенело в ушах. Он еще никогда не чувствовал такой смеси возбуждения и ярости, а еще жажды обладания. Луку хотелось трахнуть прямо так, не церемонясь и не спрашивая его мнения. Но частичка не до конца отключившегося разума не дала совершить столь опрометчивый поступок: уж чего-чего, а порванной задницы босс никогда ему не простит. Поэтому Кроос не поленился нашарить в ящике стола смазку, всегда хранимую там на всякий случай, о вероятности которого с другим даже думать не хотелось. Они редко были близки, но Тони хоть и старался действовать аккуратно, тщательно растягивал и смазывал, все равно торопился, придерживая Луку за подрагивающее бедро. Модрич пару раз выгнулся в спине, проскулил что-то невнятное, а потом сам подался навстречу пальцам. «Вот же сука! Заводится с пол оборота! Ведь он же теперь не против?» – с восхищением подумал Кроос, огладил низ живота босса, опустил руку ниже: «Да, точно не против…» Тони ухмыльнулся и от души снова шлепнул хорвата, попутно задирая подол рубашки практически до шеи и кусая лопатки. Внутренние демоны, столько лет подавляемые, сейчас стремились вырваться наружу, и Кроосу стоило невероятных усилий сдерживаться. Он постучал членом по входу Модрича, повозил между напрягшихся ягодиц, схватил хорвата за отросшие светлые волосы, вжал щекой в стол, а потом плавно, но без промедления вошел до упора. Придавленный Лука что-то промычал и затрепыхался, как пришпиленная к стене бабочка, а Тони впервые за последние месяцы испытал по истине мощное наслаждение. Вот так и надо было сразу поставить на место заблядовавшего начальника. Он блаженно закинул голову назад, простонал, прикрыл глаза, а, когда вновь распахнул, встретился с ошеломленным взглядом Бейла, видимо только что вошедшего в кабинет и тоже не соизволившего постучать. Губы Крооса самопроизвольно растянулись в гадкой улыбке превосходства, он толкнулся раз-другой, а Лука, вцепившийся пальцами в край столешницы, все еще удерживаемый за голову, отозвался на эти движения протяжными гортанными стонами, своего телохранителя он не видел. Обескураженный Гарет вздрогнул, встрепенулся, в последний раз взглянул в злые, но довольные глаза Тони и вышел прочь, аккуратно прикрыв за собой дверь. Победа! Да! Он успел, успел показать Бейлу, кто здесь кто! О последствиях можно будет подумать потом…
Тони вновь склонился к распластанному Модричу, он целовал спину, массировал пальцами голову хорвата, мял жилистые бока и крепкие бедра и двигался, двигался пока мозг постепенно заполнялся туманом похоти и вседозволенности. Кроос разрывался между желанием поскорее получить свое и оставить босса неудовлетворенным и осознанием, что теперь-то Лука от него точно никуда не денется, и надо бы растянуть ощущения на подольше, да и как следует приласкать хорвата не мешало бы. Тони остановился, плавно вышел из горячей тесноты и, придерживая за талию, перевернул тяжело дышащего Модрича к себе лицом. Лука смотрел на наго мутными глазами, сверкая ярким румянцем на вечно бледных щеках и не оказывал никакого сопротивления. Кроос зарычал, распахнул на хорвате ненавистную теперь рубашку, вырывая пуговицы и окончательно портя вещь, и приник губами к белокожей груди. Он целовал шею, ключицы и плоский живот, щипал за соски и пересчитал языком все ребра, про себя отмечая, что за время поездки начальник каким-то образом отощал, хотя куда уж больше-то. Лука тем временем как-то несмело потянулся к его пиджаку, стаскивая с плеч, попытался расстегнуть рубашку, но дрожащие пальцы его не слушались, и Тони сам стащил с себя всю одежду, а потом вновь уложил Модрича на стол, тут же глубоко целуя в губы и вновь проникая в тело. Лука вскрикнул, дернулся, попытался уйти от резкого проникновения, но Крооса это еще больше раззадорило. Он вцепился в бедра хорвата, сжимая до синяков, тем самым не давая слезть с члена, и сразу взял быстрый темп. Он все еще зол на начальника и собирается довести свое наказание до конца. Живем один раз в конце-то концов! Лука вскрикивал при каждом толчке, ерзал, то тянулся к Тони, то откидывался обратно на столешницу, прикусывал пальцы немца, а потом и вовсе, не раскрывая глаз, стал подмахивать. Такая покорность заводила Крооса, но она же и настораживала, обычно босс предпочитал диктовать свои правила, с чего вдруг такая вседозволенность и доступность? И правда, Модрич распахнул свои шальные глазищи, плутовато улыбнулся и каким-то молниеносным усилием оттолкнулся руками и всем корпусом от дубовой поверхности под собой, тем самым припадая к груди Тони и вынуждая его, держащего хорвата на весу, по инерции отклониться назад, опереться спиной о стену. Такой позиции в их нечастых сексуальных игрищах еще не было, но Крооса затея воодушевила. Он поддерживал Луку под бедрами, продолжал двигаться, приподнимая и опуская на члене взмокшее тело, а Модрич одной рукой клещом вцепился в его плечо, а короткими ногтями другой расцарапывал грудь казначея и ни на секунду не отрывался ото рта, проникая языком, подчиняя и утверждая свое главенства. Тони и не заметил, как потерял контроль над ситуацией. Да и хрен с ним! Когда так хорошо от ощущения тяжести на руках и сладко от горящего тела, и больно от царапающих пальцем, ни о каком принципиальном доминировании не может быть и речи. Здесь и сейчас Лука его: самозабвенно отдается, доверчиво жмется, крепко цепляется за плечи и бицепсы и страстно кусается. Да плевать на всяких там валлийцев, испанцев и прочих личностей! Тони верит, что один такой в жизни Модрича и в дальнейшем сможет доказать свою позицию боссу, навсегда отвадив всех желающих. Держать на руках хоть и исхудавшего, но все-таки имеющего вес Луку становилось сложнее, а уж когда хорват особенно рьяно сам насадился на член, у Крооса банально ноги подкосились, а перед глазами потемнело. Он опустился на ковер вместе с ношей, позволил боссу оседлать свои бедра и пуститься в бешеный пляс на своем члене. Дальнейшее немец плохо помнил, кабинет заполнили крики, стоны, звук ударов кожи о кожу и тяжелое дыхание обоих любовников, а Кроос машинально надрачивал член вконец разошедшегося Модрича. Разумеется, долго они не продержались. Первым накрыло Луку, он как-то жалобно всхлипнул, задрожал, заливая семенем живот Тони, а потом, обессилев, рухнул к нему на грудь. Кроос еще несколько раз толкнулся в горячую тесноту и заполнил жаром нутро Модрича.
Они молча лежали, постепенно выравнивая дыхание и приходя в себя. Остывающие тела окутывала слабость, а шевелиться совершенно не хотелось. Тони мягко поглаживал по волосам и спине лежащего на нем Луку и никак не мог понять, как докатился до жизни такой. Откуда в нем столько агрессии и собственничества? Почему его так накрыло ревностью к человеку, являющемуся в первую очередь начальником? Значит ли это, что он, о ужас!, влюбился, как дурачки Бейл, Ковачич и Карвахаль? Неужели балканский черт и его охомутал и навечно связал трепетным чувством? Но как же так? Как он проглядел? Столько лет держался непринужденно, и вот на тебе, все-таки попался.

– Тони, что на тебя нашло? – Модрич поднял голову и устремил вопросительный взгляд на своего финансиста. – Ты как будто с цепи сорвался.
– А ты совершенно потерял голову от собственной безнаказанности и начал скакать по койкам подчиненных.
– Что? Ничего я не скакал! Тот конфуз с Дани не считается. Я был пьян и не соображал, что делаю...
– Ага, теперь он — Дани...
– Ну хорошо. Карвахаль. Не придирайся к словам.
– Я и не придираюсь. Ты сам заварил эту кашу. В тот вечер я собирался... А, не важно. Ты просто взял и свалил с празднества. Ты и виноват. Во всем.
– Ах, вот как, — Модрич лукаво улыбнулся и прикусил ключицу Тони. — То есть я виноват в том, что ты ревнуешь?
– С чего ты взял? Я не ревную!
– Ревнуешь. Иначе не ворвался бы ко мне вот так, без предупреждения и спроса. Это на тебя совершенно не похоже, мой дорогой, порядочный и дисциплинированный немец, — Лука поставил засос на шее Крооса и спустился губами к груди, вылизывая оставленные своими же руками царапины. Тони вздохнул и зажмурился: крыть было не чем, засранец видел его насквозь и, разумеется, воспользуется своим знанием. А что остается делать Тони? Правильно, как всегда, делать хорошую мину, терпеть и получать удовольствие, если подвернется случай.
– Эй, не грузись, прекрати думать, — Модрич огладил его щеку и поцеловал в уголок губ. — На самом деле я много думал, пока был в Хорватии, и хотел бы извиниться перед тобой. В конце концов уж ты-то заслуживаешь моего доверия и честности. Я действительно не собирался спать с Крвахалем. И я... я вообще никого не хочу, кроме тебя. Уже не первый год.

Кродричи часть 4 До этого момента Кроос был уверен в отсутствии у себя сентиментальности и романтизма, но после признания Луки, сердце его забилось, а в голове будто бы фейерверк взорвался. Говорить ничего больше не хотелось, да и нужно ли? Тони опрокинул Модрича на спину, сам оказываясь сверху, и утянул в долгий поцелуй, отвечающий сразу на все вопросы. А Лука про себя восхищенно думал, что не зря все так удачно сложилось, иначе он никогда бы не узнал про эту другую сторону Крооса. Как оказалось вечно застегнутый на все пуговицы казначей, казалось бы, изученный вдоль и поперек, не был лишен темперамента, пылкости и агрессии, Модрич с удовольствием подчинился сегодня и с радостью готов подчиняться снова. Быть боссом — это хорошо, но иногда хочется снять ответственность и передоверить себя кому-то другому, надежному и преданному. Тони Кроос подходил для этой роли, как никто другой, да и, что греха таить, Луке он понравился еще в их первую встречу пять лет назад. С одной стороны родственная душа, а с другой — противовес азартному и амбициозному Модричу. Их тандем был крепким и эффективным, они гармонично дополняли друг друга, вместе прошли огонь и воду, однако, все эти годы Лука банально боялся быть непонятым, поэтому все сводил лишь к редкому сексу без обязательств, страшась словом ли, делом выдать себя и свой интерес. За время отсутствия в Мадриде Модрич обдумал их с Кроосом отношения и пришел к выводу, что дальше тянуть и отмалчиваться нет смысла. Сама мысль о потере такого человека ввергала в ужас, и он решился. Но Тони преподнес сюрприз, сам первым раскрылся пусть и столь необычным и, надо признать, сладостным образом. Модрич оценил, и теперь собирается закрепить успех. Он готов тонуть в объятиях Крооса и падать вместе с ним в бездну.

Анона понесло насчет Криша и Жука (не)едущих на ЗМТем временем, где-то в Турине, кабинет Андреа Аньелли:
А: Мальчики, от Ювентуса номинированы на ЗМ только вы двое. Быть может, вы все-таки поедете?
Кр7: Нет, не поеду.
Мм17: Ну тогда и я не поеду. На кой черт оно мне сдалось? Я и не хочу.
Кр7: Вот видите - Марио не хочет, значит и мне там делать нечего!
А: Господи, помоги...
Кр7: А может, мы отправим туда Кьеллини?
А: Почему Кьеллини.
Мм17: Ага, вместе с Бонуччи.
А: А ОН-ТО ТУТ ПРИЧЕМ?
Кр7: Ну вы знаете, на таких премиях всегда недооценивают защитников. К тому же, не хотите же вы сказать, что лучший защитник в мире это...
Мм17 *морщится*: Серхио Рамос!
Кр7 и ММ17 хором ржут. Аньелли фейспалмит.
А: Но они даже не номинированы! А вы - да!
Кр7 и ММ17, хором: ОЧЕНЬ ЗРЯ.
Мм17: Я боюсь камер.
А: Не заговаривай мне зубы, ты очень тщеславен в душе, я знаю.
Мм17: Признаю только туринские или хорватские.
А: За что мне всё это.
Кр7: А я не хочу видеть своих бывших одноклубников. Они будут смеяться надо мной.
Мм17: Схуяли? Пусть только попробуют!
А: *встрепенувшись* Так вы поедете?
Кр7 и Мм17, хором: НЕТ

Братья Азары после матча Глабаха с Лейпцигом, разговоры по телефону
читать дальше
- Ну как, уже одел угги и налили какао? - у Эдена весёлый голос в трубке и Торгану почему-то становится обидно.
- Я ненавижу какао, - сипит он в ответ и зло хлюпает носом.
- Ты простудился? - веселье сменяется неприкрытым беспокойством.
- Мы под дождём играли просто, - Торган неловко кутается в плед и мрачно пытается пошутить. - Но плед я взял, сейчас только на подоконник залезу и буду предаваться унынию.
- Температура есть? - Эден не обращает внимание на его вялые попытки перевести тему. - Ты к врачу ходил?
Торган устало морщится, забыв, что брат его не может видеть.
- Да мы все такие, - он поджимает пальцы на ногах, пытаясь согреться. - Я ещё умудрился в лужу грохнуться, те ещё ощущения...
Торган смотрит на гостиничные обои и думает, что, наверное, нужно было просто постараться. Но матч закончен, а он чувствует себя слишком маленьким и слишком уставшим.
- Ты идиот, - спокойно говорит Эден в трубке. Торган молчит, прижимая телефон к плечу, и прячет пальцы в пледе. Я это знаю, хочется сказать ему. Я ничего не смог сделать, поэтому моя команда проиграла.
- Дерьмо случается, - фоном слышится шум голосов и стук закрывшейся двери. - Лучше проиграть Лейпцигу, чем смотреть, как Жиру пытается завязать Морате хвостики на голове.
Торган представил и сипло хихикнул в трубку.
- Так-то лучше, - даже по телефону чувствуется, что Эден улыбается. Он добавляет:
- Я люблю тебя.
Становится теплее.

внезапно озадачился вопросом - вот Левандовски никогда не болеет, а если вдруг заболеет? Ну, сопли потекут, кашлять начнёт? Он будет мужественно переносить страдания или заебёт всех в округе?

Как я заржал с твоего вопроса, анон, ты б знал. Это всегда была для меня идея для ржачного фика
Тут как бы три варианта развития событий:
1.Предвосхитить страшное заранее. Сдувать пылинки, обнимать, гладить и исполнять любые капризы. Потому что НИ ДАЙ БОГ УЗНАТЬ, ЧТО БУДЕТ ЕСЛИ...Потому в операцию "Предвосхитить" вовлечена вся команда с привлечением сторонних сил.
2. О, ужас, они не успели сделать вариант №1 и тогда последствия непредсказуемы и ужасны. Последняя стена бундеслиги падет, что делать никто не знает, потому что НИКАГДА такого не было. Спасения и пощады не будет ни для кого
3. Сатанинская карма - его не берет ничего. Живем дальше. Хоть что-то в этом мире постоянно.
Время течет, планета вертится, солнце встает и заходит, Левандовски не получает травм и не болеет.
Но в тайне об этом мечтает...Потому что задолбался пахать на ваш лазарет! То один с соплями, то второй с запором, то все разом с диареей!

И чтоб не отходить от кассы в голове накурилась зарисовка из жизни Баварской семьи. Эпизод: ОТЛЕЧИТЬ!Серые от ужаса и безнадежности Зюле и Боатенг с мешком идут к дверям дома некого Марко из Дортмунда. Пихают сопротивляющееся тело в мешок со словами:
- Ты наша последняя надежда! Христом богом просим, ПАМАГИ НАМ! Видишь гибнет, Мюнхен гибнет.
Из мешка несется:
- Наконец-то! Давно ждал, надеялся и верил. Меня это больше не касается. Так что помирайте в муках и страданиях, а я порадуюсь.
Со слезами на глазах Жером набирает номер телефона. На проводе Лёв:
-Марко, прошу тебя во имя сборной - помоги им. Ты не представляешь, что там твориться.
Йозуа и Серж решили, что еще пара дней этой муки и они отрастят бороду до пят и уйдут послушниками в монастырь.
Леон вспомнил, что он вампир и кусает всех без разбора. Вчера доехал до Леверкузена и покусал Брандта. Завтра он собирается в Париж.
Томас развил навыки "Радио Мюллер" до такой степени, что свел Матса с ума и тот сбежал в неизвестном направлении.
Ману, Манушенька *раздался отчаянный всхлип * уже неделю сидит в воротах, ест Нутеллу и запивает пивом. Спасай сборную и страну!
- Хорошо, только ради сборной я зайду на минуточку...ЭТО ЧТО ОКНО НАРАСПАШКУ???
Почему больной такой горячий, я имел ввиду раскрытый и с температурой, лежит без дополнительного пледа в холоде?
Кто принес цветы? А вдруг аллергия и он начнет задыхаться. Срочно сюда куриный бульон, холодный компресс, аспирин ("И меновазин. Что-то спину надуло") и меновазин.
И все вон!!! Я сам займусь лечением, покормлю, поглаж..разотру лекарство. И через пару дней он встанет как миленький.
- Через пару? Раньше ты был проворнее
-Тебе слова не давали. Вставай и улыбочку свою сотри, меновазин втирать будем.

Облегченно вздохнув, Никлас и Жером под возгласы ("Ау, у тебя руки холодные" - "Заткнись" -"Я не хочу есть суп. Твою мать, ты сдурел?" - Ты сам хотел погорячее" - "Но не тарелку супа на...-"Раздевайся" - "Вот с этого и надо было начинать") покидали стены базы.
Небо над Мюнхеном посветлело. На пороге сидел их измученный главный тренер. Его предупреждали, что вступление в баварскую семью не будет простым, но что именно в его смену произойдет самое невероятное и Левандовски заболеет предположить не мог никто.
- Что же будет, если он получит трав..
- Не смейте произносить этого вслух, тренер - в ужасе воскликнул Никлас
- Кстати, о травмах. Надо бы в Дортмунд сообщить о возможных последствиях лечения Марко -задумался Жером
- Не стоит. Мы заранее с Томасом и Робертом обклеили всю комнату пупыркой. Сразу как началось испытание зель...эпидемия отправлений - пробасил довольный Никлас.
- Испытание чего? - недоверчиво спросил Ковач, но додумать эту мысль он не успел. Сверху раздался треск, грохот, звук падения и восторженный возглас "Ахуеть, у тебя тут пол пупырчатый!"
Довольный Роберт думал, что это была его лучшая идея попросить Хамеса сварить зелье, вызывающее симптом простуды. И теперь у него есть Ройс и пупырчатый полиэтелен. Его можно тыкать и лопать. А внутри Ройс!

ПСЖ надо учиться менять игру и много тренировать вариативность пасов. Звезда поставит двойной автобус и парижанам будет тяжко. Из хорошего, капитанство неожиданно очень идет Эди Взял на заметку сочинить главу на эту тему.

Продолжаю Зарисовки из сумбурной жизни ПСЖ и причастных, сильно и не очень. Часть 3

читать дальше- Родившегося не далеко от Парижа Адриена Рабьо создатель щедро наградил запоминающейся романтической внешностью, высоким ростом и несомненным футбольным талантом. Он был из тех юных дарований, попадающих в основной состав лучших клубов не достигнув и 20 лет. На радость любящей маме ему грозила прекрасная карьера и насыщенная личная жизнь. И если с первой все шло по одобренному мамой плану, то вторая пробуксовывала и норовила свернуть не в ту степь. На самом деле мадам Рабьо совершенно не зачем было знать правду, о ком грезит ее любимый отпрыск темными парижскими ночами и кто является героем его частых и очень неприличных снов. А случилось так, что ее милый, милый Адриен вот уже четвертый год безнадежно сох по одной уругвайской звезде. И, увы, это была не очаровательная Наталья Орейро, чью теленовеллу «Дикий Ангел» мадам Рабьо знала наизусть. Уругвайская страсть Адриена имела запоминающуюся романтическую внешность, высокий рост, общепризнанный футбольный талант, сложный, местами резкий, характер и звучное имя Эдинсон.
Стрела какого Амура попала в сердце Адриена, когда он смотрел на выходящего из душа, сияющего первозданным совершенством, Кавани история умалчивает. Тогда Эди, заметив немигающе уставившегося на него парня, хотел было спросить все ли в порядке и не случилось ли чего, но его французский хромал на все четыре ноги, а Рабьо, как истинный француз, знал по-испански только джентльменский набор ругательств, которыми разговаривали на поле аргентинцы. Проблема коммуникации не решалась еще приличное время, за которое Кавани свыкся с пылкими французскими взглядами одноклубника, полирующими разные части его тела, приобрел привычку сразу надевать трусы в душе, а потом за ворохом личных проблем просто перестал обращать внимание. Фиг с ним, думал Эди, пусть смотрит, может хоть кому-то в этой жизни будет хорошо. Адриен же, проштудировав его биографию и обнаружив наличие у Эда в 26 лет двоих детей, жены, нескольких любовниц и огненного прозвища Эль Матадор, надолго загрустил. С одной стороны, Эдинсон был натурален как божоле нуво, а с другой был горячим, увлекающимся и очень страстным. Пока Рабьо пребывал в меланхолических раздумьях о превратностях судьбы, Кавани успел развестись с женой, влететь на алименты, разбежаться с любовницей, основательно подмочить репутацию и уйти в затяжную депрессию. На горизонте Адриена забрезжил малюсенький, просто микроскопический шанс и упускать его было нельзя. Он внимательно изучил гороскопы, для верности аж в нескольких изданиях, вооружился советами с гей-форумов и сел составлять план завоевания мужчины своей мечты. Но на небесах его план не согласовали и в ПСЖ приехал Давид Луиз.

- Дурацкое американское понятие «Химия» село на отношения Кавани и Луиза как влитое. Она кипела и искрилась на поле, в раздевалке, в жизни, лилась с каждой совместной фотографии и кадра. Что между парнями было то самое Адриен просек почти сразу. Но он совсем не ревновал, во-первых это было бесполезно, во-вторых видеть такого светящегося и счастливого Эди дорогого стоило. Даже Лавесси довольно отмечал, что неаполитанская версия Кавани возвращается к жизни. Один момент из тех сумасшедших дней надолго остался в памяти Рабьо. В марте ПСЖ проиграл Барселоне на Парк де Пренс. Матч без Ибрагимовича был тяжелым и нервным, Луиз вышел на игру с травмой, а Кавани невероятным образом запорол все свои моменты. Эд почему-то всегда плохо играл с Барсой, но тот матч побил все антирекорды. В раздевалке Адриен сразу пошел в душ, а потом увидел это. Совершенно убитый полураздетый Эди сидел на скамье, а перед ним на коленях стоял Давид и что-то очень тихо говорил. Тогда Рабьо просто вынесло все это, руки на плечах, склоненные друг к другу головы, глаза в глаза и слова, не доносящиеся до чужих ушей. В тот момент они были где-то в своем измерении, куда не было доступа никому. Потом в раздевалку влетел Ибрагимович с возмущенным, Кавани, да ты охуел. Давид развернулся, закрывая собой Эда, но его опередил Лавесси, останавливая Ибру и двигая его на выход со словами, потом Златан, все потом. Потом был разнос от Блана, от Нассера Аль Хелаифи, от прессы и упорные слухи, что Кавани уходит из клуба. Но на самом деле так случилось, что ушел Давид. Эдинсон рвался в Челси, Конте засылал гонцов и Абрамович уже дал добро, но Аль Хелаифи включил Ди Лаурентиса и задрал цену трансфера. Сделка не состоялась, и Эд остался в Париже.

- Адриену было стыдно, но он был очень этому рад. К тому же после ухода Ибры Эди наконец-то стал первым номером парижской атаки. Самым большим бонусом этого была возможность на законных основаниях распускать руки и беспардонно лапать свою мечту, поздравляя с забитыми голами. Эль Матадор никогда не был скромником на поле, а номер со снятием футболки и демонстрацией роскошного тела поднимал рейтинги и внимание болельщиков. В ПСЖ умели работать со зрителем и смотрели сквозь пальцы на желтые карточки, которыми завистливые арбитры пытались остудить его пыл. Как будто это могло подействовать. И вот это явление полуголого Эда, сбивающего с ног сумасшедшей энергетикой, было лучшими моментами в игре для Адриена. Он был благодарен Кавани за разрешаемые вольности, спокойное принятие его влюбленности и немного неловкую заботу о нем и его чувствах. Один из таких моментов случился после драматичного матча ПСЖ с Барселоной на Камп Ноу. Оглушенные разгромом парижане приехали в отель, когда у автобуса Эд тихо попросил Адриена зайти позже к нему. Растерянный Рабьо через час стучал в дверь номера. Разумеется тот был не один, Пасторе, уткнувшись в ноутбук, лежал на кровати, а Эд, прихватив олимпийку, предложил сходить в бар. В баре он, не раздумывая, заказал текилу и начал разговор. Кавани разложил все, от текущего положения ПСЖ на футбольном небосклоне до приоритетов большого начальства и перспектив клуба. А после такой вводной перешел к главному, спросил до какого года у него контракт и убежденно заявил, что Адриену надо, не раздумывая, валить из Парижа. Уходить в топ-клуб, если он хочет добиться большего, стать настоящим игроком мирового уровня и завоевать главные трофеи. Вот, например, в Барселону, отличный выбор же. Рабьо спросил, а хотел бы он сам быть в Барселоне. Эди задумался на пару минут и, не отрывая взгляда от стойки, тихо сказал, что просто не смог бы играть здесь. Повисшую неловкую паузу удачно разбили появившиеся Маркито, Курзава и Ди Мария с предложением окончательно забить болт на режим и дружно залить тоску. Разговор закончился, заливка тоски хорошо шла добрых полночи, но Адриен запомнил его во всех деталях.

- Новость о приезде в ПСЖ Неймара сильно расстроила Рабье. Он давно играл в клубе и представлял, чем грозит так называемый трансфер века. Его позиции на поле пока ничего не угрожало, но рокировка сил внутри была неизбежна. Неизбежным было и изменение игры команды, и так не славившейся взаимопониманием. И еще был Эди. Эди со своими принципами, характером и вообще, с ним никогда ничего не бывало просто. А тут Неймар, золотой мальчик, принц Барселоны и один из звездного трио МСН. Кавани никогда не говорил много о своей жизни в сборной, но наблюдательный Адриен замечал как немного менялся его голос, чуть ярче блестели глаза , и как улыбался Эд, когда говорил о Суаресе. Нас всех ждут большие проблемы с тоской думал Рабьо и решил основательно подготовиться к серьезному разговору с мамой. Из Парижа надо было валить.

Аноны, помните, мы тут перетирали идею, что в Мадрид на аргентинское дерби вместо Кристины пошлют Павлика? Так вот, я упоролся и сочинил какой-то ужоснах на пол шишечки.
Перес/Дибала, нарекаю Перебалой. Никакого рейтинга.Флорентино Перес не был приятным человеком, но и отвращения не вызывал, пока что. Они встретились на «Бернабеу» за час до начала матча, и Президент «Реала Мадрид» самолично произвел небольшую экскурсию для Пауло. Они шли, не торопясь, разговаривали, а Пауло никак не покидало ощущение легкой тревоги. Голос сеньор Переса был слишком мягок и тягуч, а речи сладковато-приторными и ненавязчиво... навязчивы. Президент шел бок о бок с Пауло, пару раз едва коснулся его спины, пропуская вперед в то или иное помещение, но для форварда все это выглядело, как начало чего-то более серьезного, а себя он чувствовал дичью, которую постепенно заманивает в ловушку матерый хищник. Пауло терпел: отвечал коротко, но лаконично, сдержанно улыбался, вежливо благодарил за разговор, краткий экскурс в историю клуба, да и вообще приглашение на игру и настороженно ждал, ждал выпада «противника».
Когда они оказались в VIP-ложе, а арбитр дал свисток, ознаменовавший начало матча, Пауло слегка успокоился и даже начал получать удовольствие от происходящего на поле. Он так увлекся, что не сразу заметил неладное, а когда тревога вновь начала охватывать его мысли, Пауло скосил глаза в сторону и увидел Переса, пожирающего его сквозь очки своим сальным взглядом, а потом, видимо задумавшись о своем, облизнувшего свои губы. Чувство отвращения и гадливости накрыло Пауло с головой, как полотном, стало неуютно, захотелось прямо сейчас сбежать отсюда подальше. Пауло испытал дежавю. Он вспомнил, этот прожигающий взгляд: тогда, перед финалом Лиги Чемпионов, который хотелось вычеркнуть из памяти навсегда, он пересекся с Президентом Королевского клуба в подтрибунном помещении — Флорентино Перес пожал ему руку и окинул вот таким же жадным взглядом голодного хищника, всего на мгновение, но Пауло хватило, чтобы резко выдернуть свою руку из крепкого пожатия, внезапно переросшего в поглаживание верхней стороны его ладони, и поспешить к команде. Со временем маленький инцидент вылетел из головы за ненадобностью, а сегодня вдруг история повторилась. Паника достигла своего апогея, когда жадная рука Переса по-хозяйски легла на колено Пауло, властно сжала, а потом прошлась вверх и похлопала по бедру. Пауло застыл, внутренне сжался, зажмурил глаза, а когда прикосновение прекратилось, плавно выдохнул и, вновь взяв себя в руки, устремил глаза на футбольное поле. Смотреть на Переса не хотелось категорически, разговаривать — тем более. До конца матча Пауло сидел, как на иголках, а когда игра закончилась, и футболисты начали покидать газон, спешно распрощался с соседями по ложе и поспешил на выход. В спину ему омерзительно улыбался Президент, выразивший желание новой встречи в стенах «Сантьяго Бернабеу». Внимание Переса прилипло к телу как что-то грязное, отвратительное, захотелось сначала в душ, а потом первым же рейсом обратно в Турин, к родной семье, любимой команде, под крыло к Аллегри и Аньелли, откуда никакие проклятые Пересы его не достанут.

Небольшая зарисовка про Де Хеа и МакТоминея, фоном внезапно вылез Жозе и Погба О_о
читать дальше
Давид облокачивается на спинку кресла и закрывает глаза. После гомона раздевалки пустой стадион кажется оглушительно тихим. Руки горят, в глаза будто насыпали песка, хочется спать, но нет сил заставить себя даже встать. Он слышит лёгкие шаги рядом, улыбается и открывает глаза.
Скотт стоит, нахохлившись на ветру, и прячет руки в карманы. У него грустный взгляд, красный от холода нос и веснушки под глазами, которые особенно чётко видно в свете прожекторов. Давид приглашающе хлопает ладонью по сиденью рядом.
- Тебя скоро искать начнут, - МакТоминей хрипло откашливается, ворочается, пытаясь устроиться поудобнее. И добавляет:
- Извини, я ничем не смог помочь, - он хмурит светлые брови.
Давид качает головой, тянет его к себе ближе, заставляя перекинуть ноги через колени.
- Посидит со мной, - говорит он, утыкаясь носом в вихры на макушке. - Совсем немного. Я что-то совсем задолбался сегодня.
Скотт осторожно гладит его кончиками пальцев по щеке. У него тёплые руки, он весь тёплый, в голове вертится слово, ощущение, будто бы он уже дома и не нужно никуда идти, чего-то искать или ждать.
Давид закрывает глаза.
"Они очень мило смотрятся вместе", - думает Жозе, глядя на спящих. - "Надо бы почаще выпускать это пацана в старте".
Де Хеа вздыхает во сне и сжимает пальцы на запястье мирно посапывающего Скотта.
"А Поля буду выпускать на замену. Да, точно, лучший вариант..."

ещё один вариант с МакТоминеем и де Хеа больше не буду, честное слово
читать дальше
39 номер уже почти привычно появляется перед глазами. Скотт отходит назад, перекрывая линию удара и успевает выбить мяч с линии до того, как на него налетает не успевший затормозить оппонент. Шипованная бутса с силой проходится по виску, буквально отшвыривая в сторону. МакТоминей падает тихо и как-то сразу, стадион молчит и от этого становится только страшнее.
- Он сам, - оправдывается кто-то рядом.
Кровь скатывается по затылку подтёками грязно-бордового цвета.
- Я не хотел!
У подбежавших врачей осторожные руки и сосредоточенные лица.
Какая-то пара метров от ворот, а Давид никак не может заставить себя сделать шаг.

Он моргает.

И смотрит на светлую макушку рядом. МакТоминей тихо сопит, хмурится, теснее прижимая к себе подушку. Газон под руками сменяется гостиничным одеялом, паника постепенно отступает, только сбитое дыхание напоминает о том, что совсем недавно казалось реальным. С ним легко, думает Давид, и осторожно убирает прядь с правого виска, там, куда он видел, пришёлся удар.
- Ещё бутербродов пжлст, - неразборчиво бормочет Скотт и, не просыпаясь, утыкается лбом ему в ладонь.
Давид улыбается.
С ним и правда легко. Номер с двухместной кроватью они получают по остаточному принципу — администратор только разводит руками со словами "все другие уже забронированы на неделю вперёд перед играми". Кто на какой стороне будет спать они сразу разыгрывают в камень-ножницы-бумага. Ощущение чужого присутствия рядом не вызывает дискомфорта. Скотт аккуратно раскладывает вещи, тихо ходит по номеру в футболке с линялым принтом Спанч-боба и читает какую-то затрёпанную книжку на шотландском с оторванной рукой на обложке. Не прилагая в общем-то никаких усилий, у него получается создать в обычном гостиничном номере почти домашний уют.
Дремота наваливается снова, за окном всё ещё темно, размеренный ритм дыхания рядом успокаивает. Давид кладёт руку на чужой бок и засыпает снова, теперь уже без кошмаров.

Будильник срабатывает как всегда внезапно. За это время МакТоминей умудрился переползти на его сторону и удобно устроиться на его плече вместо подушки.
- Что? - сиплым со сна голосом говорит он. - Уже пора вставать?
Давид ерошит ему волосы на затылке и говорит:
- Спи, ещё рано, - и тянется отключить звонок. Когда он кладёт телефон на прикроватную тумбочку, Скотт уже снова спит. Давид подтягивает его ближе и закрывает глаза. Самое время впасть в ужас от собственных действий, но МакТоминей под боком воспринимается настолько обыденно, что он решает поспать ещё немного, а поужасаться как-нибудь потом под настроение.

- Ну и как тебе наша белокурая красотка? - Погба кивает в сторону поля. Давид озадаченно моргает пару раз и всё-таки решает уточнить:
- Ты это сейчас про тренера?
Поль ошарашенно таращит на него глаза и мотает головой:
- Я про Скотта же, ну!
МакТоминей перебрасывается мячом с Эррерой, смеётся на ходу, вихры торчат в разные стороны и кажутся особенно светлыми в пасмурных сумерках.
- Нормально. Кстати, не храпит в отличии от тебя.
Погба заливисто смеётся:
- Что ж ты его не сфоткал, пока он спал?
Давид неопределённо мычит, доматывая тейп. Неожиданно в голову приходит хулиганистая мысль:
- А я сфоткал, только решил её себе оставить.
- Да зачем она тебе? - Погба выглядит действительно озадаченным.
Давид натягивает перчатки.
- Дрочить, - говорит он веско и идёт к воротам, чувствуя спиной удивленный взгляд.

#сам_себе_плеймейкер

• Нико Ковач: «Йозуа Киммих отлично смотрелся в полузащите в паре с Леоном Горецкой. Я очень доволен его игрой. Мы знали, что он справится».
Что было до:
• – В настоящее время ты играешь полузащитника в сборной Германии, а как насчет «Баварии»?
Йозуа Киммих: «Я не буду искать разговор с тренером по этому поводу, я предполагаю, что продолжу играть на позиции правого защитника».
Как это произошло? Моя версия.

- Тренер, тренер, хочу в опорку!
- Отстань, Йош, не видишь, я Хамеса воспитываю?
Ковач отмахнулся от настырного Киммиха, потому что был занял приковыванием Родригеса к батарее.
Обиженный Йозуа решил не сдаваться и подошел со своей проблемой к Румменигге.
- Тренер не хочет ставить меня опорником!
- Да? А я здесь причем?
- Вы можете надавить на него.
- Твоя фамилия Рибери? Может, Роббен? Нет? Тогда я палец о палец не ударю. - заявил строго Калле.
- Но...
- Иди, тренируйся, не мешай мне согласовывать спонсорский контракт.
Чернее тучи Йош побрел прочь. Вдруг пришла ему на ум отличная идея. Почему бы не пожаловаться другому, более авторитетному тренеру?
- Уважаемый герр Лёв! Не могли бы Вы повлиять на нашего тренеришку, он не хочет делать меня опорником!
- Киммих! Что за неуважительный тон к моему коллеге? Опять качаешь права? Я тебя шелковым на следующих сборах сделаю! - пригрозил Лёв и бросил трубку.
- Что же делать, что же делать... - усердно думал Киммих. - О! Кэп идет!
Йош кинулся к Нойеру как к последней надежде.
- Кэп! Кэээээп, слушай. Просьба к тебе. Можешь уболтать герра Лёва переговорить с этим Ковачем? Мне нужна практика в опорке, а он меня в защиту запихивает! Мой талант увядает, понимаешь, кэп?
Киммих чуть не плакал. Нойера это растрогало.
- Йосик, не так просто уболтать герра Лёва. Он откажется, наверное.
- Ну, пожалуйста! Ну, хочешь, я месяц буду мешки с мячами за тобой таскать и ворота двигать!Только ты способен помочь!
Нойер задумался, взвесил все "за" и "против", но согласился.
Через два дня на тренировке Ковач сказал:
- Завтра против Бенфики в опорке играет Киммих. Это решение окончательное.
Киммих шепотом поблагодарил Нойера, который стоял рядом.
- Кэп, спасибо! Но как тебе это удалось?
- Лучше тебе не знать, мелкий. Не дорос ты еще до такого. Как станешь старше - расскажу.
Киммих надулся и отвернулся, а капитан еще долго подозрительно довольно улыбался.

Не знаю, есть ли сейчас здесь мои далероаноны, которые еще и куздец курят, но я тут разродился зарисовкой

читать дальшедля визуала



Лео всегда любил всё красивое.

Он любит красивых женщин. Любит красивые тачки и красивый дорогой отдых. Любит красивые города и страны, от которых захватывает дух. Любит свои татуировки. Любит себя, конечно.

Лео любит красивый футбол и чтобы игра была духзахватывающей и на ошеломительные голы богатой. Совсем хорошо, если эти самые ошеломительные голы забивал бы он, Лео.
В такие дни после матча он чувствует крепкое острое возбуждение внутри живота, как будто тонкая пружина затягивается всё туже, как будто где-то глубоко маленькие фейерверки вот-вот взорвутся.

Кончики пальцев покалывает, и хочется прикоснуться к себе, снова и снова прокручивая в голове особенно удачный пас или гол ножницами. Ну да, такой вот он, Леандро Паредес — дрочит на футбол, в конце концов он всегда любил всё красивое…

Лео любит Россию — красивую и непонятную, морозную и яркую, громкую и неряшливую. Лео любит Питер, немного чопорный и дождливо-слякотный. Он любит русский язык, грубоватый, резкий, но за год ставший чуть ли не родным.

Не сказать, чтобы Лео имел значительные успехи в его изучении, правда, но его накопленных знаний хватает, чтобы однажды после тренировки выхватить из разговора фразу, сказанную знакомым нервно-взволнованным голосом: У меня. Никогда. Не было. Девушки.

Лео удивлённо вскидывает голову, вовремя, чтобы заметить и ржущего — бывают ли моменты, когда он не ржёт? — Дзюбу, и смущённо-изумлённо округлившего глаза Андрея, и покрасневшего — скулы так и вспыхнули — Далера Кузяева.
Задерживает взгляд с интересом и любопытством — ну надо же… Остались ещё такие невинные цветочки, даром, что футболист, таким только свистнуть — мигом девушки набегут.

Далер смотрит на Артёма с вызовом, чуть выпятив подбородок, будто ожидая насмешек. Лео вдруг понимает, что не может оторвать взгляда от его лица — как обычно бледное, с страшно запавшими глазами, будто неделю не спал, не ел, а только бегал, да мяч гонял.

В дýше Лео опять из-под ресниц, украдкой, стыдливо-бесстыдно рассматривает Далера, словно только что его встретил, словно только вот сейчас познакомился, словно видя в первый раз. Подмечает и тёмные круги под глазами, и бледную кожу, и заострившийся нос. Оглаживает взглядом пожелтевшие уже синяки на рёбрах, набитые в прошлом матче, крепкие бёдра, и длинные пальцы, неторопливо смывающие пот, усталость и грязь. Лео смотрит-изучает и вдруг ясно понимает, что Далер — красивый.

Не в том смысле, что он весь из себя типично-инстаграмно-модельный, таких людей Лео повидал по миру не мало и в конечном счёте пришёл к выводу, что они слишком неинтересные.
Нет, одноклубник был красив своей, особенной, нескучной красотой.
И Лео жадно наблюдает, не может отвести глаз.

Далер — бледнокожий и тонкопястный, синяками расцвеченный и тренировкой вымотанный — завораживает его, заставляет широко раскрыть глаза и, не моргая, ловить каждое движение усталого тела.
Тела не сказать чтобы крепкого и сильного, Далер не может похвастаться телосложением как у того же Дзюбы, но нехватку физической силы он с лихвой окупает выносливостью и упорством.

Именно сейчас Леандро вспоминает все матчи, когда Далер играл как в последний раз, выкладываясь по полной даже на обычных тренировках, как отдавался игре до конца, никогда ничего не делая в полсилы.
Как закусывал губу и упрямо поднимался после каждого фола, после каждого столкновения с соперником, как самоотверженно подставлялся под чужих игроков, зарабатывая пенальти и штрафные, чтобы потом тихонько шипеть в дýше, трогая пальцами свежие синяки и ссадины.

Вспомнив всё это, Лео думает, что Далер мог бы умереть на поле.

— Санта Муэрте… — шепчет Лео себе под нос, всё так же не отрывая от Кузяева взгляда. — Санта Муэрте…

В рот попадает вода, и Лео кашляет, за секунду избавляясь от странных чар, а в животе снова начинают потрескивать фейерверки.

Последующие месяцы Леандро со стороны изучает одноклубника по-новому открывшимися глазами. Далер странный немного и застенчивый. Собранный и сосредоточенный на поле, серьёзный и незаметный в раздевалке. Такой незаметный, что Лео до последнего, оказывается, его не замечал — смотрел, но не видел.
Лео корит себя за это, потому что смотреть есть на что.

Теперь он жадно подмечает все детали, которые не видел раньше — тёмные созвездия родинок на бледной коже, синеватые реки вен на руках, особенно выделяющиеся после выматывающих матчей, шрам на острой коленке и очередные жёлтые и фиолетовые синяки — каждый раз на новом месте, как чернильные пятна, расползшиеся под кожей. Лео думает, что синяки Далера как татуировки; как у него, у Леандро. Лео думает, что это красиво.

Иногда он шёпотом — тихо-тихо — произносит его имя: Да-лер-р, словно пробуя на вкус, и оно хрустит у него на зубах, как щербет, и вяжет, как та русская ириска, которую ему, шутя, подсунул Артём.

Да-лер-р.

Игра с Бордо стала своего рода Рубиконом, точкой отсчёта, когда назад пути уже не было. Лео видит Далера словно в слоу-мо: бегущего и бьющего по мячу левой ногой, а мяч улетает прямо под перекладину, и, честно, Леандро даже кажется первоначально, что Кузяев промазал, но затем слышит крики трибун, видит, как одноклубники сногсбивающим вихрем налетают на Далера, и понимает — забил.

Он стоит чуть в стороне и смотрит, как белый до синевы Кузя измождённо запрокидывает голову, как острый кадык на горле выпирает — вот-вот прорвёт тонкую кожицу, Далер взмахивает руками, вытирая лоб — вот и всё его празднование своего гола, красивого гола. Лео подходит и прижимает Далера к себе, вдыхая острый запах пота и разгорячённого тела. Закрывает глаза и будто падает, внутри начинает потрескивать, и Лео уже даже не удивляется.

В раздевалке Лео, рассеянный, слушает, как Артём извиняется перед Далером за нереализованный пенальти (Далер отмахивается), как ребята поздравляют Далера с прекрасным голом (Далер отмахивается), потом подходит Себастиан и зовёт Лео отметить победу где-нибудь в баре (Лео отмахивается). Раздевалка, шумная и многоголосая, медленно пустеет, становится приятно-тихой и расслабляюще-безлюдной.

Только за стенкой, в душевой, снова течёт вода. Леандро обводит взглядом шкафчики и видит, что одежда осталась только у одного. Номер четырнадцать всё ещё здесь. У Лео ёкает сердце.
Он делает шаг.

Ему хочется думать, что, заходя в душевую, он идёт посмотреть, всё ли у Далера в порядке, не получил ли он при столкновении с Отавио травму, о которой стоически молчал весь матч.

Далер стоит под струями горячей — аж пар идёт — воды, низко опустив голову и чуть сгорбившись. На рёбрах зреет знакомо-новый синяк, а на бёдрах и щиколотках темнеют старые, и по ним отчаянно хочется провести губами. Лео жадно осматривает-оглядывает длинные пальцы, упёршиеся в мокрокафельную стенку, плечи, уже покрасневшие под напором струи, крепкие ягодицы и маленькие ямочки на пояснице. Далер расслабленный после массажа и мернодышащий, Лео смотрит, как спокойно поднимается и опускается его спина при дыхании. Далер не знает, что за ним наблюдают сзади, и Леандро чувствует себя Подглядывающим Томом из той пресловутой легенды про Годиву — вот-вот ослепнет.

Он тяжело-вязко сглатывает, и Далер, словно что-то почувствовавший, мгновенно каменеет под его взглядом и резко оборачивается. Тут же успокаивается при виде своего и слабо, устало улыбается. Далер смотрит на него доверчиво и тепло, и у Лео внизу простреливает до боли. Он не знает, что ему делать.

Он мог бы кивнуть одноклубнику и выйти из душевой, доехать до дома и увести жену в спальню — дети давно уж спят.

Он мог бы похвалить Далера, сказать какие-то банальные слова — good job, dude, well done — пригласить выпить в бар, дождаться отказа и, пожав плечами, выйти, чтобы потом встретиться всё же с Дриусси и отметить уже с ним.

Он мог бы отвести взгляд и больше никогда-никогда не вспоминать, каким беззащитным казался бледный ссутулившийся Далер и как хотелось обнять его, губами пересчитать все ссадины и лизнуть острый кадык.

Он мог бы подойти — медленно и хищно — и посмотреть, как меняется выражение лица Кузяева — с приветливо-безразличного до удивлённо-настороженного — как округляются глаза и губы, мог бы протянуть руку и провести по синяку на боку — так, как давно хотелось — немного надавив подушечками пальцев, а потом восторженно сцеловать яркий румянец на щеках, чувствуя, как внутри наконец разрываются давно сдерживаемые фейерверки.

Так он и делает.

Конец недели совсем не задался, одна французская личность огорчила до невозможности, но глава дописана. Буду верить, что завтра будет лучше, чем вчера.
Продолжаю Зарисовки из сумбурной жизни ПСЖ и причастных, сильно и не очень. Часть 4

читать дальше- Марко Верратти по праву считал себя ветераном парижского гранда. Ему было всего 25, а он играл с лучшими из лучших, с кем-то недолго, как с Бэкхэмом, кого-то Марко, утирая слезы, провожал на отвальной, а кто-то еще играл с ним в клубе. Игроки приходили и уходили, а Верратти оставался железным игроком основы, из тех, на ком держался и добивался успехов клуб. Техничный, очень цепкий, прекрасно видевший поле, с точным пасом и видением игры Марко легко вписывался в тактические схемы любого тренера. В Париж в свои 20 он переехал из заурядной провинциальной Пескары, где именитые игроки отродясь не водились, и сразу попал в окружение игроков высшей лиги, закаленных в самых знаменитых европейских клубах. Тогда ПСЖ твердой рукой управлял сеньор Анчелотти, который и приметил талантливого Верратти. Конечно, Марко сначала робел и тушевался, но обидеть мелкого, глазастого паренька у старших рука не поднималась, а четкие тренерские установки давали возможность раскрыться на поле. К тому же Маркито, как стали называть его в клубе, был остр на язык, скор на розыгрыши, не лез за словом в карман и по-итальянски экспрессивно воспринимал все события. Все это сделало Марко любимцем болельщиков и лицом клуба. Когда в ПСЖ появился Кавани, Марко смеясь заявил, что ПСЖ решило скупить всю серию А и уже набрало целый старт. Эди стал тогда 11 игроком, приехавшим из Италии. Почему его купил ПСЖ тогда особо никто не понимал, ни игроки, ни занявший тренерский пост Блан. На первой же тренировке Ибрагимович смерил Кавани оценивающим взглядом, прищурился и выдал сразу в лоб, Ты же не думаешь, что будешь играть в центре, да еще и много, когда здесь Я. Эд взгляд выдержал, пожал плечами и ответил просто, Все решает тренер, как он скажет, так и будет. Ибра заржал, хлопнул Эди по плечу и бросил коротко, Сработаемся. На удивление всех они сработались. Верратти восхищало особое чутье Кавани на гол, умение выбирать позицию для атаки, упорство и выносливость. Сам Марко в игре мог, как мгновенно завестись на соперника, так и бурно объяснять свою жизненную позицию арбитрам, сопровождая все это высоким итальянским слогом и драматической жестикуляцией. Оказалось, Эд владел тем же слогом и жестами не хуже и был за любой кипиш на поле. Их яркие артистические перфомансы полюбились болельщикам и держались в топе просмотров на Ютубе. Но однажды Кавани поразил даже искушенного Маркито. ПСЖ играл с Ниццей и Эди просто пошел в разнос, дважды сцепился с Балотелли, наехал до желтой на арбитра и перекинулся парой ласковых с тренером соперника. Вообще то, с отбитым на всю голову Балотелли не рисковал связываться никто, но Эд был уругвайцем, и просто не умел отступать.
- Новость о приезде в ПСЖ Неймара не обрадовала Верратти. Он понимал, что приезд такого игрока изменит жизнь ПСЖ как по игре, так и внутри клуба. Вот это внутри и волновало больше всего. К ним только что пришел Дани Алвес, и бразильская банда прибыла еще на двух человек. А значит, рано или поздно пойдет новый передел влияния по кланам и придется выбирать, на чьей стороне оказаться. Выбирать очень не хотелось, Марко решил про себя, что займет нейтралитет, а там посмотрит. Потом он поговорил на эту тему с Анхелем и оказалось, тот думал примерно также. Было решено обсудить вопрос серьезно и Маркито пригласил Тьяго в свой любимый итальянский ресторан. Силва слушал их внимательно и к концу пламенной речи заметно помрачнел. А потом Марко решил все же добавить про Алвеса. Алвес, растрепавший прессе, что Неймар не хочет быть в тени Месси, ему не нравился. Старожилы ПСЖ хорошо помнили скандал с одним обкурившимся треплом и что тогда пришлось пережить им всем. Повторения никто не хотел. Силва обещал принять их позицию и серьезно поговорить со своими. Разговор не зарядил Марко оптимизмом, но свой ход он сделал.
- Тьяго Силва приехал в Париж вместе с Ибрагимовичем в уже далеком 2012 из Милана. Кроме них в клуб пришли Лавесси с Верратти и на короткие гастроли сам Бэкхем. В том же сезоне ПСЖ вернул себе чемпионство, а Тьяго стал капитаном. Ему нравился Париж и он был бы рад завершить свою карьеры именно здесь. Звонок Неймара, радостно сообщившего новость о своем переходе в ПСЖ, ошеломил Тьяго и первое, что он спросил было, Зачем. Неймар пространно и путанно пытался объяснить, а потом тихо добавил, Ты совсем не рад. Силва смутился и понял, что ему предстоит долгий и трудный разговор. Однако, разговора не получилось. Когда Неймар прилетел в Париж, то сразу повис на Тьяго и потащил в ресторан рассказывать обо всем. Ней был таким довольным и возбужденным, что капитан так и не решился спросить, как в его возрасте можно променять звездную гранд-даму Барселону на амбициозного выскочку ПСЖ. Незаданные вопросы не получили ответа, и Силва смирился с тем, что теперь опекать свою любимую бестию придется не только в сборной. Что Нею придется не просто во Франции, Тьяго не сомневался ни минуты. Неймару были необходимы любовь, восхищение и полная поддержка команды, тогда золотой мальчик ловил кураж и творил чудеса на поле. Бразильцы это знали и понимали, как поняли и в Барселоне. Но Париж не был готов дать Неймару то, зачем он приехал, Париж был строг и неуступчив, он требовал преданности и самоотдачи. Недавний разговор с Верратти и Ди Марией только подтвердил это. У нас у всех будет непростой год, думал капитан, прося Деву Марию дать ему сил и терпения.
- Тот злополучный матч с Лионом ПСЖ играл на Парк де Пренс. Лион не был легким соперником и упирался изо всех сил, к тому же в тот день их вратарь явно был в фаворе у спортивной удачи. Во втором тайме ПСЖ заработал штрафной, и Эдинсон привычно пошел к месту удара. Это стало первой фишкой домино, запустившей роковую для всех цепную реакцию. Оказавшийся рядом Дани Алвес забрал у него мяч и отдал в руки Неймара. Опешивший от такой беспардонности Эд, возмутился и попытался мяч вернуть. Но расставаться с ним бразильцы не собирались и Неймар пробил штрафной удар. Однако вратарь Лиона снова забожил и счет остался по нолям. Потом мяч срикошетил от ноги Эди и влетел в ворота от защитника. ПСЖ наконец-то повел в счете. За десять минут до конца матча резво рванувшего Мбаппе уронили в штрафной и парижане получили право на пенальти. Уже на точке к Кавани подошел Неймар и заявил, что пенальти будет бить сам. Того предсказуемо понесло и, не особо церемонясь, Эд красочно описал почему этого не будет, и кому что полагается делать сейчас на поле. Забить ему не удалось, удача отправила на помощь вратарю перекладину. Затем Лион умудрился закатить еще один автогол и ПСЖ остался победителем. Заведенный до предела, Кавани быстро ушел с поля, ему надо было хотя бы немного остыть, иначе он за себя не ручался.
- Возможно, тогда все еще можно было спустить на тормозах, но Пасторе и Верратти, главных спецов по утихомириванию разъяренного Эда не было на поле. А Неймар влетел в раздевалку разозленный ничуть не меньше. Честно говоря, ни Кавани ни Неймар не помнили, что тогда в запале наговорили друг другу. Неймар срывался на португальские ругательства, а сильный уругвайский акцент Эда был далек от произношения, принятого в Барселоне. Алвес и Ло Чельсо придерживали каждый своего бойца, не давая начаться активному мордобою, Менье занял позицию рефери, благо его габариты давали преимущество перед всеми. Кимпебе, Курзава и Нкунку залезли на стол и азартно делали ставки, кто первым получит фингал. Мбаппе круглыми от изумления глазами смотрел на набирающее обороты шоу. Стоящий рядом с ним Дракслер задумчиво размышлял, что такой бардак у герра Лева не возможен в принципе. А Рабьо просто любовался, в такой экспрессии Эди был похож на римского гладиатора, идущего на смерть. Появившейся в раздевалке Маркиньос, не разобравшись в мизансцене, рванул на помощь Неймару. Адриен тут же вспомнил, что его сильные качества тонкое виденье игрового поля, точный пас и скорость принятия решений, уронил на пол бутылку с водой и элегантно пнул в противоход Марки. В своих оценках Рабьо специалисты оказались точны. Бутыль проехала точно под ногу бразильского защитника, и тот не слишком грациозно повалился на Алвеса, который в свою очередь толкнул стоявшего перед ним Неймара. Законы физики одинаково работают со всеми и у Нея было выбора, пришлось лететь на пол. Реакция Кавани была образцовой. Буркнув про падающих на его голову звезд, Эди поймал Неймара на полпути к керамограниту. И тут в раздевалку вошли Силва и Эмери. Капитан, отодвинув тренера в сторонку, зычно начал воспитательную работу с коллективом. Тьяго закончил речь и обвел притихших одноклубников пронзительным взглядом. За его спиной восхищенно зааплодировал Маркито, жалеющий, что пропустил самое интересное. Впечатленный Эмери вспомнил, что вообще то здесь главный он, и потребовал письменных объяснительных от всех. А Эди, Эди бросил резкое, да вы все охуели и пошел на выход.
- Эдинсон ехал по сверкающим огнями улицам Парижа. Большая машина успокаивала своей уверенной надежностью, как и легкий джаз случайной вечерней станции. Впереди переливалась Эйфелева башня и он остановился. Прислонившись к машине, Кавани смотрел на главный символ Парижа, чей силуэт отражался на эмблеме его клуба. Еще теплый ветер путал волосы, бок Ровера был жестким, но все это были мелочи. Сейчас Эд любовался ночным городом и с тоской думал, что вот только недавно казалось, Париж поверил в него, оценил по достоинству и принял окончательно. А скоро все это может исчезнуть в один миг. Что завтра будет сложнее, чем сегодня Эди не сомневался.

что за инфернальный мужик облапал нашего ангела? (на Кристофера Ллойда молодого похож)
Это не кто иной, как тренер Билич, упомянутый вчера со своеобразными методами.
Испуганный вид 19-летнего Ваньки и мешки под глазами наводят меня на мысль, что они с 22-летним Лукой всю ночь не спали не из-за того, что вы подумали, а подпирая дверь мебелью.

ТОрган, Эден и внезапно Куртуа (зарисовка)
читать дальше
Куртуа храпит. Торган знает многих людей, которые не умеют спать тихо: Нойхаус во сне цитирует Тони Старка, Янчке смешно сопит, а Эльведи постоянно падает с кровати. Звуки, которые издаёт Куртуа, похожи больше на вопли раненого животного, чем обычный человеческий храп. Торган тоскливо вздыхает в телефон - время начало первого ночи, слишком поздно для каких-либо переездов, даже Эден скорее всего уже давно спит. Куртуа всхлипывает и замолкает, Торган сначала даже не может поверить в своё счастью и с недоверием прислушивается к каждому шороху. Успокоившись, он облегченно прячет голову под подушкой и почти засыпает, как новый круг храпа выходит на практически ультразвуковой уровень. Он включает телефон и думает, что, если брат не ответит, будет спать в коридоре и пусть Куртуа будет стыдно. Ответ приходит меньше, чем через минуту: в сообщении ржущий смайлик и приписка "ползи давай". Торган хватает одеяло с кровати и, даже забыв обуться, почти бежит к выходу.
Эден сонно моргает с порога, привычным жестом одёргивает край кислотно-синей футболки. Он сразу хмурится на его босые ноги, говорит хриплым со сна голосом "иди ложись", подталкивая вперёд по небольшому коридору. Номер одноместный и они с трудом умещаются на одной кровати. У Эдена тёплые руки, он щекотно фыркает Торгану в ухо и успокаивающе гладит по спине, отгоняя воспоминание о храпе чужого человека рядом. Эден осторожно целует его в макушку и он засыпает.
Утро начинается со звонка Витцеля, который радостно рассказывает о том, что они уже час ищут Торгана, который куда-то сбежал и даже вещи не забрал.
— Куртуа в ужасе, - говорит он. — Он ничего не может понять и всё говорит про каких-то бандитов, представляешь?
Торган ворочается рядом, пряча лицо под его руками и Эден смеётся тихо-тихо, чтобы не разбудить.

Коротко по мотивам накура здесь в треде после матча Ювентус - Интер.
Хорваты хорошие и любимые, просто притянуты в качестве отрицательных персонажей. А Жук -просто молодец.
Жубала. Немного насилия, ангста и соплей с сахарочком. Износа нет. Все, как обсуждали в треде. Думаю, концовку я слил.Сначала их было трое: хорваты — Пауло ни с чем не спутает эту странную острую и угловатую речь, вызывающую приятные, но вместе с тем горькие воспоминания, оставившие уже зарубцевавшуюся рану на сердце — выше ростом, жилистые, с крепкими руками и цепкими пальцами. Они доставили не мало хлопот на поле, а теперь выцепили расстроенного своей голевой засухой Дибалу в коридоре его родного стадиона, в шесть рук затащили сопротивляющееся тело в какое-то полутемное помещение, а потом один из них ушел стоять «на стреме». Двое других остались. Они глумились и надсмехались, шипели и ругались на смеси итальянского и своего тарабарского, они щипались и кусались, а тот, что повыше, вдавил Пауло в стену и нагло облапал за задницу, намекая на продолжение «банкета». Дибала вырывался, угрожал, кусался в ответ, когда бородатый попытался заткнуть ему рот поцелуем, а потом получил звонкую отрезвляющую пощечину, снявшую первый приступ паники и заставившую думать. Хорваты не стали размениваться на мелочи, скрутили ему руки за спиной, связали ремнем одного из них, уложили животом на какие-то близстоящие ящики с непонятно чем, звякающим внутри, сдернули брюки с бельем, оголяя тыл и не прекращали смеяться, злорадствовать и обещать незабываемое времяпрепровождения ему, «туринской надоедливой сучке», из-за которой бородатый схлопотал горчичник в матче. Пауло задергался, попытался закричать, когда пристроившийся сзади высокий от души хлопнул его по ягодице, бородатый не растерялся и вмиг ухватил его за плечи, придавливая к холодной твердой поверхности ящика. Дибала придушенно застонал от боли в животе, упирающемся в острый металлический угол, в щеке, вдавливаемой с особым усердием, и ужаса, охватившего все его существо. Никто и никогда не касался его там, никто, кроме Марио, а сейчас двое соотечественников Манаджукича собираются сделать с ним нечто ужасное, нечто, способное уничтожить его, Пауло. Мысли о Марио отозвались горечью внутри: сейчас это уже не имеет значения, Манджукич ясно дал понять, что произошедшее между ними год назад было ошибкой, и теперь потерян для него навсегда. Никто не узнает, не придет и не спасет, тем более Марио. Под грязные комментарии хорватов Пауло зажмурил глаза.
Окрыленный победой и собственным успехом Марио шел по коридору стадиона, предвкушая отличный вечер в компании приехавшего из Хорватии на игру друга-гандболиста. Едва не дойдя до очередного угла, Манджукич услышал приглушенный стон, форвард остановился, прислушался, не показалось ли? Стон повторился, а Марио накрыло узнаванием: на его памяти такие звуки издавал только один человек и только будучи с ним, Марио, наедине. Мысли унесли Манджукича в недалекое прошлое и коварно подбросили воспоминания горячего податливого тела в руках, гладкой кожи под ладонями, мягких губ, источающих ласкающие уши звуки, заполошного дыхания, движания навстречу друг другу, жара, страсти и вот таких же стонов. Лишь однажды Пауло без оглядки отдался ему, а на утро Марио, испугавшись, сам разорвал их так толком и не начавшиеся отношения, но выкинуть из головы память о той единственной ночи не смог, да и не захотел. А сейчас, видимо, Дибала, наконец-то, нашел себе замену, вон как заливается, вот только зачем устраивать это все на стадионе, так невтерпеж? Неприятное чувство кольнуло сердце, но Манджукич продолжил свой путь, настроение испортилось, захотелось кого-нибудь ударить.
Завернув за угол Марио чуть не столкнулся нос к носу с Шиме Врсалько, который как-то весь подобрался и испуганно взирал на товарища по сборной, периодически оглядываясь на дверь за спиной. Странно.
— Ты что тут забыл, Шиме?
— Да так, заблудился немного на вашем стадионе. Настроили, блин, лабиринтов, — Врсалько принял напускной полушутливый вид, но нервно дрожащий голос скрыть не смог.
— А ты чего стоишь дверь подпираешь? Выход там, — указал рукой Манджукич.
— Ну так, сейчас передохну и пойду. А ты, Марио, шел бы своей дорогой. Достаточно и того, что ты нам сегодня вкатил...
Речь интеровца прервал смех, а потом еще один, на этот раз более отчетливый и жалобный стон, доносившийся прямо из-за двери за спиной у Врсалько. Марио отпихнул Шиме в сторону и распахнул дверь, действуя исключительно на интуиции и сиюминутном порыве. В полутемном помещении двое других его товарищей по сборной прижимали кого-то со связанными руками к крышке ящика. Марцело удерживал за плечи и зажимал рот, а Иван мял оголенные ягодицы и что-то нашептывал слабо трепыхающейся жертве на ухо. Услышав удар распахнувшейся двери о стенку оба хорвата отскочили от распластанного человека и посмотрели на вошедшего. Опешивший Марио подошел ближе и увидел, что на ящике лежал никто иной, как Пауло Дибала и пребывал явно не в лучшем состоянии. Осознание ситуации пронзило Манджукича, а злость мгновенно затопила все его существо. Его друзья, его братья посмели сотворить такое с человеком? Посмели связать, принудить? Выглянувший из-за его плеча Шиме попытался что-то объяснить, но Марио уже не волновала его болтовня. Да какие тут могут быть оправдания?
— Вон! Все вон отсюда! И не попадайтесь мне на глаза!
Интеровцы понятливо закивали и поспешили ретироваться, а Перишич, проходя мимо попытался даже извиниться, но, поймав свирепый взгляд Манджукича, торопливо удалился, закрыв за собой дверь.
Марио выдохнул, успокаиваясь, и подошел к все еще не двигающемуся Дибале. Он поспешил развязать руки, а потом помог аргентинцу подняться на ноги и подтянуть штаны. Пауло вздрогнул и отчетливо всхлипнул, когда Манджукич, поправляя пояс брюк, случайно задел его холодную кожу тыльной стороной своих ладоней. Разумеется сейчас Дибале были неприятны любые прикосновения. Пауло, не поднимая головы, что-то буркнул, отдаленно похожее на благодарность, и хотел уже обойти Марио и покинуть комнату, но хорват не позволил. Он удержал Дибалу за плечо и приподнял голову за подбородок, заставляя смотреть на себя. Мутные глаза Пауло впились в Манджукича, а по щеке скатилась слеза. Сердце Марио сжалось, и он, не найдя подходящих слов, просто прижал Дибалу к себе. Он не умел утешать, но и оставлять Пауло один на один в такой ситуации не хотел. Однажды, он уже так поступил и сейчас не собирается повторять свою ошибку.

Нужна зарисовка!
Никто и ничто не могло удержать буйного Модрича, делающего ПРЫГ! Когда он с разбегу уселся верхом на Икера и тот икнул с остановившимися в ужасе глазами, Роналду понял, что надо бежать. Криш остался последним незаваленным; он спрятался за бортом автобуса, стирая холодный пот ужаса со лба, и надеясь, что залившийся по глаза Модрич не заметит его в тени. С другой стороны были слышны сдавленные крики и стоны несчастных реаловцев и заливистый смех пьяного чудовища. Когда всё позатихло, Роналду услышал медовый голос:
- Крииииш... где ты?
И совсем близко раздались нетвёрдые шаги. Криш был еще в тени, а невысокую фигурку Модрича ярко освещал свет верхних фар автобуса. Спутанные золотисто-русые волосы наполовину прикрывали лицо, но Роналду отлично видел, как у Луки расширены зрачки, отчего радужку едва было видно по краю, и его глаза были точно два черных омута. Рот как всегда был приоткрыт, и в этом было что-то, от чего спина Роналду покрылась коркой льда. Пока что хорватский алкаш не видел свою жертву, но расстояние между ними было в несколько шагов.
- Крии... иш?
Модрич легко шагнул, чуть качнувшись, в его сторону, и Криш в панике упал наземь и полез под автобус. Он был почти спасён, но цепкая рука железной хваткой сомкнулась на его лодыжке и потянула обратно. Вот тогда-то Криш и заорал в первый раз, отчаянно, с визгом, голося во всю силу лёгких...

Продолжение зарисовки, злой Марио и интеровские хорватыСказать, что Марио был зол, значило сильно преуменьшить степень его ярости. То, что Пауло совершенно успокоился и в конце концов уснул, почти не всхипывая, дела не меняло. На поиски братьев-хорватов Марио отправился, набычившись и пытаясь унять вихрь идей, что сделать с предателями. Первым на свою беду ему попался Шиме. Он ещё пытался что-то сказать, пока жёсткая рука волокла его по коридору, схватив за ворот, и не позволяя даже самому перебирать ногами, а потом, уже в той самой кладовке только хлопал глазами. Молча. Кляп из первой попавшейся тряпки вообще не располагает к задушевным беседам, а стянутые за спиной руки не добавляют оптимизма. Вскоре к нему присоединились Иван и Марсело. Все трое с ужасом смотрели на Манджукича, который за все время не проронил ни слова, только недобро зыркал и напряжённо собирал морщины на лбу. Марио обвёл, как никогда благодарную аудиторию тяжёлым взглядом и эффектным жестом спустил спортивки до колен. Белья под ними не обнаружилось. Задушенные кляпами вопли наполнили помещение. Нет, они все видели Марио в чём мать родила, но, откровенно говоря, подзабыли, как выглядит эта дубина в боевом режиме...

Когда они решились открыть плотно зажмуренные глаза, никого, кроме них в кладовке не было, а из коридора слышался воистину демонический смех.
другой анон