Анон посмотрел видео с тренировок Родригеса в Дохе, почитал комментарии про персики-абрикосы и подумал, что весь этот благоухающий разврат фруктовый сад могут ведь и в гарем украсть, чего доброго. Или попытаться туда же выкупить. За верблюдов. Воображаю себе сцену, когда во время очередной беготни "Баварии" по полю к тренерской группе подрулит личный евнух ассистент какого-нибудь местного шейха Али Абдул Азиза III, элегантный молодой человек в очках, с безупречным выговором выпускника Оксфорда, и непринуждённо, но с достоинством, заведёт беседу. Сперва, конечно, о погоде, бла-бла-бла, ритуалы вежливости. А потом, когда тренеры начнут выражать недоумение знакомством, вступает цирк: читать дальшеСекретарь: - ...к сути дела. Мой господин *перечисление титулов длиной минуты в три* последние два дня имел удовольствие наблюдать за тренировками команды "Бавария Мюнхен" и получил самые благоприятные впечатления. Чрезвычайно благоприятные. В данной связи, я уполномочен сделать вам от его имени следующее предложение. Мой господин изволит обменять стадо в две сотни голов молодых верблюдов, пятьдесят из которых самки, на во-он того вашего игрока, под номером 11. Четвёртый справа. *все головы оборачиваются на Хамеса, который как раз уселся на мяч, расставив ноги, и пьёт водичку. из бутылки. тренеры привычно пожимают плечами и поворачиваются обратно, а вот их собеседнику приходится приложить побольше усилий, чтобы оторвать взгляд от зрелища* Кхм. Да. Всё официально. Разумеется, цена продлежит обсуждению, мы не намерены скрывать заинтересованность в совершении сделки и готовы пойти навстречу, в разумных пределах. Однако мой господин не привык к ограничениям в удовлетворении своих пожеланий. Один из тренеров: Простите, можно уточнить для ясности, вы, ну, хотите выкупить у нас Хамеса Родригеса? То есть, ваш шейх, как его там, хочет. То есть, в качестве кого, футболиста-легионера? Ковач: *закипает* Остальные тренеры: *кто-то мысленно пытается визуализировать стадо в двести штук верблюдов, включая самок, кто-то едва сдерживает смех, кто-то нервно косится на Ковача* Секретарь, невозмутимо сверяется со смартфоном: Да, именно его. Намерения моего господина я полагаю очевидными и соответственно, их нет необходимость озвучивать в деталях. В случае же вашего отказа как крайнюю меру я имею распоряжение предложить вариант аренды указанного игрока, скажем, на весь срок пребывания "Баварии Мюнхен" в Катаре, с пролонгацией по согласованию. Его безопасность и достойное содержание гаранти... *секретарь кивает в сторону Хамеса и вдруг резко замолкает* Все снова оборачиваются — Хамес тем временем стянул футболку и обливается водой по пояс, чтобы остудиться в жару. Ковач: *дымится* Секретарь: *пялится, глаза остекленели, система зависла* Остальные тренеры: *ухмыляются и фыркают, пока наконец один не щёлкает несколько раз пальцами перед лицом секретаря, возвращая его в реальность* Вы что-то говорили про второе предложение? С арендой? Секретарь, краснея до корней волос и чудом не уронивши очки: Да-да, конечно, ээээ, аренда! Но мы бы предпочли, понимаете, приобрести этого, кхм, игрока в постоянное пользование. В смысле, в полное, безраздельное единоличное владение. И ввиду того, что период тренировочных сборов, насколько известно моему господину, составляет не долее недели, я со всем уважением позволю себе смелость настаивать на скорейшем принятии решения вашей стороной. Ковач: *крышка с грохотом слетает с чайника* Затемнение.
Анон тут подумал про асексуального Жука и накурил целую простыню.
Ангстовая Жустина + ФедеМарио изначально пытался держаться от Криштиану подальше. Особенно когда понял, что между ними есть взаимный интерес. Но сердцу не прикажешь, а уж тем более когда этих сердец два. Как только стало понятно, что они больше не могут ходить вокруг да около, Марио в своей привычной манере честно все объяснил. Что физическая составляющая отношений ему не интересна и ломать себя он не будет. Раньше пытался, ничего хорошего не получилось. Согласен на любовь без секса - я твой, нет так нет, будем друзьями. Криш согласился, потому что ему все равно как, он любит и хочет Марио любым, насколько ему позволят. Марио вздохнул, цинично ожидая, что ничем хорошим это не закончится, но в душе все же надеясь, что в этот раз будет по-другому. Вначале их отношения идеальны. Объятия, ужины, долгие разговоры. Ему нравилось то, какой Криш заботливый. То, что он помнит его любимый сорт кофе и покупает мыло, которое пахнет лавандой. Потом Криш, как бы между делом, спросил как Марио относится к поцелуям. Против поцелуев Марио ничего не имеет. Как и против того чтобы спать в одной кровати. Где-то тут все идет по пизде. Потому что не стоило открывать этот ящик Пандоры. Первое время все было хорошо, но потом Марио стал замечать, что Криштиану не находит себе места. Что ему неуютно. Что несмотря на все заверения - ему недостаточно. Марио стоило бы прекратить эти отношения, но он и сам пропал, увязнув в любви по уши. Ситуация не из веселых. Криш страдает, он страдает. Потом как-то раз Марио замечает еще одного страдающего. Феде с грустью смотрит на них, провожая Криштиану взглядом. Марио приходит в голову гениальная в своей простоте и ужасная в своей жестокости идея. Он не спрашивает Криша, просто приглашает недоумевающего Феде к себе домой. Потом, за ужином, будничным тоном говорит, что если Феде хочет и если Криш не против, они пойдут в кровать втроем. Криш, испугавшись что если откажется - Марио его бросит, соглашается. Феде, не понимая что происходит, но отчаянно желая Криштиану, тоже соглашается. Марио не снимает с себя одежду, только сбрасывает обувь и расстегивает верхние пуговицы рубашки, чтобы было удобней. Криш впервые раздевается перед ним полностью. Феде, не отрывая жадного взгляда от Криштиану, тоже раздевается. Марио сидит, оперевшись на спинку кровати, Криш стоит перед ним на четвереньках, пока Феде целует его спину. Марио не собирался трогать Криша, но увидев его шальной, потерянный взгляд, не удержавшись привлекает его для поцелуя. Тем временем Феде подготавливает и входит в Криштиану. Ситуация ужасна для всех троих. Марио ревнует, но терпит, ненавидя себя за то что он настолько неполноценный, что не может сделать Криштиану счастливым. Кришу одновременно хорошо, его тело наконец-то получило то, чего так хотело, но на душе кошки скребут и он ненавидит себя за слабость, за то что ему мало было просто любви, надо было все испортить своей похотью. Феде же просто умирает, потому что с одной стороны он наконец получил то, что хотел, а с другой Криш настолько очевидно его не любит и не хочет, что это почти изнасилование. Феде закрывает глаза и представляет, что они с Криштиану одни. Криш закрывает глаза и представляет, что это Марио сейчас толкается в него. Марио закрывает глаза и пытается убедить себя, что ему не тошно. Феде и Криш кончают, но удовольствия не получает никто. Феде уходит первым, едва сдерживая слезы. Криш исчезает в ванной, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Марио молча меняет простыни и звонит своему агенту, соглашаясь на предложение турецкого клуба. Он знал, что ничем хорошим это не закончится.
2.75/3Если бы Хамес мог предвидеть, чем закончится авантюра с приворотом, то не стал бы даже притрагиваться к прабабкиной книге, а сразу сжёг бы её вместе с сундуком, в котором однажды нашёл. Но даром предвиденья он, увы, не обладал, и катастрофа локального масштаба свершилась. Теперь в уничтожении зловредного барахла Хамес не видел смысла. Впрочем, отсутствие смысла не означало отсутствие желания. Желания как раз имелось столько, что хоть свиней откармливай.
Принять тот факт, что отравил не какого-то там одноклубника, а целого главного тренера, при взгляде на которого сердце колотилось, как у влюблённого школьника, было сложно, но Хамес справился. Искушение выволочь прабабкино наследство на задний двор, полить бензином и поджечь, было велико, но Хамес устоял. Ограничился фантазиями на тему. Явившаяся той же ночью во сне прабабка назвала его балваном и заявила, что современная молодёжь ни черта не разбирается в настоящих страстях. Ответить ей, в каком месте он видал подобные страсти, Хамес не успел – проснулся. Проснулся даже в неплохом расположении духа, пока не вспомнил, что нечаянно натворил вчера. Мигом накатила какая-то тоска и нежелание ехать на тренировку, которую наверняка будет проводить Роберт.
Роберт… При мысли о нём Хамес поморщился, как от зубной боли. Насколько проще стала бы жизнь, если бы Роберт сразу припёр его к стенке и потребовал объяснений, гневно потрясая стаканом из-под кофе. Но стакан Роберт выбросил в урну так же просто, как перед этим достал, а после так же просто подхватил бразды правления командой. Игрокам внезапную смену руководства он объяснил в общих чертах, смысл которых сводился к временному недомоганию Нико. И ни слова больше. Тем не менее, Хамес не обольщался. Только идиот не сложил бы воедино все детали и не связал бы «временное недомогание» с кофе. Идиотами Нико и Роберт не были. Будущее рисовалось в мрачных тонах, и оставался единственный шанс сохранить самоуважение – первым признаться во всём и лично извиниться перед Нико. Какой скандал за этим последует, Хамес представлял, но решения не изменил. Пусть Нико наорёт на него, пусть унизит презрением или убьёт равнодушием. Спорить с судьбой и бежать от неё Хамес больше не собирался – она всё равно догонит и даст сдачи.
На тренировку Хамес явился одним из последних и в паршивом настроении. В голове он без конца прокручивал предстоящую исповедь перед Робертом и так увлёкся, что не сразу заметил странную деталь: все, включая самого Роберта, вели себя подозрительно тихо. Никто в редких разговорах и шутках не упоминал Нико. Даже в раздевалке, где кости тщательно перемывались всем без исключения. И странности на этом не заканчивались, ведь на Хамеса так же никто не обращал лишнего внимания, хотя Хамес его ждал. Ждал, к примеру, шуток о том, что он добрался со своим колумбийским кофе до старшего Ковача, ждал задорных советов по устройству личной жизни, шёпота и смешков за спиной – чего угодно, кроме всеобщего безразличия. Только Матс и Жером, недавно вернувшиеся в общую группу, посматривали на него косо, но и они молчали. Да что там они, даже Мюллер игнорировал столь изобильную тему! Страшно подумать, каких усилий ему это стоило. Издевались они над ним или, наоборот, щадили, Хамес не знал и выяснять не стремился. С главной проблемой разобраться бы. Но и тут не повезло: найти после тренировки Роберта оказалось невозможно и разговор с ним пришлось отложить до вечера.
К вечеру события приняли новый оборот. Накрутивший сам себя до предела Хамес «перегорел». Нервы не выдержали угрызений совести и простой человеческой обиды из-за неразделённого чувства. Они сдали, но последствия это имело весьма оригинальные: внутри как будто что-то оборвалось, и следом по телу разлилось чувство безмятежности. Хамесу вдруг стало абсолютно всё равно, кто именно и с какой силой даст ему из «Баварии» пинка под зад. Наверное, так люди и становятся фаталистами.
На вечернюю тренировку Хамес приехал совсем другим человеком. На душе было легко и спокойно. В одном из коридоров, что вели в раздевалку, он встретил Хасана, и тот во время приветствия даже не потрудился скрыть двусмысленную улыбку. Наконец-то, хоть кто-то не делал вид, что ничего из ряда вон не произошло. Как оказалось чуть позже, сюрпризы на этом не заканчивались. Спустя считанные секунды Хамес уловил разговор тренеров по физподготовке, и из него узнал, что Нико вернулся! Так быстро? Впечатлённый Хамес даже сбавил шаг. Кровь прилила к лицу. Сердце отбивало сумасшедший ритм. Нико вернулся и был здесь, встреча с ним неизбежна. Прощай, безмятежность.
Жаркие дебаты в раздевалке прервались, стоило Хамесу войти. Всё внимание устремилось на него. Кто-то смотрел с любопытством, кто-то с сожалением, кто-то с осуждением, кто весело, а кто почти безразлично. От взгляда же Никласа хотелось удавиться в тёмном углу. Хамес сомневался, что заслуживал такого сочувствия. Судя по лицам, так же думали сидевшие плечом к плечу Жером, Матс и Леон.
В гробовой тишине Хамес сел на своё место, но не вытерпел и повернулся к недовольному трио.
- Слушайте, я ведь уже извинился, - устало сказал он. – Дважды.
- Да ты что?! – взвился Жером. – А мне в сортир из-за тебя пришлось отпрашиваться. Трижды!
- Ну, я немного перегнул палку! Но я же не знал, что вас отстранят и официально поставят такой… диагноз.
- Да к чёрту диагноз! Я женатый человек, с детьми…
- А это тут причём? – не понял Хамес.
- Ты хоть знаешь, - снисходительно вздохнул Матс, - как действует это твоё зелье?
- Догадываюсь. На меня оно никак не подействовало.
- Рад за тебя. А у нас вот с Жеромом стояк после него был каждые полчаса, как у озабоченных подростков.
- Так, стоп! – в предвкушении оживился Франк. – Получается, Ковача он тоже этим напоил? И у того…
- О, Господи Иисусе!!! – застонав, закрыл лицо руками Хамес. Богатое воображение подкидывало картины того, что пришлось пережить Нико, и грозилось его доканать. Приворотное зелье оказалось банальным и пошлым возбудителем. Так стыдно Хамесу было… да никогда не было!
- О-о-о-о-о, Родригес, ну ты дал! – насмешливо протянул Мюллер, и по раздевалке прокатилось довольное улюлюканье. – А с виду такой приличный и скромный мальчик!
- Нашёл приличного, - сказал кто-то тихо.
- Нашёл время для комедии! – вмешался Никлас. – У него, между прочим, большие проблемы!
- Ничего! – заверил Жером. – У нас тоже были большие проблемы. Справились.
- Интересно, а Ковач уже справился? – спросил, судя по голосу, Левандовски.
- Наверное, раз приехал.
- Силён мужик.
- А даже если не справился, - не унимался Мюллер, - то Хамес с радостью протянет ему руку помощи!
- Томас! – возмутился Никлас, но, как и многие, как и Хамес, не удержался от улыбки. – В тебе такта, как в сливном бочке!
- Ой, да брось! Ему самому смешно.
- А, по-моему, он хочет дать тебе в морду, - сказал Франк.
- Хорошо хоть моя Шерин не узнала, из-за чего я такой герой-любовник, - гнул своё Жером. – Пришлось бы многое объяснять.
- Хорошо, что нас на тренировке со стояком никто не поймал, - улыбнулся как Чеширский кот Матс. – Объяснять пришлось бы ещё больше. И кстати, странно получилось, - продолжил он серьёзно, - это пойло так быстро подействовало на Ковача и быстро отпустило.
Раздевалка стала похожа на огромный улей. Все разговаривали со всеми, и молчали только двое: Хамес, который считал, что сказал уже больше, чем собирался, и Киммих, который вертел головой, напряженно слушая то одного, то другого, и жевал губу, отчего усы топорщились ещё сильнее.
2.75/3, продолжениеВнезапно дверь открылась, и все притихли. На пороге стоял Нико. Он обвёл взглядом помещение, посмотрел на каждого и остановился на Хамесе. Его зелёные, «волчьи» глаза всегда притягивали и завораживали Хамеса, а сейчас и вовсе лишили воли.
- Родригес, - спокойно сказал Нико, - через десять минут ко мне в кабинет.
Ковач ушёл, а никто ещё долго не решался заговорить.
- Ну, всё, парень, твоё дело труба, - авторитетно заявил Франк. – Он от тебя мокрого места не оставит.
- Ну, зачем ты так сразу, а вдруг обойдётся? – предположил Алаба.
- Действительно! – согласился Никлас. – Тем более ещё есть время…
- У него ещё есть время, - перебил Франк, - чтобы смотаться домой, забрать дочку, собак, документы и свалить из страны. Так и быть, Ковача беру на себя, - прижал он руки к груди. – Не уверен, что я в его вкусе, но обещаю включить всё своё обаяние. Так что, Родригес, минут двадцать у тебя есть.
Зюле цыкнул и ударил себя по бедру.
- Мануэль, ну а ты-то что молчишь? Ты всё-таки капитан! И у тебя есть опыт в таких вопросах.
- Это… кхм, - откашлялся Нойер, - это в каких это ТАКИХ вопросах у меня есть опыт?
- В личных, - расплылся в ехидной улыбке Мюллер. – Давай, лучший вратарь мира, колись, как наладить тесный контакт с тренером.
К пущей радости собравшихся на «тесный контакт с тренером» Нойер отреагировал бурно и ответил Томасу энергичной тирадой, из которой Хамес разобрал только ту половину, что состояла из мата.
Народ вновь оживился, бурные обсуждения и споры пошли на второй круг, а Хамес решил не откладывать то, что и так придётся сделать. Поблагодарив всех за понимание и поддержку, он встал, но, дойдя до двери, обернулся.
- Давай, красавчик, мы в тебя верим! – сказал Рибери, и с ним согласились ещё несколько голосов.
- Ты расскажи ему всё как есть, - посоветовал Зюле. – Не совсем же он бревно бесчувственное? Он поймёт.
Внезапно Хамес ощутил прилив самых тёплых чувств к партнёрам по клубу. Жаль только, что видел он их сегодня, скорее всего в последний раз.
Бейл поехал готовить горячую ванну с аромамаслом пихты для Тони и размораживать почтальона из морозилки для Луки!
Гарет увидел, как Лука недобро поглядывает на арбитра и Солари, смекнул, что дело пахнет керосином, и решил принять превентивные меры!
Все так и было, анон! Гарет впихнул в зубы едва вошедшему домой Луке(ну как вошедшему...его Тони притащил за шкирку) почтальона в зубы, а сам погнал кобольда отмокать в ванну, на ходу стягивая с него одежду и аккуратно складывая - привычка быть аккуратным выработалась в первые недели совместный жизни их маленького коллектива. Убедившись, что Лука занят едой и кошмарить соседей не собирается, Гарет быстро шмыгнет в воду к размякшему Тони, нежно поцелует в шею и возьмет, мягко придерживая его больную ногу. Все никак не могу понять, кто в чаще сверху понятное дело, что они меняются, но в их паре мне сложно представить, что они будут друг другу подставляться
А Солари тоже не_человек?
это было бы интересно!
какая-нибудь загадочная аргентинская нечисть, которую кродрибейлы, конечно, почуяли сразу, но до сих пор не могут раскусить, что это за тварь и чего от неё ждать. Соблюдают нейтралитет, ходят кругами, настороженно присматриваются. Непонимание и неведение держат троицу в постоянном напряжении. Лука, обычно самый восприимчивый и проницательный в отношении нечисти, ничего не чувствует рядом с Солари, и это выводит его из себя! Тони через связь ощущает его раздражение и это выматывает. Гарету плевать на Солари, но он беспокоится за своих партнёров.
Гарет быстро шмыгнет в воду к размякшему Тони, нежно поцелует в шею и возьмет, мягко придерживая его больную ногу. позже, уже в спальне к ним присоединится сытый и успокоившийся Лука. Ему стыдно, что он доставил неудобства уставшему Тони и страдающему от травмы Гарету. Лука нежно зацеловывает Тони, долго массирует размякшее после ванны и секса тело, и тот, буквально укутанный любовью, льющейся через ментальную связь, мирно засыпает. Гарет с нежностью наблюдает за ними. Когда Лука, убаюкав Тони, прижимается обнажённым телом к Гарету и начинает целовать его шею, Гарет останавливает его, сгребает в объятия и уютно устраивает у себя под боком. - Спи уже, кровопийца, - с любовью шепчет он, зарываясь лицом в тонкие русые волосы Луки.
Все никак не могу понять, кто в чаще сверху
как по мне, они без проблем меняются в зависимости от настроения и потребностей в конкретный момент. Каждому из них хочется время от времени отдать контроль, расслабиться, и вообще, обоим нравится и сверху, и снизу под настроение.
Солари - черуфе. Злая и алчная нечисть, пожирающая и уничтожающая все на своем пути. По ужасному обстоятельству, скучающему Солари понравился Иско, а это значит, что приговор бедняге подписан. Кроме кродрибейлов в команде нелюди - Кейлор и Карим. Первый представляет собой мощного лесного духа, который не мог оставить своего сокомандника в беде и поплатился за это - ожоги от Солари будут заживать очень долго. Карим - джин в неволе, его лампа принадлежит Пересу, поэтому сейчас он бессилен. Лука ввязался в опасную игру, когда решил встать на сторону Кейлора и Иско, а Тони с Гаретом последовали за ним.
а кого в беде не мог оставить Кейлор? Кейлор слишком добр и не смог закрыть глаза на медленное умерщвление Иско, за что и поплатился.
Кстати, это Лука слопал Лопетеги.
- Спи уже, кровопийца, - с любовью шепчет он, зарываясь лицом в тонкие русые волосы Луки. Но он не может спать, ведь куда интереснее прижаться спиной к торсу Гарета и наблюдать за Тони. Тот спит спокойно и дышит так тихо, что Луке приходится напрягать свой слух со всех сил. Он слышит сердцебиение Тони, он слышит, как кровь бежит по его венам. Тони - горячий, почти живой, почти человек и Лука его любит прямо сейчас так, что уже все, конечная. Сильнее нельзя, дальше лишь сжигающая пропасть. Гарет во сне скидывает свою ледяную ладонь на не менее холодную грудь Луки и это неожиданным образом немного успокаивает. Лука принимается медленно гладить Тони по лицу, проводит большим пальцем по мягким губам, которые в кои-то веки не поджаты, перемещает ладонь на живот и замирает прямо у татуировки-ласточки. Лука лежит еще несколько минут, а затем решительно вдыхает и уверено скользит вниз за резинку белья Тони.
Лука уверенно обхватывает рукой пока еще вялый член Тони и сразу же берется за дело, не торопясь, аккуратно, нежно, плавно, желая не разбудить, но подарить удовольствие. Он практически невесомо целует открытые участки кожи плеча и ключиц, спускается к груди, мягко проходится своими тонкими губами по маленьким, но очень чувствительным соскам, дует на них, ведет языком ниже к впадинке пупка, постепенно стаскивая одеяло с теплого тела, не на минуту не переставая хозяйничать ладонью под бельем Крооса. Модрич увлекается и не сразу замечает, как сзади завозился Гарет, повеяло прохладой и сыростью, но Луке хоть бы что, Лука сам себе и холодом, и ветром, и огнем, и кровью, если понадобится. Лука не боится Гарета, его силы, его мощи и сам подставляется под прикосновения к крестцу и ягодицам, прогибается по мере возможности и продолжает ласкать все еще спящего Тони, лишь изредка жмурясь от особо сильных движений Бейла. Гарет за плечом тяжело дышит, но не издает ни звука, хотя Модрич прекрасно ощущает на ментальном уровне, что тот хочет рычать, хватать, владеть, но сдерживает свою истинную натуру. И, когда Лука целует татуировку-ласточку, ярко горящую на бледной коже Крооса и манящую взгляд, наконец-то, ощущает проникновение. Становится душно, тяжко, больно, но так хорошо и правильно, что хочется стонать в голос или вцепиться зубами в чью-нибудь плоть. Нельзя, он уже сыт, и сегодня все для их Тони, и не стоит будить уставшего немца своими криками и зовом инстинктов. Модрич держится, ощущает, как член в ладони наливается силой, подрагивает, а живот под губами напрягается, выставляя напоказ рельеф мышц. На мгновение он любуется видом крепкого ладного тела и пропускает момент, когда Гарет сзади входит особенно сильно, прижимает к себе плотно, не отпускает, дышит в затылок влажно, заполошно, а потом расцепляет руки и целует шейные позвонки, тихо-тихо поскуливая. Лука прикрывает глаза, ловя кайф от чужого оргазма, к которому тут же прибавляется еще один – рука, все еще сжимающая член Тони, наполняется горячим семенем, а холодное сердце, кажется, будто бы теплом. Эта иллюзия толкает и самого Модрича за грань, и только немного позже он понимает, что это эфемерное ощущение на самом деле принадлежит его любовникам, а сам он в очередной раз уловил его в момент пика. Луке хорошо, он счастлив и уже почти готов растечься по постели между двумя самыми близкими ему существами. Но заботливый и бдительный Гарет не дает выпасть из реальности, он бережно утирает Модрича и так и не проснувшегося, но расслабленного Крооса влажным полотенцем, накрывает всех троих одеялом, толкает Луку ближе к Тони и обхватывает обоих на сколько хватает длины его надежных и родных рук. Лука засыпает.
Таков был мой замысел, анон Погорел ко всем Пересам, спасибо огромное. Сначала я думал про проснувшегося Тони, который был приятно удивлен ночным приступом нежности Луки и продолжил лежать на кровати, позволяя тому сделать все самому - растянуть себя, насадиться на член и насаживаться в медленном глубоком темпе, чтобы не разбудить Гарета. Тони бы кончал не только от физического удовольствия, но и от пика душевного единения, в этот момент они единое существо, Тони видит себя глазами Луки, а Лука видит себя через призму Тони. Но! От твоей версии кончил и закурил, ты божишь! Утром Тони проснется хорошо отдохнувшим и нога уже болит не так сильно, а вот две хладнокровные твари спят как суслики. "И когда успели так устать?" - пожимает плечами Тони и натянув на спящих одеяло повыше, идет в душ.
Не, про Сирожу, побывавшего в Мо раньше, Деяши я не верю( или не хочу)). А вот про недопонимание и "ты не так всё понял", я б зачел. Или же подлый Сирожа, который на эмоциях решает ударить Деяна побольнее, врет про то, как он трахал его Фиялку. Деян готов убивать, но его во время оттаскивают, успел лишь разбить Рамосу губу. Он не хочет верить Сироже, но червяк сомнения его точет, и от Фиялки он постепеннно отдаляется. Мо непонимает, Мо больно, Мо страдает. Деян тоже страдает, наблюдает за Мо со стороны, отводит взгляд, стоит встретиться глазами, и держит дистанцию. В один прекрасный день нервы у пьяного Деяши сдают и почти нонконит Мо, но вовремя останавливается или нет.
прастити ...рука скользит ниже, пальцы больно вцепляются в ягодицу. другая рука по груди спускается на живот, мгновение медлит и решительно накрывает ширинку. Мо заливается жаром, пьяное дыхание Деяна обжигает шею, шершавая стена царапает вжатые в нее лопатки.
- ты что?
- а что.
- пусти!
- нет. и потом, тебе же нравится. некоторым частям тебя, опр... еделенно.
- нет. я не могу!
- ну как же. а в первый раз мог?
- какой первый раз?...
-...
- Деян. это мой первый раз. никто раньше...
- что?! что?
- не прикасался. ...
- а Рамос?
- чтооооо?
Мо тут же находит в себе силы стряхнуть горячие руки и возмущенно выпутывается из объятий. от возмущения перехватывает дыхание, слова застревают в горле.
- Да ты... да как... откуда вообще!
- Он мне рассказал. описал все... в красках. как ты стонешь. какой ты на ощупь. как...
- Нет! нет! что за бред. не было ничего!
Мо поворачивается спиной и бредет в сторону ванной. Деян стоит, бессильно уронив руки, и не двигается с места. осознание своей вины и какой-то непоправимой ошибки тяжелым облаком ложится на плечи и потихоньку придавливает к земле. Он поднимает взгляд как раз тогда, когда Мо оборачивается через плечо и горько бросает:
анон, который днем носил Лоа, в этом виноват только ты Бог being Бог, Трент being 20 yo, Ливер на фоне ВВД, ТАА, преслэш
Однажды скаузер, всегда скаузер, 800 словТрент знает, что мама до сих пор собирает все газетные вырезки с ним. Начиная с той, самой первой, в которой вскользь говорится о многообещающем юнце из академии, до осенней статьи в “Таймс”, в которой Трент неловко улыбается на фото, а журналист злоупотребляет словами “благотворительность” и “безвозмездный”. Временами Трент берет с полки эту увесистую папку и листает ее в надежде отыскать в себе того удивительного парня.
Того Трента Александра-Арнольда, о котором столько всего настрочили газетчики. Хороший парень, перспективный футболист, Трент с радостью познакомился бы с таким собой, но пока этот шестьдесят шестой существует только на печатных страницах, пачкающих пальцы типографской краской.
Это и злит, и расстраивает одновременно.
Хочется делать больше, еще больше и еще немного в довесок. На тренировке Трент стелется перед противником, вынимает мяч из ног у раздосадованного Адама и едва не влетает на полной скорости в Джердана. Благо, тот крепко стоит на ногах.
Юрген стоит лицом к солнцу - тусклому ливерпульскому солнцу, светящему из-за туч, как плохая лампочка в кладовке, - и его очки ловят блики. Взгляда не разобрать, но Трент нутром чувствует раздражение тренера.
- Тебя сегодня слишком много, - замечает Юрген. - Перекос на фланг, как кривая телега, далеко не уедет.
Трент думает, что телега далеко не уедет из-за дряхлой лошади. Или из-за нерадивого возничего, но вслух ничего не говорит, только послушно кивает.
- Пойди посиди, - командует Юрген, но даже на тренировке смотреть со скамейки кажется тоскливой перспективой. Еще чего доброго выльется в привычку…
- А в зал можно?
- Можно, иди. Не перестарайся.
Где граница между “еще чуть-чуть” и “немного слишком”, Трент пока не понял. Но кажется, как только он нащупает эту призрачную разницу, парень из газет станет на шаг ближе. Вернее, он сам шагнет к тому, каким хочет его видеть футбольный мир.
Сначала кажется, что в спортзале никого. Над лавкой оставлена штанга, на которой навешаны блины. Трент машинально складывает вес, прибавляет гриф - сто семьдесят пять фунтов. Интересно, чье? Но мерный шелест беговой дорожки подсказывает, что в зале он не один. Трент петляет между тренажеров, едва не спотыкается о канаты и наконец доходит до ряда кардио. Эллипсы и дорожки повернуты лицом к огромным окнам, можно разглядеть даже фигуры на поле в отдалении.
Вирджил уже шагает после бега, по темному лбу бегут капли пота, стекают по шее и прячутся в вороте насквозь мокрой майки.
- Привет, - говорит Трент, хотя они уже здоровались утром.
- Привет, Трент, - отзывается Вирджил, не оборачиваясь.
“По голосу узнал”, - проносится у Трента в голове. Он думает, на какую дорожку стоит встать. На соседнюю слишком назойливо, на дальнюю слишком отстраненно. Он выбирает ту, что через одну от Вирджила, устанавливает наклон и скорость. Полотно под ногами начинает двигаться, и ноги улавливают ритм.
Про Вирджила тоже пишут в газетах - намного больше и с восторгом. Стена Ливерпуля и та самая деталь, которой не хватало, чтобы сложился чемпионский паззл Юргена Клоппа. Журналисты торопят события, но берега Мерси так истосковались по трофеям, что никто не готов их упрекать. Под каждым восхищенным словом о Вирджиле ван Дейке Трент готов подписаться лично и еще добавить сотню-другую своих.
Говорить об этом вслух, пожалуй, не стоит.
- Ты не слушаешь музыку, когда бегаешь? - молчать тоже не получается.
- Другой ритм меня отвлекает, - ровно говорит Вирджил. - Поэтому музыка мешает.
Его голландский английский не похож на Джинни. В голосе больше жесткого сцепления согласных, больше чуждых английскому отзвуков, меньше скачущих синусоидой интонаций. Но Вирджилу подходит. Он не ищет подходящих слов, речь гладкая и целая, как холодное северное море.
- Мне нравится твой английский, - вырвывается у Трента, прежде чем он успевает обдумать собственные слова.
- А мне - твой. - Кажется, что ничто не способно вывести Вирджила из равновесия. Он даже не смотрит на него, вглядывается куда-то в неясные тени игроков на тренировке. - В Хэмпшире говорят по-другому, мне больше нравится ливерпульский выговор.
Трент добавляет скорости. С детства стоило ему по приезду в Лондон сказать хоть пару слов, ярлык приклеивался намертво. Чтобы начать гордиться этим, пришлось надеть красную футболку Стэндард Чартерд и немного повзрослеть.
- Я же скаузер, вот и говорю так. Всегда скаузер.
Вирджил останавливает свой тренажер, вытирает лицо полотенцем. Он ничуть не кажется усталым. Готов обегать еще два тайма и не дать ни одной жесткой пряди выбиться из тугого узла на затылке.
- Это же хорошо. Ты всегда скаузер, а я однажды скаузер.
Трент тыкает в красную кнопку и дорожка останавливается. Он едва не падает, но успевает схватиться за ручки. Поворачивается, и они с Вирджилом оказываются лицом к лицу. Вирджил стоит на полу, и разница в росте теряется в сантиметрах уклона.
Можно сделать какую-нибудь глупость, но Трент думает о том, как бы он поступил, если бы играл в шахматы. Он прикидывает пару ходов и решает, что сейчас Вирджил - партия не его уровня. Пока.
Но Трент-из-газетных заголовков потянет, справится. Осталось только добраться до него.
- Тогда я рад, что ты сейчас скаузер, - это простой и искренний ответ. - Хотя Ливерпуль и не самый веселый город.
- Мне не скучно. - Вирджил что-то имеет в виду под этими словами, но лицо его не читаемо.
Трент спрыгивает с дорожки, и Вирджил становится скалой. От него пахнет потом и одеколоном. А еще травой и мокрой землей - полем после дождя. Все немного летит под откос, и надо брать себя в руки.
- Вернемся? - Трент кивает в сторону команды на тренировке, и Вирджил соглашается.
Подслеповатое мерсисайдское солнце все не желает радовать, а с севера потягивает холодом, но быть скаузером - сейчас Трент вдруг понимает это острее и ярче, - стоит того. Красная форма, очки Юргена и отчаянные мечты о трофеях стоят того. И голландский акцент и безупречная надежность Вирджила ван Дейка тоже стоят, хотя почему-то признаваться себе в этом Трент пока не готов.
Вношу. Чистейший мет бейлрич. Но это PWP. Я предупредила.
ВеснушкиУ Гарета живое лицо человека, который будто только что вышел на божий свет из доисторического кургана. Его глаза посажены так глубоко, что кажутся тёмно-синими в тени бровных дуг; его скулы точно высечены из камня, но покрыты веснушками. Лука нагибает Гарета к себе и целует сначала в нос, потом трётся своими полуоткрытыми губами о его. Гарет сразу закрывает глаза и целует, целует в ответ, и его губы, обветренные и сухие, постепенно становятся влажными и гладкими. Они всегда целуются так, без языка, и редко-редко Лука позволяет себе в порыве желания провести кончиком между приоткрытыми губами Гарета. Нежный испуг друга всегда останавливает его. Гарет не может разрешить себе многих вещей, и Лука не пытается изменить его. Он не говорит: «Это просто поцелуй», потому что для Гарета это не просто поцелуй. Для него вообще всё не просто. Его тело не выдерживает собственной мощи и из-за этого иногда ломается. Он будто древний воин, которого не может носить мать сыра земля. Лаская его, Лука жалеет, что не мануальщик, чтобы перебрать каждую мышцу, поставить на место, утишить боль, превратить в тёплый, тающий мёд. Лука может лишь любоваться его телом, белым в закрытых от солнца местах, потемневшим в тайных, и присыпанном веснушками на плечах и бёдрах. Член Гарета просто огромный, пальцы Луки не могут сомкнуться на нём. Не хватает совсем чуть-чуть. Тёмно-розовая головка точно шлем с выступающими краями, который пришёлся бы впору лесному эльфу. Оплетённый венами ствол может соперничать со стволом молодого дерева. Но на коре у основания тоже рассыпаны веснушки, и Лука втайне от своего валлийского гиганта умиляется этому, когда ласкает, заставляя издавать чувственные стоны, которых этот пещерный человек дико стесняется, зажимая себе рот. Гарет стонет, Лука с наслаждением слушает, и не может удержаться, чтобы не доводить его до потери контроля ещё и ещё. Когда они обнимаются стоя, нагие, восставший член Гарета достаёт Луке почти до свода диафрагмы. Одна эта разница доводит их обоих до потемнения в глазах. Луке хочется обхватить тяжёлый, налитый ствол обеими руками и лизать венчающий его умопомрачительный тёмно-розовый купол, присасываясь губами и с причмокиванием отрываясь; но Гарет не позволяет ласкать себя ртом. Из-за его размера они ни разу не пытались заниматься сексом с проникновением. А когда Лука пытается поцеловать его ниже западинки пупка, Гарет всегда хватает его за плечи и тащит наверх. - Луууука… нет… не надо… я потом не смогу спокойно смотреть на тебя. - Всё хорошо, сможешь, - Лука, охваченный желанием, так улыбается, нависая над ним, что у Гарета внутри всё переворачивается. Он хочет, но не может позволить этому произойти. Ему кажется, что он умрёт, если Лука это сделает.
я тут это... того... чукча не писатель, в общем, получилось что получилось. Кеды без рейтинга, по следам последнего матча Кепа был безутешен. Он молча сидел на скамейке, глотая слезы, и ни на кого не смотрел, только резким движением плеча стряхнул руку Вилли, который попробовал подойти к нему. Постепенно раздевалка начала пустеть. Пришлось вставать. Будь это дома, можно было бы сидеть сколько угодно. Но дома бы они не проиграли... Тяжело вздохнув, он бросил перчатки в сумку и поплелся в душ. Всем предстояло возвращение на базу и краткая реабилитация перед сном. Разбор полетов босс милостиво оставлял на утро. Быстро смыв грязь, пот, траву и согревшись под горячими струями, Кепа усилием воли вытащил себя из-под душа. Возвращаясь к своим вещам с полотенцем на голове, он не сразу заметил, что в рAаздевалке кто-то есть. Услышав слабый шорох, он сначала замер, затем медленно оглянулся. На соседней скамейке сидел Давид Луис и рассматривал его из-под шапки кудрей. Кепа почему-то почувствовал себя неловко, хотя они многократно дефилировали друг перед другом в полуобнаженном или вовсе обнаженном виде, но это было в переполненной раздевалке, под музыку, смех и вопли одноклубников, а сейчас он был один, а Давид полностью одет, даже в куртке. Кепа отчаянно покраснел и зарылся в свои вещи; повернувшись спиной, начал торопливо натягивать трусы на все еще мокрые ноги, ткань застряла, он отчаянно дернул и почувствовал чужие пальцы на своем сжатом кулаке. - Чшшш, - сказал Давид, внезапно оказавшийся совсем близко. Через несколько мгновений он убрал руку, отошел на пару шагов и произнес будничным тоном, привалившись к стене: - Все уже в автобусе. Собрались, только тебя ждут. Догоняй, - и, постояв так еще с минуту, вышел из раздевалки.
В автобусе царило уныние. Было тихо, только сзади шептались неугомонные испанцы. Кепа обычно сидел с ними, тем более когда теперь пустовало место, которое обычно занимал Сеск, но сейчас ему не хотелось ни о чем говорить. Единственное оставшееся свободное место оказалось рядом с Давидом. Раздумывать было некогда, Сарри недовольно кряхтел за спиной. Кепа быстро закинул сумку наверх и сел, автобус тут же тронулся. Давид уютно молчал, с утешениями не лез, за что Кепа был ему безмерно благодарен. Заткнув уши наушниками, он погрузился в полудрему и только когда автобус уже начал замедлять ход, понял, что все это время прижимался плечом к плечу Давида. Он осторожно скосил глаза в его сторону. Давид с отсутствующим видом прислонился головой к окну и смотрел в темноту. Было тепло и спокойно, внутренняя истерика улеглась словно сама собой.
Автобус остановился, все нехотя зашевелились, забурчали на разные голоса, Давид поднял голову и вопросительно взглянул на Кепу, который все это время смотрел на него задумчивым невидящим взглядом. Кепа вздрогнул, тряхнул головой и встал, тут же ощутив плечом холод и пустоту.
Когда Давид поравнялся с ним на парковке, его внезапно накрыло. Повинуясь неожиданному порыву, он протянул руку и коснулся на ходу его пальцев. Давид замедлил шаг, на этот раз в его глазах кроме вопроса было еще что-то, неуловимое. Кепа, не останавливаясь, ткнулся головой в кго пружинящие кудри, пробормотал "Спасибо" и ускорил шаг. Давид за его спиной криво улыбался.
Аноны, я извиняюсь, что во время матчей влезаю, просто до конца мне не досидеть, не выходной же. Вообще-то честно сел писать какой-нибудь добрый ракидрич, раз с инферноБиличем не сложилось, но написал, внезапно, какую-то фигню. Пошло, как с зарисовкой про лёйеров, само собой и от души, прям полет мысли. Спешу поделиться, но не уверен в успехе. Меня уже который день не отпускает тема ватреней и договора с темной силой, так что вот: Лука и Лукавый. Ангст, возможно стеклышко, немного пафоса и преувеличений. Заранее прошу прощения, если кому не понравится. Просто душа требует такого. – Мы так не доваривались! Ты обещал нам золото, но дал лишь серебро! – Теперь у вас есть больше – миллионы человеческих сердец, признание и слава, а у тебя еще и титул лучшего в Чемпионате Мира. Разве этого мало? – Это не то! Уговор был не таким. Мы честно и сполна заплатили цену, мы потеряли троих, еще трое травмированы, а ты нас обманул. – Мне нравится твое упорство и твоя дерзость, капитан. И лишь поэтому я заключу с тобой другую сделку: я больше не возьму плату с твоих ребят за серебро, лишь ты будешь рассчитываться, а в ответ тебя, мой дорогой маленький капитан, я одарю, да так, что и не снилось, – тьма клубится и вьется вокруг, а призрачные пальцы-дымка в последний раз касаются затылка, шеи и щеки и вмиг рассеиваются. Но еще долго в воздухе витает адский смех Лукавого. Он стоит на сцене окутанный чужой радостью, вниманием, смешанным с завистью. Он – лучший игрок по версии УЕФА, он улыбается, но на задворках сознания тревожит беспокойство, что это все ненастоящее, что это не его. Он смотрит в зал и ловит ободряющий взгляд Серхио. Становится легче, но чувство, будто в плечи сзади кто-то впился когтями, не отпускает до конца церемонии. А в голове лишь тихий шепот: «Ты заслужил…» Лука выкладывается в каждой игре по полной, Лука не жалеет сил, но чувствует, что их и не хватает. С той самой церемонии Луке на плечи как будто легла бетонная плита и давит, давит. Луке действительно тяжело рвать жилы за клуб и сборную одновременно, не получается поровну, не получается, как раньше. 6:0 в Эльче, 3:0 в Севилье как издевательство, как первый гвоздь… или не первый? Звучит его имя, в голове мутнеет, в глазах тоже. Он поднимается со своего места, целует любимую жену, и это отрезвляет. Он встряхивает головой и движется на сцену. Очередной трофей, всеобщее признание, улыбки, вспышки фотокамер, неприкрытая радость друзей, Серхио и Марсело, сдержанные аплодисменты Рафаэля, слезы в глазах кумира Звонимира и лучезарная улыбка Вани – счастливые мгновения, и его пламенная речь, пропитанная благодарностью к своему миру. Вискам жарко, голова как будто закована в горящий обруч из углей, а в черепной коробке звенит, резвится: «Это еще не конец…» На Родине играть сподручней и спокойней, а мрачный «Руевица», как будто бережет своих людей. Во тьме клубится сила, тянет щупальца к своим, пугает чужаков – чем может помогает. Лука спокоен, ничейный результат приносит и уверенность в своих силах, а голос из тьмы за стадионом шепчет вновь: «Рад ли ты, мой верный капитан?» Переменный успех в клубе не удовлетворяет, выматывает и угнетает. К концу каждого матча Лука еле переставляет ноги, они как будто налиты свинцом и тянут вниз. Товарищи и семья замечают, переживают, а весь мир ждет свершений. Но как? Как превозмочь себя, где вновь взять те же силы, что помогли в России, да так там и остались? Во сне он видит мглу и темень в ней, раскаленную до красна, палящую жаром и огнем. Тьма гладит, но не жжет и обещает: «Будет тебе реванш, маленький капитан». Родной величественный «Максимир» радушно принимает в объятия своих детей, обласкивает гулом с трибун, подбадривает криком толпы и, невзначай, подталкивает вперед. Лука горит, как тогда в России, а с ним и вся команда. Красная Фурия обескуражена, Красная Фурия повержена, а стадион не умолкает гудит и веселится, воздавая хвалу своим героям и Хрвацкой Богоматери. Лука молчит, он знает, что за плечом его не Мать, а Сатана. А дальше снова, как качели, туда-сюда, вперед-назад, победы-поражения. Лука измотан, но не сломлен. И вновь желанный Кубок Мира рядом, руку протяни, но чужой, блестит и манит, дразнит золотом. Спина в огне, за ухом жаркое дыхание: «Нет, не твое… Обожди немного…» Сияние софитов, блеск кованных перил, парижский говор и презрение французов, и среди этого всего он и его семья. Он поднимает «Золотое Яблоко Раздора» и сам не верит в истинность событий, о таком и не мечтал и не предполагал. Приятно, да. Страшно, весьма. И радостно, и беспокойно, и волнительно, и хочется скорее скрыться. А голос шепчет: «Ну что? Нравятся тебе мои дары, о, стойкий капитан?» Он прикрывает глаза, не зная, что ответить. Лука почти не чувствует себя живым, Лука словно выжженная земля: в груди болит, а в мыслях пустота. Он действует на автомате, и каждый матч, как последний, хотя они и побеждают с минимальным счетом. В Абу-Даби то сухо и холодно, то душно и жарко. С японцами играют не в полную силу, а Гарет-друг бьет три мяча, и Лука счастлив за него, и будто бы внутри медленно оживает, расправляет крылья прежняя воля, и разум проясняется. С Аль-Айном Лука вновь в седле, он забивает сам и отдает удачный пас своему капитану, он полностью причастен к их победе и радостно сжимает Кубок в вновь налившихся силой руках. Но после сердце вновь сжимается до боли, а рядом в тишине гостиничного номера возникает Он – «Дьявол во плоти». Он скалится незримо и хохочет, протягивает когти и сверкает углями-глазами, он весь окутан тьмой и дымом, тела не видно – он весь тьма. Лукавый тычет когтем в грудь, в медаль: «Это мой последний тебе подарок, мой храбрый капитан! Счастлив ли ты?» А Лука видит в черно-красных глазницах отражение другого Кубка, златоглавого, тяжелого. – Все грезишь ты о Кубке Мира, а главного не замечаешь – я дал тебе весь мир, чего же ты еще желаешь? – Я не просил твоих даров, но признаю, они прекрасны. Ты озарил мой путь огнем, но выжег душу понапрасну. Я принял все твои подарки, но не о них мечтал всегда. Ты, Сатана, не сможешь явно гордыней соблазнить меня. – Что ж, Лука, мы почти что тезки, но в сердце твоем вижу я частичку света, море боли, я подожду еще тебя. Когда-нибудь ты сложишь бутсы, познаешь смысл бытия, тогда же, знай, что долг уплачен, приму к себе я вновь тебя. Тьма отступает и смеется, рассеивается и обещает, а Лука прижимает медаль к груди и чувствует тепло внутри, а в выжженной душе постепенно появляются новые ростки.
Стринич и Едвай - ангелы в стане чертей читать дальше Он бы взял опеку над Тином, ящитаю. Наставлял, оберегал, давал советы и успокаивал после поражений, расчесывая ему по вечерам волосы мягкой щеткой и поглаживая крылья - ангелы могут их прятать и распускать при необходимости. Ивану очень больно видеть, как Тин меняется под влиянием чертей, как в нем становится все больше агрессии и гнева, а его некогда белоснежные опахала за спиной стабильно оперяются черным. Иван мрачнеет особенно сильно, когда замечает на шее Едвая след от укуса и тоску в глазах. Он понимает, что проиграл эту войну и теперь обратная дорога на небеса закрыта не только для него, и с безмолвным криком выдергивает из своего крыла черное перо.
а Стринич у нас незашипперенный по причине больничного, но мы еще успеем! Его Милан заказал по каталогу или надравшийся Срна взлетел в небесный курятник, закинул на плечо первого попавшегося крылатого и унес "чтоб перед сербами похвастаться", а вернуть забыл. Теперь Иван страдает от отбитой на всю голову сборной чертей, но уходить не намерен - ему молодых ангелочков еще воспитывать и адаптировать. Кстати, мне Суба тоже ангелом кажется.
накур по Стриничу, ракидричам и ребенку сернандоДвоих ангелов Срна похитил с неба По штуке в каждую руку Пусть развеют их крылья, сказал друзьям Загробную стылую скуку Один ангел-хранитель прикрыл крылом. Из народных балканских песен, неизданное. Развязка 100% кровавая, как принято на Балканах.
Пишет Гость:
10.01.2019 в 17:15
Стриничу надоел вечный бомонд и он выследил да отловил хитрого лиса из тайги, чтобы хоть тот принял на себя Луку с его ненормальным либидо. С тех пор все в команде стали спать нормально. URL комментария кицунэ сосет лишнюю (сексуальную) энергию из суккуба, когда надо - отдает обратно, работает батарейкой, и самому на пользу. Команда стала спать спокойно... хотя бы иногда. Команда решила не изобретать пятое колесо и тупо свалила на другой этаж, а ангелы так вообще всегда выбирали себе самую дальнюю комнату.
я курил с кем-то, что этот суккуб выкрал себе замаскированного под ангела лисенка из небесных яслей и спрятал его шкуру, но твой вариант тоже клевый. А он-то как в курятник попал?! в картишки бегал играть? Лука не разобрался сразу, лисенок был по самые уши в перьях. а потом уже што делать, мы в ответе за тех, кого приручили.
- А он точно из этих? Глаза уж больно хитрые... - Ничего не знаю, раз Срна сказал принести ангела, значит я принесу его. - И сородичи его так легко отпускают...
За Лукой сначала немного гнались - чтобы его поблагодарить, что он забрал эту жрущую кур мелкую белесую бестию, это он просто не понял, зачем гнались. Ангелы догнали, расцеловали бесов в обе щеки и подарили на радостях Луке нимб. "Психи" - подумал Лука. "Спасители" - подумали ангелы. Вот и обоснуй, чего его периодически путают с ангелом, когда он в добром расположении духа.)
Молодой и горячий Сережа заделал Нандо ребенка, а тот беременность утаил, сына через сердобольного Луку подкинул хорватам и укатил в чайные домики. Под бесовской магией Андрия вырос экстерном, ныне свято чтит птица, про родителей не знает, но узнает. Кого только не собралось у этих хорватов, как в цыганском таборе, лишнего ребенка всегда помоют и накормят оптом со всеми) И как только он вырос таким невозмутимым среди этого хаоса? Сначала его покормил овсянкой Бадель, потом угостил мармеладом Врсалько, после укачал до тошноты Вида, методично отмывал в ванной Стринич, Модрич переодевал а пижамку, опытный Ракета расчесывал длинные мягкие волосы, сказку читал Брозо: "Я крокодил, крокожу и буду крокодить", колыбельную пела Ива, а потом пришел Манджукич с мрачным видом "Спать. Прямо сейчас.". Заснувшего малыша пришел проведать Суба и мягко подоткнул одеялко. Бедный Андрия. Ловрена, Ребича и прочих громил не подпускали в первый вечер, чтобы дитё не пугалось, но уже через неделю оно стреляло из сделанной Деяном рогатки, катаясь у Калинича на плечах. А мама-Лукита хваталась за голову, тыча в Ваньку: "Сделай уже что-нибудь!", когда Анте с улыбкой хватал Андрию за ноги и раскручивал, приговаривая: "Как далеко ты хочешь полететь, малыш фейри?" Ах вот как вратари оттачивали сейвы! И Суба еще долго видел вместо несущегося мяча кричащего от радости младенца. Вот почему он порой долго лежит, обнимая мяч и шепча ему что-то ласковое. Ванька утешающе бы обнимал Луку за плечи, а тот обреченно бормотал : "Знал бы Нандо...".
В эфире анон с ковригесом и приворотным зельем. Короче, яхонтовые мои, несу концовку. Но так как сегодня Арсенал днищенской игрой меня знатно выбил из колеи, то качество не очень гарантирую (но я честно пыталась всё вычитать и не скатиться). Тем не менее, если будете недовольны, можете смело бить.
3/3 В тренерский кабинет Хамес шёл почти как на свидание: волновался, боялся опозориться и надеялся на удачное завершение вечера. Прежде он ухватился бы за любую возможность остаться с Нико наедине, но в сложившихся обстоятельствах эта перспектива не радовала. Слишком уж пикантный характер носила причина встречи.
Ещё в детстве мама доступно объяснила Хамесу, что подслушивать и подсматривать некрасиво. И Хамес не собирался этого делать, но дверь в кабинет Нико, из которого доносились голоса, оказалась кокетливо приоткрыта. Самую малость, так что подсмотреть не вышло бы, даже будь на то желание, а вот подслушать… К собственному стыду перед соблазном Хамес не устоял.
- … ладно он, но ты, - узнал он голос Хасана. – Нико, ты взрослый и опытный мужик!
- А ещё я его тренер.
- Раньше тебя это не останавливало, - сказал уже Роберт. – И не надо на меня так смотреть! Мы все здесь помним, как всё начиналось.
- А теперь я не уверен.
- В нём? Думаешь, парень такой идиот, что начнёт требовать к себе особого отношения? По-моему, он в состоянии разделять личное и профессиональное.
- Я не этого боюсь, - пробормотал Нико.
- А чего тогда? – тихо и как-то растерянно спросил Роберт.
- Того, что для него это всё несерьёзно, а просто дурь, прихоть, каприз… А я выдумал то, чего нет на самом деле.
Два одинаково отчаянных стона раздались в кабинете, а Хамесу безумно захотелось ворваться внутрь и успокоить Нико, убедить в том, что для него это всё как раз очень серьёзно, а никакой не каприз.
- Ну, теперь-то ты убедился, что это не прихоть?! – ехидно поинтересовался Роберт. – Или тебе мало? Хочешь проверить, на что ещё он способен?
- Спасибо, мне хватило кофе.
На добрую минуту повисла тишина, которую светским тоном нарушил Хасан.
- Я где-то читал, что в Колумбии самый высокий процент преступлений на почве ревности.
- Господи, Браццо! – воскликнул Нико. – Не преувеличивай!
- Это ты не преуменьшай! Ты всю команду лапаешь у него на глазах, а его игнорируешь! Думаешь, ему это нравится? Это сегодня он тебе возбудитель в кофе подливает, а завтра усыпит хлороформом, погрузит в машину, привезёт к себе домой и запрёт в спальне.
- Кстати, не удивлюсь, - согласился Роберт, - если однажды ты не явишься на работу и перестанешь отвечать на звонки. А дня через три мы с полицией найдём тебя связанного у Родригеса в спальне.
- Да что вам всем далась его спальня?
- А ты, я смотрю, не боишься туда попасть?!
- А должен?!
- Так какого ж хера вы до сих пор до неё не дошли?!!
Кто-то тяжело вздохнул, что-то зазвенело, а Хамес вёл неравный бой с неуместными фантазиями, вызванными словами Хасана и Роберта. Связанный Нико в его спальне, обнажённый и полностью в его власти… Ох, что бы он с ним делал!.. Хотя обратный сценарий выглядел не менее желанным. Позволить Нико раздеть себя, довериться и дать привязать себя к кровати, отдаться его рукам и губам и…
- Значит, так! – сказал Роберт, и Хамес вернулся из мира грёз. – Проблему надо решать и делать это срочно. Пока о ней не узнали на самом верху.
- Сегодня я это сделаю. Обещаю. Начнёшь тренировку за меня?
- Об этом можешь не волноваться.
- Так, господа, время! – сказал Хасан. – Родригес уже, наверное, пришёл. Умоляю, не наломайте тут новых дров. Мы зайдём попозже.
Голос раздался совсем близко. Хамес еле успел отскочить к противоположной стене и принять скучающую позу. Если Хасан о чём-то и догадался, то не подал вида, а вышедший следом Роберт молча придержал дверь. Намёк был понятен без слов.
Так и не переодевшийся для работы Нико сидел, откинувшись в кресле. Верхние пуговицы его белой рубашки были расстёгнуты и открывали шею и ямку между ключицами. Лёгким кивком он пригласил Хамеса сесть напротив. Приглашение Хамес принял и ждал вопросов. Отвечать он собирался честно, но осторожно. Подслушанный разговор ясно давал понять, что потерять можно очень многое. А Нико тем временем смотрел на него со сдержанным интересом, будто открыл для себя что-то новое и любопытное.
- Ну, и что ты подлил в тот кофе?
- П-приворотное зелье, - слегка заикаясь, ответил Хамес и надеялся, что его не поднимут на смех. И Нико не засмеялся. На миг его лицо стало даже каким-то по-детски удивлённым и беззащитным. Но всего лишь на миг. – Я сам готовил.
- Мои комплименты шеф-повару. Можно узнать рецепт?
Хамес принялся по порядку перечислять ингредиенты. Он с замиранием сердца следил за реакцией Нико, и к непомерной радости не заметил и тени отвращения, когда упомянул собственную кровь, слюну и сперму. Этот нюанс прибавил уверенности в дальнейшем успехе.
- Где ты это всё нашёл?
- На родине. Там в некоторых кварталах можно и не такое найти.
- Прекрасно. Советы, как провести товар через границу, там же получил?
- Нет, сам справился.
- Да ты псих, - тихо подвёл итог Нико.
- А вы бесчувственное бревно, - вернул любезность Хамес.
Брови Ковача в удивлении приподнялись, а сам он немного наклонился вперёд, как бы не веря в услышанное. Вообще-то Хамес не планировал переходить на личности, но банально накипело! Допрос, учинённый Нико, так же не добавлял хладнокровия.
3/3, окончание. Обстановку следовало срочно разрядить. На помощь пришли бутылки с минералкой, блестевшие стеклянными боками на углу стола.
- Можно воды? Пожалуйста.
Задумчиво потирая губу, Нико пару раз перевёл взгляд с Хамеса на воду и обратно.
- Пожалуйста, - придвинул он бутылку, а вот стакан почему-то – нет.
- Спасибо.
Принимая бутылку, Хамес случайно коснулся пальцев Нико. Таких тёплых в сравнении с холодным стеклом. Без какого-либо умысла он по привычке обхватил горлышко губами и только на четвёртом-пятом глотке обратил внимание на Нико, который… нет, не смотрел на него, а откровенно поедал глазами и вряд ли думал при этом о схеме на предстоящий матч. Пить в таких условиях было абсолютно невозможно.
- Ты продолжай, продолжай, - будничным тоном предложил Нико. – Не знаю, кто научил тебя так пить, но у тебя отлично получается. Я давно заметил.
Щёки Хамеса зарделись от неповторимого комплимента, но продолжать он отказался из принципа. Разрядил обстановку, нечего сказать!
- Так значит, я бесчувственное бревно?
- Конечно. Я наизнанку вывернуться перед вами готов, а вам всё равно. Всю команду лапаете на моих глазах, а меня игнорируете.
Только договорив, Хамес с досадой понял, что в точности повторил слова Хасана и тем самым выдал себя с потрохами. Злость взыграла сказочная! Ниже падать, наверное, было уже некуда. Однако Нико его фееричный промах явно позабавил: прищурившись, он облокотился на стол, укоризненно покачал головой и усмехнулся.
- Подслушивал.
- Подслушивал.
- С самого начала?
- Нет, но услышал достаточно.
- Тем лучше. Не придётся тратить время на болтовню.
Что-то едва уловимо изменилось в выражении лица Нико, но от одного этого по телу Хамеса прошла лёгкая дрожь. Пали барьеры, раскололись маски, растаяли льды – всё вместе, как казалось, не описывало и половины впечатлений. Здесь с ним снова был тот Нико Ковач, которого Хамес запомнил по первым дням их знакомства: свободный и не загнавший сам себя в рамки. Радость, если не самое настоящее счастье, распускалось в груди.
- Но твоё поведение просто возмутительно, - с напускной серьёзностью сказал Нико и тонко улыбнулся уголком губ. – Мало того, что ты пытался напоить меня приворотным зельем, так ты ещё и подслушивал.
«И это ты ещё не знаешь, кто твой центр защиты из строя вывел», - подумал Хамес, но вслух с ноткой наглости сказал:
- Да, я плохо себя вёл.
- Очень плохо.
Нико встал, не спеша обогнул стол и подошёл к Хамесу – Хамес повернулся к нему, но остался сидеть, смотря снизу вверх.
- Я просто обязан взяться за твоё перевоспитание.
«Час на велотренажёре после каждой тренировки? С него станется!» - пронеслось в голове по старой памяти, но новая реальность не давала повода для беспокойства.
Нико смотрел, чуть склонив голову к плечу. Он скользил взглядом по лицу Хамеса и то и дело задерживался на губах. От пристального внимания Хамес непроизвольно сглотнули, и когда Нико коснулся его щеки, то закрыл глаза и подался навстречу невинной ласке, потёрся щекой о ладонь, как истосковавшийся по хозяину кот.
Другую руку Нико запустил в волосы Хамеса, пропустил их сквозь пальцы, а после провёл за ухом и огладил шею. Осталась лишь ладонь на щеке, и её казалось мало. Одной рукой Хамес обнял Нико за бедро, чуть выше колена. Некрепко, но давая ему понять, что отпускать от себя не намерен.
Нико приподнял голову Хамеса за подбородок. Большим пальцем он провёл по скуле, а потом и по губам: обвёл верхнюю и, чуть надавив, провёл по нижней. В немом приглашении Хамес приоткрыл губы, и когда Нико накрыл их своими, у него перехватило дыхание. Он резко поднялся, сминая в пальцах рубашку на плечах Нико, прижался к нему максимально близко. Нико целовал мягко, но уверенно, а Хамес отвечал со всей накопившейся страстью. Он так долго ждал этого, что больше не собирался держать её в себе. Да и не смог бы. Язык Нико вытворял что-то немыслимое, а его руки спустились с поясницы ниже, и одна из них забралась под футболку. Рвано выдохнув, Хамес прервал поцелуй, но только затем, чтобы сразу увлечь Нико в новый, такой же глубокий, горячий и чувственный.
Когда-то прежде Хамес считал, что сможет довольствоваться малым: взглядом, улыбкой, предназначенной лично ему, прикосновением, объятием… Теперь он хотел получить всё. Ему был нужен весь Нико. Пусть не сразу, пусть постепенно, но весь. И это лишь вопрос времени, ведь Нико даже не пытался отстраниться или снизить градус происходящего. Хамес чувствовал его желание так же чётко, как своё собственное.
А голову кружило счастье и холодный древесный аромат одеколона.
Анон дописал свой ракидрич мучительный. А всё почему? Потому что не писалось по-другому, а только вот так, как написалось. Делают что хотят, ёш макарёш. Под катом без пяти минут стихи в прозе Я предупредила.
Nessum Dorma читать дальшеЕсли есть кто-то, про кого можно сказать — судьба, то Лука скажет это про Ивана. Когда он впервые видит его, он будто слышит ликующий хор ангелов, поющих — пусть никто не спит. Луке кажется, что он видит разливающийся вокруг головы Ивана нимб победы. Кажется, их невозможно остановить. Города и страны склоняются перед ними. Поэтому Лука долго не может поверить в поражение, когда они бессильно лежат на поле, промахнувшись в серии пенальти — оба — после изматывающего матча с Турцией. Это никак, никак не могло произойти! Но происходит: Чарли натягивает подол на голову, чтобы спрятать слёзы, неутомимый Срна валится на газон как тряпичная кукла, даже их капитан, Нико, стоит на коленях, уперевшись головой в траву. Брат Роб подходит к нему, кладёт руку на плечо; никто не в силах ни двинуться, ни сказать слово. Это длится минуты, но бесконечно. Но над головой Ивана всегда поют ангелы. Они наощупь находят руки друг друга в толпе. Переплетают. Общая горечь переплавляется во что-то более ценное, чем просто опыт. Они оба мальчики, увидевшие сияние над своей милой родиной в один год. Это сияние — не просто славы, чего-то большего — неодолимо влечёт их обоих, попытаться ещё раз зажечь его. Юность не ожидает на своём пути стольких преград, и всё же их не перестаёт тянуть — и они не перестают пытаться вновь и вновь. Моя тайна останется моей. Я передам ее тебе, шепча в губы, на рассвете. Они любят друг друга отчаянно, будто завтра конец света, в беспамятстве. Иван сияет так ярко, что Лука закрывает глаза, утопая в его свете. Это длится минуты, но бесконечно. Этого никогда не может быть, но происходит. Города и страны склоняются пред ними. Поэтому Лука долго не может поверить — слишком всё похоже — когда, после изматывающего матча с Данией, в серии пенальти у них получается. Иван, раскинув руки, летит. И Лука вновь видит над его головой сияние победы. И слышит хор ангелов. Он еще не раз увидит Ивана летящим, хотя впереди у них поражение ещё горшее, чем то, что связало их. Сейчас он обнимает Ивана и его ноги не касаются земли. Это длится минуты, но бесконечно. Они не сразу поймут, какой огонь зажгли. Но обретённого сияния не утратят уже никогда.
Аноны, меня очень зацепила тема с ангелом Стриничем, в раскуре не участвовал, но проникся, пока треды догонял. И вот решил написать на этот счет, на сам раскур не претендую, позаимствовал лишь такого Стринича. Зарисовка является параллелью предыдущей про Луку и Лукавого. Действующие лица: Ангел – Иван Стринич, Лука Модрич и сам Дьявол, остальные ребятки фоном. Немного пафоса. Упоминается инфернальный тренер.Ивану всегда было непросто в сборной, внутренняя чувствительность и свет в его сущности создавали некоторые проблемы поначалу в общении с некоторыми ее членами. Тьма присуща каждому человеку в той или иной мере, и Стринич всегда понимал это, принимал, а со временем и свыкся. Вот тренер Билич пялится на новых игроков и явно замышляет что-то недоброе, вот капитан Дарио источает волны тревоги перед важным матчем, вот Манджукич готов порвать соперника – все эти негативные эмоции со временем перестали бить в сердце, а лишь оседали на периферии сознания, так как вмешиваться явно он все равно не имел права. Тяжело быть ангелом в стане простых смертных, подверженных искушениям и порокам, но и здесь имелись исключения. Впервые оказавшись на тренировке и встретившись с товарищами по родной команде, Иван сначала почуял, а потом и увидел свет, источаемый одним из ребят. Это был Лука Модрич, их маленький, славный и очень скромный хавбек. Он застенчиво улыбался, но крепко жал руку, не любил внимание прессы, не выпячивался, но на поле творил чудеса. Рядом с Лукой Стриничу приятно находиться и дышится легко, потому что Модрич один из немногих, все еще хранящих в себе что-то чистое, незамутненное и близкое душе ангела. Второй такой же – Иван Ракитич, тезка, полузащитник и очень яркий, веселый человек. Свет Луки внутренний, бережно хранимый хозяином, а вот Ракитич более открыт и ярок снаружи, добр и смешлив и всегда готов легко делиться позитивом, Стриничу комфортно в его обществе. Вообще-то, как бы там не было, Ивану нравится его команда, его люди, его позиция на поле, он привык защищать, оберегать, а иногда и направлять. Ребята все дружные, друг за друга горой, а когда из сборной ушел странный и мрачный тренер, жить стало еще легче. Стринич благодарен Богу за такой дар, так как знает, другим ангелам приходится еще сложнее, а он вполне справляется с главной своей задачей – в нужный момент рассеивает излишне скапливающуюся тьму, защищает своих людей от влияния Лукавого. Время идет, победы сменяются поражениями и наоборот, ребята с годами меняются, в команду приходят новые лица, и Иван рад каждому, как своему ребенку, берет под крыло и вновь грозит пальцем в левую сторону туда, где сгущаются сумерки. Со временем он обретает еще одного прекрасного человека – Тина Едвая. Мальчик старательный и умный, он чем-то похож на смесь Модрича и Ракитича, которые уже претерпели некоторые изменения, но еще не растеряли свою внутреннюю силу. Тин молод и непорочен, светловолос и скромен, да еще и амплуа у них со Стриничем совпадает. Иван сразу берет над парнем шефство и, кажется, именно поэтому допускает страшную ошибку – упускает остальных подопечных. О договоре с Дьяволом он узнает перед первой игрой на Чемпионате Мира, и то случайно. После слишком тихой и странной ночи накануне матча сам замечает, как изменились многие ребята, как потемнели их лица, глаза и сами образы, как будто пеплом припорошены. Иван беспокоится и напрямую спрашивает рядом стоящего Шиме, а тот в ответ смеется, хлопает его по плечу и вываливает суть дела, мол, они вчера скооперировались и вызвали на разговор самого Сатану так, как Шиме еще бабка учила, да и зареклись его помощью, а Ивана дозваться не смогли, поэтому решили не долбиться в номер к спящему и не настаивать на участии, да и личное присутствие каждого не требовалось, расплачиваться сборная все равно будет целиком вся. Врсалько, все так же смеясь и улыбаясь, отходит к хмурящемуся Деяну, а Стринич, как громом пораженный, стоит и не знает что делать. Не доглядел, допустил ненавистное влияние на свою территорию, да так близко, что и в страшных снах не виделось. Ему остается только смириться и надеяться на благоразумие ребят и удачу. Они не без труда доходят до финала, уставшие, изможденные психологически, но не сломленные, они терпят поражение от французов, и вожделенный Кубок уплывает в Париж. В душе Иван обливается слезами, глядя на своих людей, разочарованных, обманутых и уже немного пожранных Лукавым, проказа не обошла стороной даже мальчишку Тина, на что смотреть еще больнее. Стринич не умеет проклинать и гневаться, да и не стал бы, но на Шиме лишний раз смотреть не хочет, да и про бабкин ритуал вспоминать тоже, сделанного не воротишь, остается только наблюдать, да продолжать терять перья со своих невидимых крыльев. Иван с укором взирает на исхудавшего капитана с немым вопросом в глазах: «Как ты допустил, Лука? Почему согласился на эту заведомо провальную авантюру?» Модрич не отвечает, но и не отводит взгляд, а потом решительно кивает, Стринич не знает, что имеет ввиду капитан, но уповает на его благоразумие и вновь жестоко ошибается. Они возвращаются из России и прежде чем разъехаться кто куда, на заслуженный отдых, проводят несколько дней в Хорватии, делясь триумфом с ликующим народом. Внутреннее беспокойство не покидает Ивана на протяжении всего путешествия по Родине, а апогей застает его ночью перед отъездом домой. Ему тревожно и толком не спится, он ворочается с боку на бок на своей постели в полудреме, ему мерещатся чужие голоса и чей-то адский хохот, но до конца разобраться он не может. А позже все же пересиливает себя, распахивает глаза, откидывает одеяло, вскакивает с кровати и видит, что на соседней койке мирно спящий Тин вновь светится, как раньше, ни дымки, ни пепла, ничего на нем нет, а сон его спокоен и беспечен. Стринич вроде бы и рад, но вместе с тем и насторожен. Ох, неспроста все это. Утром он обещает себе разобраться, а сердце впервые отдается тонкой болью. Позже Иван засыпает. Они прощаются друг с другом в вестибюле столичной гостиницы, Иван подмечает, что изменился в лучшую сторону не только Едвай, оковы спали со всех ребят. Последним вниз по лестнице спускается их маленький капитан, а Иван, глядя на него, сразу понимает причину своего ночного беспокойства. Лука окутан тьмой, его внутренний свет едва теплится, а за плечами Он – самый большой страх Ивана – Сатана, вцепился незримыми когтями в плечи капитана и скалится в гадкой улыбке, глядя углями-глазами на Стринича. Иван сглатывает и отступает прочь, подальше от Модрича и его нового «покровителя», подальше от проклятой гостиницы. Сердце разрывается на части, а чувство вины из-за собственной беспечности затапливает разум. Дьявол поработил одного из его людей, самого сильного, самого важного, а он так ничего и не сделал, не предотвратил, не поговорил с Лукой после их зрительного диалога. Глупец! Через несколько дней Ивану диагностируют проблемы с сердцем и запрещают приближаться к футбольному мячу. Стринич готов выть и лезть на стену. Как он может сейчас оставить своих ребят? Как он сможет поддержать капитана, которому сейчас как никогда, это нужно? Это и есть наказание от Всевышнего за провал? Но как же жестоко! Все что ему остается, так это лечится, ждать и верить, что он еще успеет все исправить, когда вернется в сборную, что не будет слишком поздно. Дома Иван пристально следит за ребятами, смотрит каждый матч по телевизору, а особенно приглядывает за Модричем, даже в «Реале», даже на всех этих церемониях и недоумевает от такого количества наград, сыплющихся, словно из Рога Изобилия. Неужели это все проделки Лукавого? Лука улыбается с экрана, а в глазах печаль, Лука резко постарел, осунулся и посерел, на поле совершенно не такой, как раньше, но все еще борется. Стриничу больно смотреть на поражение в Эльче, а травма Шиме кажется каким-то Злым Роком или наказанием личным для Врсалько, но позже в Загребе, глядя на игру на родном «Максимире», его охватывает надежда, потому что ребята борются и побеждают, потому что капитан будто оживает, а стадион гудит. И кажется, что все возвращается на круги своя. Иван понимает, впечатление обманчиво: команда в порядке, но Модрич все еще в большой опасности. Это заставляет интенсивнее лечиться и готовится к своему возвращению на поле. Осень сменяет зима, а Иван получает отличные вести от земных врачей, уже весной он будет вновь в обойме. Он делится известием с друзьями и товарищами, в сборной его ждут, а Златко Далич все еще рассчитывает на него. Окрыленный Иван ждет весны, не радуют лишь все также сыплющиеся перья за спиной, хотя их стало меньше выпадать, что придает уверенность: его капитан борется и не сдался Дьяволу, еще не все потеряно. «Реал Мадрид» подтверждает свой титул на очередном Клубном Чемпионате Мира. Иван, конечно, смотрит трансляцию и видит Луку, прижимающего к груди Кубок, ликующего, радостного кричащего и улыбающегося, ЖИВОГО, а сзади все еще Он, тянущий силы из Модрича и цепко хватающийся за хрупкие на своем фоне плечи. Однако, Стринич, глядя на такого Луку, понимает – битва продолжается, верит – их храбрый капитан одолеет своего навязавшегося «покровителя». И правда, уже в следующий раз, после Нового года, Модрич выходит на газон совершенно преобразившимся, нет былой когтистой тяжести на плечах, нет мрака вокруг, а сзади пусто, и свет, постепенно разгорающийся с новой силой, опять обласкивает все вокруг. Конечно, нужно время, чтобы внутренняя сила вернулась в былом количестве, но Ивана радуют уже и эти изменения в подопечном. А уже скоро они лично увидятся на сборах, и Стринич пожмет крепкую руку, поздравит с особой победой, он уверен, Лука поймет, о чем речь. На сердце и впрямь становится легче. Больше он не допустит такой ошибки.
Кродрибейлы, травмы, нечисть-Кейлор и закуска-КуртуаВот накурили мы кродрибейлов и подглядывающегоТибо, а теперь Гарет и Тони с травмами, Лука простыл, но и Тибо выбыл. Это проклятие работает. Тибо не проклят, его кое-кто кровожадный или морской проучил за сталкерство. Гарет, как есть хрустальный, его травма, к сожалению, была вопросом времени, в последних играх он не раз сильно получал по ногам. А Тони еще после КЧМ был не в порядке со своей ногой, доломался. Так что это не мы виноваты! Кровожадный тогда сразу заснул под Тони и мало что заметил, а Гарет все силы растратил на сдерживании Луки и от постоянного прессинга черуфе-Солари(водная стихия против огненной), поэтому и поломался. Ману надо восстанавливать. Дак кровожадный-то не в тот же вечер мог проучить, а чуть позже, по крайней мере, я так предполагал. А по таймингу подходит Лука очень скучает по Тони и Гарету, которые куда подальше уехали(на дачу!) восстанавливать ману, не вечно же им возиться с вампирюкой, самим тоже отдыхать надо вот и отыгрался Лукавый на Тибо, который почему-то стал пристально на него поглядывать после рождественского ужина. Тибо своими гляделками спалится, вот Лука и призадумается и, пока Тони и Гарет не видят, не знают, подкатит к Тибо. Тот сначала решит, что у Модрича личный интерес и аж приосанится, возгордится и порадуется, захочет показать крутуа, а Лука своими сладкими речами бдительность-то усыпит и хвать зубами. Куртуа, конечно, после и не вспомнит, что именно произошло, придется травмой прикрываться. А Лука, будучи вампиром, может память считывать и изменять? а приглядывать за кровожадным поручили Кейлору, который, если понадобится, сумеет его удержать от душегубства. И Кейлор честно глядел в оба глаза, но когда понял, что Лука нацелился на Куртуа... Он - нечисть не тёмная, старается людям без причины не вредить, скорее дух-защитник, дух-страж, поэтому сперва собирается остановить Луку. Но как же ему хочется играть! снова стоять на страже ворот, за спинами своих защитников. Видеть благодарность за очередное спасение в глазах капитана, обниматься с Марсело, празднуя забитый гол. Кейлор так скучает и тоскует по этому, что позволяет себе закрыть глаза и не заметить тёмную тень, бесшумно скользящую за ничего не подозревающим Куртуа. - Я не наврежу ему всерьёз, обещаю, - шепчет из темноты бесплотный голос. И Кейлор верит, знает, что Лука не обманет, не взвалит на его плечи груз чудовищной вины. От предвкушения грядущих игр сердце стучит быстрее и в зимнем воздухе растекается запах свежей смолы и древесины. Прекрасно же! И Лука не обманет, полакомится, да и память сотрет, добивать не станет, оставит на потом. Тибо большой, высокий, его надолго хватит, будет, как личное НЗ крови. Аноны , курите дальше! Крооса и Бейла на склад закинул. Тибо - полуфабрикат. Почти аналогичный тем, что лежат в морозилке(хозяюшка Газ старается) и отличается от них лишь тем, что живой. А в этой самой морозилке, кстати, много разных экземляров всяких тушек, но по большей части это проспиртованные бедолаги-рыбаки(это на праздники, Лука!), попавшиеся под руку плавающего Гарета, а также доставщики пиццы, почтальоны, папарацци... вот фаноню, что его укус вызывает сексуальное наслаждение и эйфорию, поэтому жертва перестает сопротивляться, а потом и забывает обо всем, а след от прокуса Лука может заживлять по своему желанию(особой секрет в слюне) Пока Лука кусает Тибо Тони и Гарет чинно отдыхают на лоне природы. И вот ночью, когда за окном метель, холод и ветер, Тони расположился в своей мягкой кровати -пижама застегнута на все пуговицы, под больной ногой подушка - и читает газету под неярким ламповым освещением. Рядом лежит мокрый после душа(он не любит насухо вытираться) фыркающий Гарет, пятерней расчесывает волосы и считает со скуки заплатки на лоскутном одеяле. Скучно. Тихо. Гарет тычет рукой в плечо Тони, на что тот недовольно отрывается от чтива :"Ну чего тебе?". Гарет неожиданно для себя краснеет под холодным взглядом кобольда, но все же выдает :"А может мы...того? " и тянется к верхней пуговке на его пижаме. Тони аккуратно откладывет газету на тумбочку, выключает свет и кивает "Хорошо, залезай, только на ногу не садись". И все вот так чопорно у них, да
URL комментария читать дальше накуренную адскую мелодраму "Святоша" - говорили аноны и с кем Иван так успел плодотворно поотношаться? Срна бледнеет и мотает головой. Или это непорочное зачатие, мы же не знаем особенности размножения в курятниках, зато в логику вписывается то, что Ален с папой теперь в одной команде играет, а опека Ивана над Тином - тоска на сборах по сыну. Подвыпившие ватрени, сидя на теплых камнях у берега Стикса, любят часами рассуждать о втором родителе Алена и выдвигают теории от сербов до Билича, но это все в секрете от Стринича. А с кем там размножилась внутренняя богиня Стринича, мы еще выясним! Партеногенез этого холодного спокойного создания исключать не будем.) Пишет Гость:
14.01.2019 в 11:52
Собственно, вот сидят ватрени на разогретых магмой до ста градусов камнях - да, прохладно, но вы то видели какие счета за жкх в Аду? Грешников жечь не успевают! - посматривают на спокойные черные воды Стикса и попивают из каменных кружек лаву с посыпкой из костей эльфов, когда захмелевший Ловрен шепотом спрашивает: "Так кто там батя Алена"? Команда в ужасе озирается в сторону дома - свет горит только в комнате Срны, - и тихо начинает выдвигать свои версии: - Святой дух! - кивает наивный Ливакович. - Несвятой дух, - поправляет того плававший-знавший Калинич. - Это после той тусовки с сербами, я там тоже был. - Что за фигня, Дань, и ты молчал? - подскочившего было Домо утягивают обратно. - Он сам от себя родил! - Бадель любил читать на досуге биологию. - Не неси чепухи, отец Алена - Срна! - слишком громко выкрикивает Шиме. - Иван бы не скрывал такое от него, - с ленцой тянет дремавший на коленях Ракитича Лука. - Ален прибыл из будущего, потому что его отец - Триппьер. - Ален прибыл из будущего, потому что его отец - Месси! - Отец - Кейн! - Ален не из будущего! - Как вы тогда объясните то, что мы вынуждены все сидеть здесь, пока Иван с токсикозом выносит мозг Срне и разносит дом? - спокойно вопрошает Брозо. Команде ответить было нечего.
URL комментария Заодно это объяснило бы болезнь Стринича. На самом деле он все это время ходил и бухтел по темному царству, с таким упорством доводя до невротизма всех чертей, что сам Харон плюнул на медяки и уплыл на рыбалку до тех пор, пока Стринич не разродится. "Кейн, Триппьер, Месси... да не помню я, был в угаре!" - ползал по полу Иван, елозя тряпкой по и без того чистой поверхности. - "Фейри, нефилим или гном - вот в чем вопрос". И только Кранчьяр, Срна и Бобан спокойно курили за партией в покер, потому что лосось.
Бедолаги они, потому что Стринич и с одной стороны прикопается, и с этой, то ты моргаешь слишком громко, то у этого сердце отбивает ритм нелюбимой песни, то ему среди этой вечной ночи яблоки говорящие принеси, то лядвеи кэльпи зажарь под соусом из крови кобольда... задолбал, короче. Ватрени таращатся на выпирающий живот и уже боятся думать, что за ужас там сидит. А Стринич сидит один в темном готическом зале огромного поместья, жует добытые командой визжащие яблоки и гадает на ромашке: "Фейри, человек, гном... фейри, человек, гном..." На цветке асфодели он гадает, вотЪ. Но тогда ему всегда будет выпадать гном!
Его внутренняя богиня вошла в такой раж на ЧМ, что отчета с нее добиться было невозможно. Внутренняя богиня отработала в защите не только на поле, но и приложила все усилия в обороне после матча. Фейри-Кейн очень нежно и по-летнему охренел, но не отказался от, возможно, единственного в жизни свидания с ангелом, Триппьер угодил в этот водоворот случайно, а вот Месси сам преследовал сутками, бормоча под нос: "Мяч, кровать, ты". А потом богиня ушла на годовой перекур, Иван очнулся и все понял.
Осталось решить, зачем Алена в прошлое-то отправили. Против воли Ивана его все же утянули обратно на небеса, перекрыв все пути к отступлению и поставив на ворота анти-хорватскую сигнализацию. Аллен полноценным пернатым быть не может и поляна с лютнями, сахарной ватой и амброзией для него закрыта, так что тоска по родителю подкинула ему вот такое решение. Отправляется это он в 2013-й и при выходе на замену Стринича, как в Зачарованных: привет, я твой сын из будущего. И вот тогда у папани в первый раз сердце и прихватило. Вот сейчас главное, чтобы он второго папку искать не побежал. Если второй папка Гном, то ростом Ален как раз в него, при долговязом Стриниче. Ватрени долго охуевали и допытывались, где на небесах временной портал, чтобы переиграть оба ЧМ и Евро. Но умный малыш ради сохранения пространственно-временного континуума уверяет, что при перемещении у него память отшибло, ладно что он заранее записал себе на бумажку фамилию и адрес папы.
Аллен смотрит на всех честными-честными глазами (Лука на всякий случай проверяет кошелек), пьет молоко, сидя на скамейке, качает ногами и слушает байки от Брозо. Ивана откачивают Иван и Ванька, Домо с Ловреном удерживают Дарио от праведной мести над представителем вида гномьих.
Может, Ален заявился и не говорил всем, что он из будущего, просто потерянный деть Стринича без памяти, а опознание по магии крови провели сразу же. "Одним ребенком больше, подумаешь, наш святоша кого-то оплодотворил", - пожали плечами ватрени. А вот через несколько месяцев после ЧМ-2018 для команды настал ахуй на берегу Стикса. Но это было лишь начало, потому что в подземный мир вперлись ангелы, как инопланетяне за ребенком Даны Скалли и уволокли новорожденного. Стринич товарищей узбагоил и сказал, что круг замкнулся. Товарищи его не побили только из уважения к состоянию здоровья, а взрослый Ален был достаточно далеко. Кстати, Ален бы очень ревновал отца к Тину, на котором тот отрабатывал всю свою родительскую любовь. Да, плюс ревновал бы, что тот чистокровный ангел, а сам Ален - незнамо что.)
Про Ваньку и Алена. У Ваньки однажды сработал кинк на хрупкую фигурку с длинными русыми волосами. Тем паче, что Лука в то время ходил стриженый. По итогам трехсторонних переговоров Стринича и ракидричей Алена больше не вызывают в сборную и в Барсе он не играет, зато теперь он в одном клубе с отцом (и никаких Едваев рядом), сейсмологи Восточной Европы зафиксировали небольшое землетрясение, когда Mom и Dad мирились. Ален вроде как успокоился, но вредно Тину волосы ночью подрезал. Лукавый тычет вилами в трясущийся потолок: "Да вы задрали!", хнычет от бессилия и посылает к Богу себя, хорватов, и все Балканы. Что поделать, если дом ватреней расположился прямо над резиденцией биг босса.
Ангел хочет всем нанести радость и причинить добро?) Следует своей особой морали, разделяя все на черное и белое, искореняя "зло" и неугодных?.. Если это Тин (уже начинаю шипперить их) пытается спасти Ивана, как если бы у опытных старых ангелов был инстинкт, пробуждающийся в присутствии темной нечисти и вынуждающий убивать их. Оо, Стринич, искореняющий врагов сборной? "Дарио, отнеси его обратно!!" Черти по очереди охраняют окна и двери в номер Ивана (дома за ним сын приглядывает), а особо наглые просто заваливаются к нему, двигают к стенке и укладываются спать рядом. Вот думаешь, тот же Манджукич согласился бы жопу морозить на полу? Нееет, он сразу вваливался к Стриничу, натягивал чужие тапки, усаживался в кресле и придвигал к себе снэки, на ходу заявляя: "Не храпеть, не пинаться, конечности не закидывать я это сам сделаю".
На фоне вчерашних фоток из раздевалки Ювентуса, несу маленькую зарисовку. сомневающийся Пьянич, веселящийся Павлик и КриРо - змей искуситель Любая победа дает повод радоваться, веселиться, совершать глупые поступки, улыбаться по-идиотски и смеяться во всю силу голоса. А уж если победа долгожданна и желанна на протяжении нескольких лет, то в пору и вовсе закатить фееричную вечеринку до утра. Миралем не относится к категории заводил или любителей устраивать кутежи, но в свете выигрыша Суперкубка Италии даже он не может остаться равнодушным, всеобщая атмосфера непомерного счастья захватывает его и несет на своих волнах в раздевалку, в самую гущу криков, песен, танцев и поздравлений. Пауло с Кубком в руках следует за ним, улыбается от уха до уха, победно вскидывает кулак и заливисто смеется. Уже в раздевалке они все вместе фотографируются с трофеем, а Дибала в процессе забирается на стол рядом с Пьяничем, сгибая в колене опорную ногу. Миралем на автомате надавливает на колено Пауло, чтобы то не закрывало стоящих позади ребят, совершенно неосознанно проводит рукой поперек живота и удерживает за бедро, предотвращая возможное соскальзывание со стола тушки друга. Фотограф несколько раз щелкает затвором, все выкрикивают что-то, вскидывают руки, а Дибала откидывается назад и тянется губами к Кубку, и в этот момент Миралем чувствует под рукой микродвижение мышц. Пауло, все так же улыбаясь, продолжает позировать на камеру, а вот Пьяничу становится не до смеха, мозг внезапно посещают мысли совсем уж неподходящие моменту, а тело отзывается легким уколом возбуждения от ситуации. Под ладонью тепло, и оказывается, что очень приятно вот так удерживать Дибалу, ограничивая подвижность, представлять, что там под формой крепкое молодое тело, сплетенное из мягких тканей и упругих мышц. Миралем впервые взглянул на друга под таким углом и пришел к выводу, что разгоряченный после игры, возбужденный победой, взмыленный и радостный Пауло чертовски привлекателен и опьяняюще горяч. А что с ним можно сделать наедине, даже страшно представить... Мысли оборвал пошевелившийся за спиной Криштиану, похлопавший по плечу Пьянича и потрепавший за волосы Дибалу. Миралем моргнул, отдернул руку от Пауло и поспешил отойти к своему шкафчику. Его охватило чувство стыда: это же Пауло, тот самый Пауло, любящий возится с его маленьким сыном и обожаемый Эдином в ответ, Пауло, сразу же ставший другом в первых дней знакомства, Пауло — душа компании, молодой мужчина, как озорной мальчишка, способный расшевелить любого даже в самом отвратительном расположении духа, но при этом умеющий моментально перевоплотиться в серьезного взрослого человека, если того требует ситуация. Ничего не подозревающий Дибала уже принялся отплясывать в центре раздевалки, подкручивая бедра и виляя округлой задницей, а Пьянич боялся даже взглянуть на него, столь волнующе раскрепощенного и дразняще порочного. Уши грели от осознания собственной глупости и испорченности, он же нормальный семейный мужик, с чего бы ему засматриваться на товарища с такого сомнительного ракурса? Сбоку к нему подсел Криштиану, ухватил за плече, обнял, еще раз поблагодарил за прекрасный ассист, а потом склонил голову и доверительно сказал на ухо, что не надо бояться своих желаний, хотя бы в этот чудесный вечер. Роналду кивнул в сторону неугомонного Пауло, подмигнул Миралему, улыбнулся и вернулся на свое место, Пьянич так и завис на столь щекочущих мозг словах о собственных желаниях.
Кродрибейл-накур про остров скорби, продолжаю мысль на выспавшуюся голову и иду работать дальше. читать дальшеТак вот, ситуация и комичная, и страшная, Тони от удивления стал похож на живого человека, Гарет едва не рычит от обломившегося кайфа – он, понимаете ли, несколько лет душил себя запретами и едва решился на то, чего хотелось уже давно, что лезло ночами мокрыми снами и преследовало днем робкой улыбкой, как какой-то хер с горы в пижонском костюмчике вламывается в его дом, вертит бешено глазами и юркает под кровать. Тут, кстати, контрастность еще, ведь если Гарет и Тони – бледные, серые, безликие - пытаются мимикрировать под окружающих и не любят выпендрежа, то Лука их полная противоположность: дорогие костюмы, идеально сидящие по фигуре, аккуратный маникюр(быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…), терпкий древесный парфюм, понтовые часы, портупея из кожи, запонки с бриллиантами и сумка от луи виттон через плечо…такой вот вкусно пахнущий Лукавый, растерявший весь инстинкт самосохранения, наплел паутину для конкурентов и увяз в ней сам. Зачем ему теперь эти миллионы, когда его ищет весь преступный мир, желая если не убить, то точно вытрясти деньги и сдать потом тщедушную тушку в бордель для любителей экзотики. Гарет смотрит на ржущего Тони, чей пьяный мозг запульнул адекват куда подальше, тихо закрывает окно и громко гаркает: «Всем на кухню! Тебя, - Гарет наугад пинает чужой бок под кроватью, - тоже касается. И уходит. - Он всегда такой странный? – Лука вылезает на свет Ибры и тычет в Тони. Тони колотит подушку и не отвечает. - Я – Лука. На кухне скорбное молчание. Гарет на автомате готовит панкейки, Тони пьет минералку, Лука залипает на горящий в камине огонь, тянет замерзшие ладони к нему в попытке немного отогреться. Гарет только тогда замечает, что гость почти весь вымок до нитки и с досадой думает, не добирался ли этот кретин сюда вплавь. Он никогда не считал себя особо умным, а в последние годы вообще всю мозговую работу выполнял за него Тони, но даже так Гарет догадывался, что в его дом нагрянул не простой любитель экстремальных путешествий. Со стороны моря доносится гудок проплывающего мимо острова судна и Лука тут же прячется под стол. - У тебя триггер, что ли? – Тони пересаживается , чтобы штанина брюк не намокала от прижавшегося было к ноге Луки. - Можно и так сказать. Слушайте, ребят, я понимаю, что обломал вам всю малину…- на этом моменте Тони краснеет, а Гарет лупасит разок лопаткой по сковородке, - но не психуйте вы так. Я заплачу! У меня много денег. А вы помогите мне переждать бурю, так сказать, пока мои ребята регулируют дела…так что? Будем знакомы? Гарет достает ореховый сироп(«Надеюсь, что у тебя случится приступ аллергии») и корицу, собираясь сервировать стол. Он был бы рад избавится от столь явной для себя угрозы, но что-то отталкивает его от такого решения. Лука - как ты. Как Тони. Чужой Ебанутый. - Дай этому что-нибудь из моей одежды и отправь его в душ, не хватало мне еще сопливого соседа. Тони нетвердой походкой поднимается и уходит в спальню, а Лука подскакивает к Гарету, благодарно трясет за руку и тот вздрагивает, не понимая почему, выдергивает свою ладонь из хватки Луки, возвращаясь к плите. Лука присаживается обратно к камину и замолкает на несколько минут. - В твоих брюках он утонет, взял только футболку и полотенце. – появившийся Тони жестами зовет Луку в душ и тот спешит за ним, на ходу расстегивая запонки. Гарет еще раз стучит лопаткой - на этот раз себя по лбу- и чуть-чуть успокаивается, когда неслышно подкравшийся Тони обнимает его, целует в шею, в щеку, но даже эти меры в полной мере не помогают расслабиться, когда в воздухе все еще витает приятный, но абсолютно непривычный флер парфюма, напоминая о реальности всего происходящего абсурда. - Ему сейчас еще хуууже…- с зевком очень тихо шепчет на ухо Тони(он не привык к ночным бодрствованиям). – Наверняка думает, что мы его сейчас сдадим…Ты же не собираешься? - Я еще не знаю, это все…странно. – Гарет щедро сыпет чабрец в заварку, руки его трясутся. - Можем решить это днем, а пока… – Вот за что Гарет в глубине души любил подвыпившего Тони, так за раскованность, которой не дождешься от него в обычном состоянии(чья бы корова мычала, Гарет). От затянувшегося поцелуя их прерывает тихий кашель. « Таки простыл» - машинально проносится в голове у Гарета. Вместе с Тони он поворачивается в сторону дверного проема и понимает, что это фатальной ошибкой. Там пропасть и наказание за все грехи, там Лука в одной черной гаретовской футболке ерошит свои, как оказалось, слегка вьющиеся волосы. - Я воспользовался твои феном, ты же не против? «Дай мне сил, Ибра».
мне кажется Пьянич все это время спокойно и мучительно выжидал, позволял Пауло заигрывать с другими, а когда шанс подвернется, своего не упустит. Слишком долго ждал. Пьянич маньяк короче, у него все задатки Пауло от него полуживой уползет, но счастливый)))) Ведь Пауло всем своим поведением именного этого и просит Чтобы любили больше чем он сам себя любит)) А это немногим под силу))) нашел гифку из порнобездны, в том , кто ублажает Пашку, признали Миралема Короче, вот, сваял продолжение Пьянич/Дибала NC-17 КриРо фоном «Не удержался-таки,» — думает Миралем, склоняясь над распластанным блестящим от пота и смазки телом. «Сорвался,» — констатирует Миралем, приникая губами к впадинке пупка, вылизывает углубление и ведет языком ниже к аккуратно выбритой промежности с налившимся возбужденным членом, спускается ниже и целует там, где еще несколько минут назад хозяйничал его собственный член. Он каждый раз изощренно подводит Пауло к грани, а потом отстраняется, любуется, дает время схлынуть эмоциям и вновь принимается дразнить, заводить и размеренно трахать Дибалу пальцами, языком, членом. После первого такого отката взмокший Пауло стонет и просит еще, после второго — откровенно тянется сам и умоляет не останавливаться, а сейчас его сил хватает лишь на едва слышные всхлипывания, да ноги приглашающе раздвигает еще сильнее. На самом деле Пьяничу и самому до одури хочется, на самом деле он еле держится и неспешно ласкает Пауло, вынуждая скулить и прогибаться в стремлении продлить контакт горящей кожи и проворного языка, скорее для собственного успокоения. Миралем видит, Дибала потерял голову, контроль и всякий стыд. Отлично, это именно то, чего добивался Пьянич, Дибала уже готов на все, а, значит, Миралем, как истинный маэстро, может устроить настоящую игру на этом чудесном теле. Он старательно вылизывает нежное местечко под мошонкой и чуть ли не звенящие от возбуждения яйца, накрывает губами горячую головку колом стоящего члена, обсасывает и получает пронзительный крик, исторгаемый прекрасным ртом с яркими опухшими губами. Миралем тянется наверх, целует обезумевшего Пауло и плавно входит вновь в податливое тело. Дибала, как горячий воск в его руках, с ним можно делать все, что угодно, пока не остынет, а Пьянич — хороший и заботливый мастер как на поле, так и в постели, он собирает губами с висков капли пота, слизывает одинокую слезу с румяной щеки, проникает в гостеприимный рот, хозяйничает там и не останавливается, двигается, толкается, наращивая темп, потому что сейчас уже и сам на грани забвения и потери ориентиров. Он берет Пауло резко и жестко, он доводит и себя, и Дибалу до изнеможения, до звезд перед глазами и из последних сил перехватывает стоны удовольствия Пауло, вытягивая их своим ртом, а обжигающее семя — рукой. Позже, лежа на разворошенной кровати и слушая все еще заполошно дышащего обессилевшего Дибалу, Миралем притягивает его к себе и думает, что Криштиану Роналду разбирается не только в футболе.
Доброе утро, аноны. В прошлом году Эди писал Луисито письмо на деревню дедушке, но ответа так и не получил. И вот настрочил новое, полное обиды, недоумения и горького сожаления )))
Спасибо за теплые варежки этим морозным утром )) Давно хотела сказать - у меня кошку зовут Варежка, ещё до того как это стало мейнстримом, до ЧМ то бишь)) так что, у меня со всех сторон милота ))) И знаете что? Пожалуй, выложу сюда франк, он ещё не дописан, но может это сподвигнет меня на дописание)). И в честь Луисито )) Навеяно фотками Эди с его уругвайского недавнего отпуска.
Министерство Уругвая по Туризму и Спорту, региональные власти Сальто, и Abitab, местное рекламное агентство, в знак большого уважения и благодарности, приняли решение установить на центральной площади возле торгового центра Septimo Cielo памятник нашему земляку, национальному герою, игроку, забившему за сборную Уругвая рекордное количество голов, выдающемуся футболисту современности - Луису Суаресу. Торжественное открытие памятника работы уругвайского скульптора Альберто Моралеса Саравия произойдет 30 декабря, на мероприятие приглашен сам виновник торжества. Памятник выполнен из глины, смолы и стеклопластика и весит 60 килограмм. «Статуя изображает Суареса с левой рукой на бедре и, правой рукой приподнятой вверх, а ногой он придерживает мяч, одет он, конечно же, в футболку la celeste»,- сказал Моралес Саравия в интервью изданию "Сuadras de la ciudad". Ожидается, что футболист выступит перед горожанами с приветственной речью, будет раздавать автографы и фотографироваться со всеми желающими.
- Карамба! - с чувством произнес Луис, и, отложив местную газету с восторженной заметкой земляков, надолго задумался. Не то, чтобы он был совсем не рад предстоящему торжеству - в какой-то степени это льстило и приятно тешило его профессиональное честолюбие и он бы с бездумной радостью и искренним удовольствием примерил на себя роль местной достопримечательности, если бы не одно но. Эди.
Они прибыли в Уругвай на рождественские каникулы почти одновременно, и конечно до Эди тоже скоро дойдет эта новость. Не пригласить на торжество второго форварда сборной, который, хоть и не отметился забитыми голами в последних трех матчах, но в целом провел очень неплохой, результативный сезон... было как-то не комильфо. Эди и так хватало несправедливого к себе в клубе отношения, так еще и в родном городе его решили проигнорировать.. А когда Эди было плохо, в сердце Луиса надолго поселялась какая-то то заноза, которая мешала нормальному, упорядоченному течению его жизни... а может, сам Эди был занозой...
Луис задумчиво почесал нос и набрал номер своего агента. Кристоф выслушал его без лишних вопросов и пообещал все уладить, но через двадцать минут перезвонил и, извиняясь, сообщил, что менять что-либо в расписании мероприятия мэрия отказывается, так как уже поздно, все уже отрепетировано и завязано на одну его, Луиса, центральную персону.
- Карамба! - еще раз громко повторил он и даже стукнул слегка кулаком по столу, отчего случайно задетая ваза с грохотом упала на пол. На шум прибежала София и спросила какого черта он буянит. Делиться с ней терзающим его морально-этическим вопросом он не стал, просто посетовал - вот, де, не дают отдохнуть даже на каникулах и придется хрен знает сколько часов провести на жаре в официальной обстановке и толкать речи, чего он категорически не любит, а он хотел побыть в тишине и покое, и вся эта затея с памятником ему не по душе, и вообще... Страдания Луиса были столь многократно им преувеличены, что София только рассмеялась и звонко поцеловав в лоб, заявила, что у нее нет никаких сомнений, что ее отважный и сильный муж справиться с подобным испытанием, выпавшим на его долю. Поцеловала еще раз в макушку и убежала - на сегодня у нее были планы многочисленных встреч с подругами детства и какими-то дальними-предальними родственниками, на которые она великодушно пообещала его не брать, раз уж ему предстоит столь утомительное мероприятие...
... Около трех часов пополудни взятый Луисом напрокат раздолбанный форд свернул на грунтовую дорогу и подкатил к воротам Сasa junto al rio, как громко именовал Эди свой дом в Сальто. Дом был не достроен, Эди занимался им от случая к случаю, во время своих нечастых визитов в страну, мечтая со временем осесть там навсегда. Стены, крыша, окна были на месте и там даже можно было жить с относительными удобствами. И хоть на этот раз он приехал не один, а с подругой, ему и в голову не пришло поселиться в городском отеле с условиями, более подобающими молодой леди с дипломом бакалавра по истории искусств.
Некоторое время Эд и Джоселин действительно наслаждались тишиной, покоем и отсутствием вокруг себя назойливых и любопытных людей. Но, как правило, Джо первой надоедали пасторали деревенских пейзажей и тягучая, медленная жизнь в провинции. Эд хотя бы развлекал себя тем, что частенько уезжал с друзьями на рыбалку или гонял на мотоцикле в соседний городок, где собирались любители лошадиных скачек. Джоселин же на целый день оставалась одна, в окружении овец, кур, свиней, коз и прочей домашней живности и до поры и времени добросовестно пыталась постичь азы фермерского хозяйства.
Толкнув дощатые ворота, Луис вошел в большой, огорожденный по типу кораля двор и сразу увидел Джоселин: с большой чашей зерна в руках, она рассыпала корм перед столпившимися перед ней гогочущами гусями и квокчущами курами, по-интеллигентному призывая ссорящихся к благоразумию, одновременно ногой отпихивая особенно наглого петуха, который раз за разом предпринимал попытки склевать стразы с ее джеггинсов. - Привет, Лу, - расплылась она в милой улыбке, едва завидев его. - Ты, верно, Эди ищешь? А его здесь нет. - А где он? - спросил Луис после приветственного дружеского чмока в щеку. - Ох, я не знаю, - она отвела глаза в сторону, - честно сказать, у него сегодня не очень хорошее настроение было. Он куда-то уехал. Сказал, что на рыбалку. - С чем это связано? - Я не знаю, - она грустно вздохнула, - но еще вчера все было нормально. - Ты говорила с ним? Она беспомощно развела руками и покачала головой: - Кажется, был звонок из клуба... Я пыталась его разговорить... Но, во-первых, он замыкается в себе наглухо и надолго, а во-вторых... - она осеклась и замолчала, обидчиво поджав губы. - Что "во-вторых"? - Луис мягко и, вместе с тем, настойчиво взял ее за плечи и развернул к себе. - Скажи мне, Джо. - Ну, знаешь... беречь самолюбие Эда чертовски изнурительное занятие... - Ясно. - Луис сощурился и открыл было рот сказать что-то типа: просто ты не умеешь его готовить, но вовремя себя остановил. Ни к чему это. Джоселин - добрая, ласковая и умная девочка, и со временем они научатся понимать и чувствовать друг друга без слов. Всего-то надо, чтобы прошло лет шесть или восемь. Или... с какого года они там с Эдом в сборной?
Урукуай, искристо поблескивающий солнечными бликами, полноводной лентой змеился справа по борту, то и дело исчезая и появляясь среди холмистого рельефа местности, с редкими порослями палисандра, гуайявы, мескито, каких-то еще растительных форм, название которых из памяти Луиса исчезли напрочь - сказывались долгие годы проживания в Европе. Наверно, так, постепенным стиранием деталей и названий и проявляется отвыкание и отрыв от родных корней. Луис не испытывал ничего болезненного в этой связи. Это просто было фактом, который он принимал спокойно - без Сальто он может жить вполне счастливо... Но что действительно его восхищало - природа в окрестностях города. Она была великолепна. Таких ярких, всевозможных оттенков зеленого он не видел больше нигде в мире, а побывал он много где... Ярко сине-голубое небо, серо-зеленые воды реки, а еще чистейший, прозрачный и наполненный запахами трав воздух, и, главное - огромные, до горизонта, пространства, как минимум, с трех сторон не ограниченные никакими рукотворными строениями...
Приметный внедорожник Эда стоял у пологого берега реки, в густых зарослях акации и Луис едва не проехал мимо, но вовремя притормозил и, сдав назад, съехал с дорожного полотна. Он намеревался подъехать к машине Эда вплотную, но внезапно его озарила шальная мысль и он остановился поодаль. Вышел из машины, осторожно прикрыв дверцу и стараясь не производить шума, крадучись двинулся в направлении дислокации приятеля. Зрелище было великолепным. Полуголый Эди лежал на постеленном на траве полотенце, вытянувшись и закинув руки за голову, полностью расслабленный и будто сморенный жарой и убаюканный тихим плеском волн и стрекотанием цикад. Шорты высоко подвернуты, давая солнцу сравнять загар там, где бедра и голени всегда были скрыты футбольной экипировкой. Верхняя половина лица закрыта пижонской, а ля Крокодил Данди, только клыков на тулье не хватало, шляпой. Луис подобрал под деревом длинный тонкий прутик. Сначала он пощекотит им правый сосок Эда, тот сонно отмахнется, думая, что это насекомое, потом левый... - Привет, Лу, - ровным и ничуть не удивленным тоном сказал Эд из-под шляпы. Упс. Как он догадался? Как он вообще узнал, что кто-то рядом? - Как ты догадался, что это я? - Просто почувствовал твое присутствие, - лениво протянул он, по-прежнему не убирая с лица шляпы. - Ничего себе. А если бы это было присутствие какого-нибудь хищника? Ягуара? - От ягуара не разит за милю парфюмом Клайв Кристиан и он не будет так яростно пыхтеть, подбираясь к жертве. Луис плюхнулся рядом и подперев голову рукой, принялся рассматривать Эди вблизи, замечая в нем малозаметные глазу изменения, прошедшие с момента их последней - три месяца назад! встречи.
Маленькая Алебала, а то я соскучился. За день до матча с Кьево. Флафф, наверно.— Я бы хотел, чтобы ты больше двигался по всему полю, чаще опускался к центральному кругу или к опорной зоне. Подбирай мячи и тащи вперед, к тому же, у тебя прекрасный дальний пас, можешь с фланга на фланг перекидывать или выдать диагональ на полуфланг вперед. Твоя основная задача — тащить мяч и своим движением нервировать защитников, они клюнут, будут отвлекаться на тебя, даже если ты без мяча, потому что в любом твоем появлении у штрафной или в штрафной увидят потенциальную угрозу. Так же есть вероятность, что тебя будут терять, отвлекаясь на Криштиану и подключения Дукласа и Федерико, тогда все в твоих руках, точнее ногах, забегай в свободную зону и бей, как ты умеешь. Главное, не рискуй, если не уверен, лучше отпасуй назад, храни мяч. Федерико я поставлю на другой фланг, пусть продавливает силой и скоростью, а ты в центре собирай все, что отскочит к тебе. Еще, я думаю, вам следует периодически меняться местами, это запутает их, заставит понервничать, даст возможность нам расширить атаку, непредсказуемо комбинировать, — Массимильано запальчиво вещал о своем плане на игру, в процессе переставляя цветные магнитики на доске в виде футбольного поля. Дибала внимательно слушал и следил за движениями длинных пальцев Аллегри, порхающих над доской. — Помни, Пауло, завтра ты должен помочь Эмре и Блезу в центре, я не могу сразу выпустить и Родриго, а в отсутствие Миралема им будет не легко, сам понимаешь. Криштиану поддержат Дуглас и Федерико, ты же — связующее звено, — Массимильано отошел к своему рабочему столу, а Дибала все также разглядывал его схему и никак не комментировал поставленную задачу. Наблюдать за ним со стороны — сплошное удовольствие, как на поле, так и вне его. Аллегри нравилось умение Пауло, когда надо, собраться и выдать результат, вопреки обманчивому впечатлению смешливого, молодого и глуповатого паренька, не способного принять правильное решение. Отнюдь, кому как не Максу знать истинную суть и сильные стороны своего подопечного? Вот и сейчас он наставляет, а Дибала впитывает, как губка, информацию, анализирует, а завтра, Аллегри уверен, выдаст что-нибудь этакое и полезное. Все еще стоя у своего стола, Массимильано замолчал, давая время Пауло переварить услышанное. Он на минуту залюбовался видом сзади: прямая напряженная спина, спрятанная под тканью светлой футболки, пальцы рук сжаты в кулаки, кольца татуировки опоясывают запястье и ярко выделяются на тронутой загаром коже, ладные, пусть и не длинные, ноги расставлены на ширине плеч, и, конечно же, выпирающая задница заставляет ненадолго залипнуть на своих формах. О да! С этой задницей Макс много чего хотел бы сделать, но не сейчас, позже, когда победа будет в кармане, а Дибала в игривом настроении. Массимильано хмыкнул своим мыслям и медленно подошел к Пауло, обнял со спины, уткнулся носом в макушку и вдохнул уже привычный и любимый запах еще не уложенных и не протравленных лаком, свободно лежащих волос. — Я рассчитываю на тебя, — низкие нотки в голосе Аллегри выводят Дибалу из транса. Он оборачивается, пару мгновений внимательно смотрит в глаза напротив и кивает. Макс склоняет голову и, едва касаясь, целует мягкие губы.
Кродрибейлы на острове ч.1Это не планировалось как мистическое ау, но ничего против такого не имею. Есть тихий немецкой городок-большая деревня на большом острове: домишки маленькие и аккуратные, на утесе огромный маяк, половина территории покрыта лесом; штормит часто, солнце редко; Население сплошь из рыбаков, но есть и исключения в виде мелких предпринимателей и всякой уставшей от шума мегаполиса интеллигенции. К последним почти относится Тони Кроос. Раньше он был кутилой и ночами пропадал в клубах, сидел на веществах, едва не отправился на тот свет и словил после этого катарсис. Избавившись от всего имущества, порвав все контакты и оставив от прежней жизни лишь татуировки, он переезжает жить на остров, нанимается бухгалтером в местный магазин и старается не привлекать к себе внимания. Тони был вежливо-отстранен со всеми, но со временем смог подружиться со странным парнем. Гарет - сын священника, бежавший в другую страну от гнева отца после того, как тот застукал его с мужчиной. Много работает, потому что только усталость заставляет его отвлечься от голосов в голове; днем пашет на рыбацкой лодке, ночью включает маяк, почти не общается с окружающими. С Тони познакомился, когда гулял вечером по пляжу, собирая босыми ступнями царапины от острой гальки, и встретившись с чужими печальными глазами сразу понял, что нашел себе подобного. Они годами долго ходили вокруг да около и наконец Гарет привел хмельного Тони к себе в дом, отвел в спальню и с нетерпением хотел уже уложить его поскорее на кровать(распятие висит прямо над изголовьем), как вдруг окно распахивается и в него влетает нечто. Нечто - это балканский мафиози Лука Модрич, кинувший на миллионы долларов сербского авторитета и ставший теперь главной мишенью для киллеров. И вот вся серая и соленая от слез жизнь кробейлов превращается в хаос кродрибейлов. Так вот, ситуация и комичная, и страшная, Тони от удивления стал похож на живого человека, Гарет едва не рычит от обломившегося кайфа – он, понимаете ли, несколько лет душил себя запретами и едва решился на то, чего хотелось уже давно, что лезло ночами мокрыми снами и преследовало днем робкой улыбкой, как какой-то хер с горы в пижонском костюмчике вламывается в его дом, вертит бешено глазами и юркает под кровать. Тут, кстати, контрастность еще, ведь если Гарет и Тони – бледные, серые, безликие - пытаются мимикрировать под окружающих и не любят выпендрежа, то Лука их полная противоположность: дорогие костюмы, идеально сидящие по фигуре, аккуратный маникюр(быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…), терпкий древесный парфюм, понтовые часы, портупея из кожи, запонки с бриллиантами и сумка от луи виттон через плечо…такой вот вкусно пахнущий Лукавый, растерявший весь инстинкт самосохранения, наплел паутину для конкурентов и увяз в ней сам. Зачем ему теперь эти миллионы, когда его ищет весь преступный мир, желая если не убить, то точно вытрясти деньги и сдать потом тщедушную тушку в бордель для любителей экзотики. Гарет смотрит на ржущего Тони, чей пьяный мозг запульнул адекват куда подальше, тихо закрывает окно и громко гаркает: «Всем на кухню! Тебя, - Гарет наугад пинает чужой бок под кроватью, - тоже касается. И уходит. - Он всегда такой странный? – Лука вылезает на свет Ибры и тычет в Тони. Тони колотит подушку и не отвечает.
- Я – Лука. На кухне скорбное молчание. Гарет на автомате готовит панкейки, Тони пьет минералку, Лука залипает на горящий в камине огонь, тянет замерзшие ладони к нему в попытке немного отогреться. Гарет только тогда замечает, что гость почти весь вымок до нитки и с досадой думает, не добирался ли этот кретин сюда вплавь. Он никогда не считал себя особо умным, а в последние годы вообще всю мозговую работу выполнял за него Тони, но даже так Гарет догадывался, что в его дом нагрянул не простой любитель экстремальных путешествий. Со стороны моря доносится гудок проплывающего мимо острова судна и Лука тут же прячется под стол. - У тебя триггер, что ли? – Тони пересаживается , чтобы штанина брюк не намокала от прижавшегося было к ноге Луки. - Можно и так сказать. Слушайте, ребят, я понимаю, что обломал вам всю малину…- на этом моменте Тони краснеет, а Гарет лупасит разок лопаткой по сковородке, - но не психуйте вы так. Я заплачу! У меня много денег. А вы помогите мне переждать бурю, так сказать, пока мои ребята регулируют дела…так что? Будем знакомы? Гарет достает ореховый сироп(«Надеюсь, что у тебя случится приступ аллергии») и корицу, собираясь сервировать стол. Он был бы рад избавится от столь явной для себя угрозы, но что-то отталкивает его от такого решения. Лука - как ты. Как Тони. Чужой Ебанутый. - Дай этому что-нибудь из моей одежды и отправь его в душ, не хватало мне еще сопливого соседа. Тони поднимается и нетвердой походкой уходит в спальню, а Лука подскакивает к Гарету, благодарно трясет за руку и тот вздрагивает, не понимая почему, выдергивает свою ладонь из хватки Луки, возвращаясь к плите. Лука присаживается обратно к камину и замолкает на несколько минут. - В твоих брюках он утонет, взял только футболку и полотенце. – появившийся Тони жестами зовет Луку в душ и тот спешит за ним, на ходу расстегивая запонки. Гарет еще раз стучит лопаткой - на этот раз себя по лбу- и чуть-чуть успокаивается, когда неслышно подкравшийся Тони обнимает его, целует в шею, в щеку, но даже эти меры в полной мере не помогают расслабиться, когда в воздухе все еще витает приятный, но абсолютно непривычный флер парфюма, напоминая о реальности всего происходящего абсурда. - Ему сейчас еще хуууже…- с зевком очень тихо шепчет на ухо Тони(он не привык к ночным бодрствованиям). – Наверняка думает, что мы его сейчас сдадим…Ты же не собираешься? - Я еще не знаю, это все…странно. – Гарет щедро сыпет чабрец в заварку, руки его трясутся. - Можем решить это днем, а пока… – Вот за что Гарет в глубине души любил подвыпившего Тони, так за раскованность, которой не дождешься от него в обычном состоянии(чья бы корова мычала, Гарет). От затянувшегося поцелуя их прерывает тихий кашель. «Таки простыл» - машинально проносится в голове у Гарета. Вместе с Тони он поворачивается в сторону дверного проема и понимает, что это было фатальной ошибкой. Там пропасть и наказание за все грехи, там Лука в одной черной гаретовской футболке ерошит свои, как оказалось, слегка вьющиеся волосы. - Я воспользовался твоим феном, ты же не против? «Дай мне сил, Ибра».
мне очень понравился Гарет - явно страстная и сильная натура, пока до конца не пробудившаяся от гнёта комплексов и предубеждений. Рядом с Тони, я так понимаю, он постепенно оттаивал, потихоньку признавая и принимая свои желания. Тони его не торопил и не подталкивал, их жизнь шла своим чередом. Но теперь вместо размеренного существования в их жизни хаос. И кто как не Лука лучше всего подходит для того, чтобы встряхнуть обоих, взбудоражить, вытащить на поверхность чертей из омутов, разбудить дремлющие страсти.
Согласен полностью с твоими словами. Кробейлам здесь нужна встряска, нужен волевой элемент, который будет творить хуйню и не давать времени на темные мысли. Гарет живет только завтрашним днем и не умеет наслаждаться настоящим, а Тони законсервировался в прошлом и некоторое время полагал, что ему не нужны отношения, поскольку нажрался уже этого добра. Их чувства очень странные, оба постоянно отталкивают друг друга на безопасное расстояние, а любви как таковой нет вообще, один просто хочет тело и тепла, другому просто скучно, но зато они хорошие друзья, которые друг друга всегда поддержат. А тут появляется Лука, в которого сначала влюбляется Гарет и ооочень долго отрицает это, а потом и Тони, который скрывать свое особое отношение не стал и быстро утянул Луку на себя, а потом они уже вместе добрались до Гарета. Мне очень нравится мысль, что Тони до последнего прятал свои татуировки и когда уже его в четыре руки расчехляют из ста одежек, Лука в шоке присвистывает и спрашиват: "Может у тебя там еще и интимная стрижка есть?" и пальцами вниз по бляденштрассе И вот Лука тоже не без проблем, потому что думает, что от него кробейлам нужны только обещанные деньги
Модрич вынудит обоих вынырнуть из болота постоянной рефлексии и перезапустит их жизнь по сценарию "дерись или беги", когда думать некогда, а надо действовать, полагаться на инстинкты и чувства, а не размышления. Жизнь станет настолько опасной, что оба наконец поймут - один раз живём, есть только здесь и сейчас, а завтра может и не быть. Лука по отношению к кробейлам - укол адреналина в сердце.
У Луки вообще большие проблемы, причём не только связанные с мафией. С его родом занятий он уже забыл, когда кому-то доверял по-настоящему. Тех немногих, кому он верил и кого любил, он сам же и отдалил от себя, чтобы защитить, не подставить под удар. Всех своих ребят (подельников) Лука по-своему любил и в какой-то степени доверял им, но уже давно не было рядом человека, на которого он мог бы положиться безоговорочно, как на самого себя. Он не признавался себе, что заебался сражаться в одиночку, устал, истосковался по близости и любви. Афёра, которая и сделала его мишенью, планировалась как последнее дело, даже ДЕЛО, для его команды. Они должны были сорвать огромный куш, обеспечив себя до конца жизни, и уйти на покой. Но в конце всё пошло не так, и Лука пустился в бега.
Кродрибейлы на острове ч.2Лука - клей, вязкий такой, крепкий, один раз залипнешь и душой останешься прикреплен навсегда. Кробейлам с ним может быть иногда тяжело, но без Луки еще хуже, поскольку они ощутили вкус хаотичного счастья, получили свой лучший смертоносный наркотик, дарящий эйфорию и любовь ко всему миру, и ломки и потери теперь боятся больше, чем смерти. Лука в глубине души понимает, что хрен он сможет дышать спокойно в этой жизни и его шансы покинуть остров стремятся к нулю. Он почти не выходит днем в город, плохо спит, всегда держит заряженный пистолет под подушкой, бедро его затянуто в портупею, удерживающую острые стилеты(Лука компульсивно натачивает их несколько раз в неделю), а в небольшом перстне лелеет капсулу с ядом. Для себя. Кробейлам он очень не доверяет, иногда истерит от стресса и всячески провоцирует, подначивает, а Гарет приводит его в себя холодным душем, после раздевает, нарочно долго расстегивая ремешки портупеи, заворачивает в одеяло и укладывает спать рядом с Тони. У них еще очень разное время сна: Гарет должен ночью быть на маяке, ранним утром уходит плавать в море, потом до полудня батрачит на рыбацкой лодке, дома отсыпается до вечера и все по кругу. У Тони обычный график офисного человека, а Лука может то спать сутками, то бодрствовать длительное время.
Лука-параноик со стилетами и капсулой с ядом, Лука, который никому не доверяет и всегда настороже, - это прекрасно!
Главная проблема в том, что на самом деле ему не нравится так жить, он по натуре не такой. Лука очень разборчив в отношениях и довольно замкнут, но у него раньше всегда были люди, которых он подпускал очень-очень близко. Одиночество давно его грызло, но именно в бегах оно стало невыносимым. Лука исподтишка наблюдает за Гаретом и Тони, потому что не доверяет, но не только поэтому. Эти двое такие странные, так непохожи на людей из его мира, и он давно не испытывал такого острого интереса к другим людям. Лука не может до конца разобраться в них и в их отношениях, не понимает, что их держит в этой дыре, не понимает, кто они друг другу и что, блядь, у них общего?! Он смотрит во все глаза, зорко отслеживая всё - как они уютно и комфортно взаимодействуют в тесном пространстве домика, который у самого Луки почти вызывает клаустрофобию, как обмениваются улыбками и непринуждёнными прикосновениями без всякого повода, как общаются одними жестами и переглядками, без слов понимая друг друга. Лука следит, то и дело пытается подкрасться незаметно и подслушать, о чём говорят. Это нужно, потому что им нельзя доверять, вдруг они планируют выдать его или грохнуть - так он твердит себе, пытаясь не наступать на скрипящие половицы, расположение которых выяснил ещё в первую ночь. Постоянная бдительность - его девиз, недаром говорят, что у него глаза на затылке и нечеловечески острое чутьё на опасность. Но только дело в том, что эти два шибанутых парня совсем не кажутся опасными. Уже на второй день Лука ловит себя на том, что они ему нравятся. Обострённое звериное чутьё подсказывает Луке, что ему нечего бояться, что здесь, в этом тесном скрипучем доме, можно спать крепко, а не вполглаза. Можно безнаказанно повернуться спиной или лениво развалиться на шкуре у очага, доверчиво подставив беззащитный живот и уложив голову на колени другому человеку.
Они странные даже на фоне Луки, который хоть и отрыжка криминального мира с небольшими таракашками в голове, но вполне обычный и без проблем мог бы вписаться в социум и жить себе спокойно, если бы в его юности не было много "но". А вот что Тони, что Гарет - оба чужие и нездешние во всех смыслах этого слова, словно слепленные из морской пены и обточенные волнами создания, сохранившие в память о доме лишь глаза-кристаллы. Много позже Лука в самых страшных кошмарах видит, как шторм и цунами надвигаются на остров, желая забрать, утянуть, спрятать на дне Марианской впадины два своих сокровища; Он просыпается с всхлипом, судорожно прижимаясь к мирно спящему Тони, а затем выбегает из дома-пристройки и мчится на маяк, спотыкается на бесконечных ступеньках винтовой лестницы и успокаевается лишь тогда, когда своими глазами видит спину склонившегося над приборной панелью Гарета. Ну а пока... Поначалу, Лука больше всего опасался Тони, поскольку видел, что тот не так уж прост(чуйка у него на себе подобных), но сошелся с ним очень быстро - тот сам вызвался принести полотенце, что было лишь предлогом влезть к Луке в ванну. Гарета Лука не боялся и не упускал возможности подъебать, щипнуть за бок или дернуть за усы, но общение у них не шло от слова совсем, потому что влюбленный по уши Гарет не рисковал лишний раз, чтобы не сморозить фигню и мученически надеелся , что без взаимности чувства быстро утихнут, а чтобы этой самой взаимности не было даже в перспективе, то нужно было со своей нынешней обсессией быть как можно холодней. Так и живут - Тони периодически утаскивает Луку в постель, не скрывая от Гарета, но и не говоря об этом ему напрямую, Гарет психует, отталкивает от себя Луку и устраивает жесткие рандеву с Тони, а Лука хочет завести с Гаретом хотя бы приятельские отношения, а не получать вечно колкости в ответ. И только Тони все заебись.
Лука воспринимает холодность Гарета как вызов и утраивает усилия, по сто раз на дню меняя тактику. То дразнит и достаёт, то совершенно бесстыже заигрывает - расхаживает полуголый, будто невзначай прикасается. Он нагло обосновался в личном пространстве Гарета, он рядом постоянно, что бы тот ни делал. Прижимается плечом в тесной кухне, наливая себе чай, суёт длинный нос под руку, когда Гарет чинит старую рацию, щекоча волосами его алеющую от смущения щеку. Иногда Лука болтает без умолку, травит полуправдивые и густо приправленные чёрным юмором байки о своём прошлом. Гарет отмалчивается и не поддерживает разговор, но не просит его заткнуться - на самом деле он бы мог слушать этот низкий хриплый голос вечно. Иногда Лука просто находится рядом, сидит очень тихо, даже дыхания не слышно, только смотрит внимательно серьёзными совиными глазами. В такие моменты его присутствие ощущается как никогда остро, Лука умудряется заполнить собой всё пространство вокруг Гарета, не издавая ни звука. Гарет начинает дёргаться, ронять всё из рук и обычно сбегает от греха подальше, потому что боится не сдержаться и сгрести проклятого наглого бандита в охапку, чтобы никогда не отпускать. У меня такой вопрос: какая роль у Тони? Я не подумал об этом изначально и не знаю теперь, какими чувствами он движим. С Гаретом все ясно - партнерство и дружба с привилегиями, но к Луке то у него что? Только страсть? Печально было бы так все оставлять( Но не надо забывать, что Лука у нас тот еще стратег заметит вечно пропадающего по утрам Гарета и не сможет удержаться от любопытства. Укутываясь в чужой свитер, чертыхая погоду, себя, Гарета и весь этот остров, он крадется за своей целью, пока та быстрым шагом отдаляется от него все дальше и дальше. "Ругал Матео за назойливость, а сейчас сам не лучше!" Море в этот день недовольное, шумное, бьется о острые скалы волнами раз за разом, и нормальным людям бы в голову не пришло подходить к пляжу в такое время. Но Гарет, очевидно, нормальным себя не считал. Когда Лука нагнал его, тот уже стянул с себя одежду, аккуратно сложив ее на берегу, а теперь медленно погружался в холодные неприветливые воды. Лука всегда славился отличным зрением, поэтому ему не составило труда разглядеть крупные длинные шрамы на чужой спине; они были старые, уже не насыщенно-розовые, а бледно-бежевые. "Ремень" - пронеслась страшная догадка в голове Луки. Он рискнул отойти от своего убежища за деревом и спуститься вниз, укрыться за особо высоким валуном и продолжать свое алчное наблюдение. Мощное тело Гарета, казалось, совсем не боялось непогоды и холода, оно смотрелось в воде так же естественно, как лед в стакане виски, как пистолет в руке Луки, как Тони и его скучные балансы. Время летело незаметно, солнце поднималось все выше, а Гарет на суше уже выжимал свои вымокшие волосы. Лука понял, что прогадал момент для побега и не знал, как будет выкручиваться, но к его счастью, нагнувшийся было за одеждой Гарет завозился с карманами, дав этим незадачливому наблюдателю возможность скрыться в густых зарослях клена. На следующий день Лука не прячется. Он терпеливо ждет на берегу и позже протягивает Гарету его же полотенце. В этот момент Гарет хочет вжать Луку в себя, утянуть его в море да там и оставить. Он совершенно не готов к таким испытаниям судьбы.
В честь др Луисито вторая часть Уругвайских каникул ))
читать дальшеЛуис плюхнулся рядом и подперев голову рукой, принялся рассматривать Эди вблизи, замечая в нем малозаметные глазу изменения, прошедшие с момента их последней - три месяца назад! встречи. Носогубные складки чуть-чуть, на микрон, глубже, губы чуть тоньше и чуть менее ярки... Он перевел взгляд ниже. И только тело не отражало никаких признаков прошедшего времени - такое же упругое, мускулистое, с рельефом твердых мышц, которые вырисовывались даже в состоянии покоя. Эд наконец сдвинул свою шляпу и удивлённо осмотрел Луиса с ног до головы. Он хоть и снял пиджак, но оставался в белой рубашке и даже галстук не снял, лишь расслабил узел. - Ты что, прямо с церемонии открытия памятника себе приехал? - Да. - Луис опустил голову, будто речь шла о чем-то постыдном, - Эд, понимаешь, я хотел, чтобы пригласили и тебя... - Да не парься ты, - оборвал его Эд на полуслове, - чтобы я там время терял в такой прекрасный день? Вот ещё. Тем более памятник не мне. И знаешь, я даже счастлив, что не мне, ибо это... Ты меня прости, Луис, но это кошмарное изваяние. Луис усмехнулся краешком рта. - Ты мне просто завидуешь. - Конечно, - легко согласился Эди. - И почему у меня такого нет? Я бы его на огород пугалом поставил. - Досадно? - Чертовски. Помолчали, лежа рядом и глядя в высокое чистое небо. Поодаль потрескивал костерок и когда ветер сменил направления, до Луиса донесся умопомрачительный запах запеченной на углях рыбы. - Ммм.. - потянул он носом, - значит, я очень кстати захватил с собой бутылку вина. - Таннат-Каберне Совиньон, надеюсь? - Таннат-Каберне Совиньон. - Тогда прошу к столу, - Эди упруго подскочил с места, будто и не лежал секунду назад в расслабленной дреме, и принялся деловито хлопотать у костра.
... Когда от форели остались одни кости, а две бутылки вина, опустошенные, валялись в траве, настало время поковырять в зубах и поговорить за жизнь. - Я видел Джо сегодня. Она, конечно, ни за что не признается, но выглядела она уставшей. - Она славная девочка, - глаза Эди при упоминании о его подруге потеплели, - никогда не жалуется и не устраивает скандалы. Но я понимаю, что ей тяжело на ранчо... Завтра мы уедем в город, так что, можешь не переживать за нее. Луис поворошил палкой затухающие угли прежде, чем задать ещё один непростой вопрос. - Тебе звонили из Парижа? - Что? - Эди непонимаюше поднял брови. - Джо сказала, что тебе сегодня звонили из клуба. - А, нет.. Вернее из клуба звонили, но не из Парижа. - Ну? - Луис нетерпеливо подтолкнул его в бок, - какое-нибудь зашибенское предложение? Колись! - Зашибенское.. - Эд скривился, будто лимон куснул. - Звонили из Дануби, просили провести несколько занятий по тактике и теории игры. - И? - С женской командой. Я сказал что занят. - Почему? - С меня хватило одного раза. Знаешь какого это, когда на тебя неотрывно смотрят два десятка пар женских глаз?
- А тебе жалко? Пусть смотрят.
- Сначала смотрят... Потом начинается: Эди, можно с тобой сфотографироваться? Эди, можно я пришью тебе пуговицу? А потом: Эди, можно я рожу от тебя ребенка? Еле от них отвязался...
Луис представил как, Эди после занятий спешно покидает учебный центр клуба, запрыгивает в машину и резко газует с места, оставляя позади высыпавшую провожать его целую команду влюбленных и возбужденных дев. Представил - и расхохотался громко и смачно, но Эд даже не улыбнулся. Задетый его веселым злорадством, он только было хотел отпустить язвительную шутку на тему луисова памятника и возложения цветочков к постаменту, но приятеля внезапно постигло наказание свыше: он неловко повернулся, сидя в турецкой позе, и громко охнул, схватившись за колено.
- Проходил... Сказали, надо будет повторить физио еще раз. - Он встал, сделал несколько шагов, осторожно ступая на больную ногу, - вроде ничего, обошлось...
- Дай посмотреть, - не слушая возражений, Эд заставил его закатать штанину и прощупал пальцами колено, нажимая со всех сторон, - так не болит?
- Не очень. Жить буду. Спасибо, док.
- Ты осел! - рассердился Эд на его несерьезность, - если твое колено щелкает даже от простого движения, то что будет с ним при более серьезных нагрузках? Что ты намерен делать сейчас? - Ничего. - Заметив, с каким негодованием посмотрел на него Эд, поспешил уточнить, - ничего такого, что может повредить. Буду ходить осторожно и медленно. Клянусь!
Но Эд не поверил. Покачал неодобрительно головой, задумался, потом лицо его озарилось торжествующей улыбкой и он важно поднял вверх указательный палец:
- Я знаю, что надо делать! Раздевайся! Весь!
- Э? Что?
- Делай, что тебе велят, - не терпящим возражений тоном приказал он и взяв глубокую большую чашу, оставшуюся после трапезы, задумчиво повертел ее в руках и удовлетворенно кивнул, - подойдет.
- А, понимаю, это твои знахарские штучки, да? Что ты будешь делать? Растирку из трав? Порошок из сушеных сверчков? Что ты молчишь? Надеюсь, это не пиявки хотя бы?
- Заткнись и раздевайся.
- Ладно, ладно, - Луис с ворчанием снял с себя брюки и белую рубашку, отнес и положил их на всякий случай в машине. Вернувшись, застал Эда помешивающим в чаше какое-то дьявольское зелье, густое на вид, темно-серого цвета.
- Трусы тоже снимай, - мельком взглянув в его сторону скомандовал Эд.
- Да ладно... - Луис встал рядом и уперев руки в бока, подозрительно спросил, - что ты задумал?
- Просто чтобы не испачкать, - усмехнулся Эд и рукой поддев массу из чаши, поднес к его лицу, - это просто глина, речная синяя глина, индейцы чарруас использовали ее для лечения... чего только не лечили, короче... Я тебя намажу, ты прогреешься на солнце, природная физиотерапия, не хуже, чем у профессоров медштаба твоей Барсы...
Луис давно понял, что в некоторых случаях Эду лучше подчиниться. Спорить себе дороже выйдет. Он выбрал место с мягкой, молодой и густой травой, она была почти как на футбольном поле, постричь - и не отличить. Хотя к черту все относящееся к футболу, он на отдыхе и намерен насладиться по полной. Чуть ниже плескались о песчано-илистый берег тихие волны реки, они расслабляли и убаюкивали. Он лег на спину и бездумно вверил свое тело в руки друга. Чтобы это ему не сулило. Эди все возился над чашей, то и дело добавлял воды и так энергично размешивал массу веточкой, будто сбивал венчиком воздушный крем для пирожных.
- Все, готово, - он повернулся наконец к нему и, набрав полные пригоршни стал аккуратными массирующими движениями намазывать глину на его колено. Прикосновения Эди были лёгкими и приятными, а глиняная масса скользкой и теплой и тоже приятно обволакивала ногу. Луис прикрыл глаза от наслаждения - солнце, каникулы, природа, ласковые и нежные пальцы Эди на его теле, что ещё нужно для счастья?
- Какие у тебя волосатые ноги, - прервал Эд его идиллическое настроение и тихо добавил по-французски, - ce n'est pas bon.
- А? Что ты лопочешь?
- Ничего. Не обращай внимания. Полностью расслабься.
Покончив с коленом, Эди перешёл на голень, потом на ступню, затем поднялся выше. Пройдясь по ноге сверху донизу и обратно несколько раз, он перешёл на другую:
- Заодно, - пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Луиса. - А тебе лучше встать, чтобы со всех сторон...
Луис секунду поколебался между желанием расслаблено лежать на мягкой траве и необходимостью стоять неподвижно, но ради этих пальцев..
Эд быстро обработал и вторую ногу, и отошёл назад полюбоваться результатом своих трудов. Задумчиво потер нос, забыв, что руки в глине.
- Нет, не так, - возвестил он после минутной визуальной инспекции.
- Здрасьте. Что не так?
- Чего-то не хватает.
- Чего? - мрачно спросил Луис, уже начиная понимать куда дует ветер.
- Законченности! - воскликнул Эд, и осторожно коснулся измазанной рукой его груди, оставив серую полосу, - дай мне сделать это, Лу! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...
Кродрибейл-остров про прошлое ТониБыстрый вопрос для сораскурщика - призраком прошлого Тони может быть Льоренте/Васкес? Вроде бывшего любовника или дилера, которому приспичило вернуть "свое" путем шантажа или еще чего. Но никто из них не знает, что Тони крышует его старший брат с красивым именем Мануэль,который является партнером (во всех смыслах этого слова) Йоахима Лёва - главной шишки криминальной Германии Насчёт привета из прошлого Тони, думаю, что лучше пусть кто-то из немцев постарше будет, как наш третий сораскурщик предложил. Я на этот счёт думала, что прошлое это должно быть неприятное, и с незваным гостем у Тони связано что-то очень плохое. Например, это бывший любовник с садистскими наклонностями, или влиятельный преступник, который побег Тони расценил как предательство и явился мстить. И вот он выследил Тони, явился во всеоружии, но нарвался на Луку и последнее, что успел сделать в этой жизни, - пожалел, что припёрся на проклятый остров. Так что на роль гостя из прошлого лучше брать того, кого не жалко
Про старшего брата Мануэля классная идея! Объясняет, почему Тони так спокойно отнёсся к появлению бандита в доме - что, он бандитов не видел? Пфе!
Тогда вместо Клозе предлагаю Лукаса Подольски Подольски так Подольски Этот пипл работал на Йоахима, в важных замесах участие не принимал, но там, где нужны кулаки и не нужна башка был незаменим, вопросами морали себя не озадачивал, деньги любил, был тем еще гедонистом и гандоном. Младшего брата Мануэля Лукас приметил сразу, оценил хорошие ножки(прямо как у Ману), попытался втихоря подкатить яйца, да был лишь награжден брезгливым взглядом и послан куда подальше. Так бы все и забылось, но пару недель спустя он увидел Тони в местном притоне - полураздетого, мокрого, с совершенно невменяемым взглядом, - и удержаться от соблазна не смог. Тони был абсолютно не в том состоянии, чтобы осознавать происходящее, потому не мог полноценно сопротивляться зажиманиям в кабине туалета. Позже выяснилось, что он провалил первое задание от Йоахима по отлову крыс, толкающих наркоту не на своей территории. Проснувшийся в чужой постели Тони готов был проткнуть себе сонную артерию шариковой ручкой, лежавшей на тумбочке. Ему было мерзко, ему было стыдно, ему хотелось сбежать подальше от нагло рассматривающих его тело глаз Лукаса и пришлось сильно-сильно щипнуть себя за руку, чтобы не заплакать от обиды и унижения. На светлой коже Тони алели укусы, на шее отчетливо проступали синяки от крепкой хватки, а поясницу простреливало такой острой болью, что не оставалось никаких иллюзий по поводу произошедшего. Он никогда не был с мужчиной, даже не интересовался ими. Вот Ману - да, но в его жизни Йоахим был первым и единственным, ради него он ушел в криминал и утянул за собой брата, и Тони по-хорошему завидовал их крепкому союзу, но никогда не представлял себя в подобных отношениях. С того случая с Лукасом жизнь Тони пошла под откос. Он ничего не рассказал Ману, виня в произошедшем себя и даже не заметил, как стал стабильно закидываться круглыми малышами, лишь бы хоть немного перекрыть поток назойливых постыдных воспоминаний. Брат устраивал ему разносы, пытаясь хоть как-то вразумить и выпытать причину зависимости Тони, но в итоге лишь разругался с ним. Время текло незаметно и когда угрожающе приблизилась годовщина того страшного события, Тони решил прекратить все раз и навсегда... Золотой укол таковым не стал и не убил его, зато дал то, чего Тони так желал - второй шанс, жизнь с чистого листа. В этой новой жизни у него есть два любимых человека и в ней нет места чудовищам-призракам из прошлого, а в случае вторженя таковых, Лука найдет достойное применение своим ножам и пистолету - вновь замарать себе руки чужой кровью он не боится, если такова цена за безгрешность Гарета и Тони.
Только зачем Лукас опять заявится за Тони Может, он давно мечтал о Мануэле, но раз с ним уже никогда не перепадет, то можно на его брате душу отвести?..
бедный Тони! могу его понять - проснуться утром и такую страсть рядом обнаружить, брр! может быть, его больше потрясло не то, что с мужчиной переспал, а что именно с Подольски, которого он презирал? Или то, что им воспользовались без его согласия. А то ведь Тони завёл отношения с Гаретом и без раздумий переспал с Лукой, т.е. вряд ли у него проблемы с однополым сексом как таковым или отсутствие опыта в этом деле ))
Только зачем Лукас опять заявится за Тони
может быть, конкуренты копают под Йоахима, пытаются найти рычаги давления на него через Ману. Подкупленный ими Подольски вспоминает о симпатичном брате Ману и получает задание найти его, похитить, посадить на наркоту, чтобы шантажировать Ману. Я думаю, что Тони получил много разнообразного опыта как раз во время своей зависимости - как камикадзе оседал в клубах не под крышей Йоахима, а других мелких сошек(зато была гарантия, что в такое место Лукас не сунет свой перебитый нос), закидывался, шел на танцпол, где выбирал себе любого такого же обдолбыша, и вел сразу в vip-комнату. Остается нам только порадоваться, что никаких болячек себе не нахватал. Собственно, вот практики у него много, да все не то и все никак, хотелось ему иного, уютного, тепла там душевного и все такое... Подкупленный ими Подольски вспоминает о симпатичном брате Ману и получает задание найти его, похитить, посадить на наркоту, чтобы шантажировать Ману. Лукас знает, что Тони арендует койку в крохотной двухэтажной пристройке у маяка(захотелось же ему приключений!), Лукас знает, что смотритель ночью будет ожидаемо находиться на смотровой точке, а Тони в это время будет крепко спать в одиночестве. У Лукаса есть план, у Лукаса есть веселые разноцветные ребята в кармане куртки, шприц и наручники. Он оставляет свой катер на пирсе рядом с пустующими суднами рыбаков, ушедшими в бар после тяжелого рабочего дня и Лукас разумно решает последовать их примеру, оседает в самом углу темного помещения, заказывает для вида большую тарелку с местной ухой и коротает время до заката за стрелялкой на телефоне. Он еще не знает, что жить ему оставалось не более пяти часов. отлично, пусть будет так! У Тони опыта много, но всё бездушное, одна грязь и пустота, потому и сбежал. А на острове у него сначала появился чистый душой, неискушённый Гарет, а потом Лука - опытный и искусный в сексе, но в то же время внимательный и искренне заинтересованный в Тони. Тони нашепчет Луке перед сном на ушко все свои грехи и всё свое горе из прошлого, не понимая даже, что такие откровения отключают у того последние остатки здравомыслия. Выслушав исповедь Тони, Лука даёт себе слово найти виновного в страданиях Тони и заставить расплатиться сполна. А тут на ловца и зверь бежит! вот высплюсь и попытаюсь накурить какую-нибудь кровавую расправу Лукас не успеет даже дотронуться до спящего Тони, как кто-то опасный-страшный-злой сшибет его с ног и приставит к горлу лезвие вот и подвал пригодится Сораскурщики, у меня вопрос, а вернее уточнение. В отношении близости с Лукой Тони первым проявил инициативу и затащил Модрича в постель или Лука сам полез? С Гаретом все понятно - пока что ни-ни. А вообще, все так круто, что я пока и не решаюсь вклиниваться, кроме идеи с Подольски. Думаю, это случилось через пару недель совместного проживания кродрибейлов, когда Тони тоже решил остаться у Гарета. Дом, как и говорил сораскурщик, тесный, скрипучий, десятки лет стоявший вблизи моря и малость отсыревший(а Гарету нравится ), ванная, кухня и гостиная на первом этаже, а спальня всего одна и находится на втором; на улице есть небольшой гараж, набитый всяким хламом, внизу подвал, в который никто не спускался лет семь Гарет уже поднялся на маяк, а Тони готовился отходить ко сну, дочитывая на диване книгу, как от плескавшегося в ванне Луки донеслась просьба принести полотенце. А что Тони? Ему не трудно. Но при виде картины "Лука Модрич - вид сзади" заалел щеками, ушами, шеей, и забыл вообще на кой фиг он сюда пришел, а Лука был совсем не против хоть как-то расслабиться Итог: "Гарет, не сердись, эта стиралка все равно была старая, я новую куплю". А для получения необходимого опыта Гарет, который с мужчиной обжимался, но зайти дальше не успел, может наблюдать за кродричами "Ему же будет больно, зачем так руки выворачиваешь!..Тони, почему он так кричит?! А, это стон...ничего, продолжайте...Лука, не кусайся!.." Взял и погорел чет от девственника-Гарета Тони: "Нет в этом ничего страшного, давай, Лука ждет"
Кродрибейл-остров про бейлричей на пляжеЛука дело свое не бросает и упорно продолжает ходить за Гаретом на пляж, демонстративно-нагло пристраивает свой зад на скинутую одежду, вызывая недовольное фырканье у его владельца, но не получает ни слова упрека. Очень скоро Лука заваливается на бок, а после сворачивается калачиком и слушает шум прибоя, балансируя на грани сна и реальности. Он, конечно, страшно не высыпается, потому что Тони изматывет его ночами, а отдыхать при свете дня, когда дом неуютно пуст и безмолвен, он не может. Лука чувствует, как Гарет медленно и тяжело ступает по гальке, приближается к нему и замирает. Лука продолжает прикидываться спящим и едва не подскакивает на месте, когда холодная мокрая рука мягко касается его щеки. Настигает понимание того, что он упустил из внимания что-то важное, потому что Гарет вовсе не спешит ожидаемо пинком оттолкнуть Луку от своих вещей, а вместо этого присаживается рядом. Лука немного колеблется, но находит в себе храбрости наощупь найти ладонь Гарета и неуверенно обхватить ее. Его не отталкивают.
продолжение про Гарета и Луку совершенно потрясающее! Лука изо всех сил пытается приблизиться к Гарету и завоевать его, не подозревая, что Гарет уже его, просто пока не смирился с этим фактом до конца. Очаровательная зарисовка!
анон-сораскурщик, меня сильно зацепила твоя сцена на пляже, и я наваял её развитие с точки зрения Гарета. Вместо порно, под катом розовые сопли и потенциальный задел на мой любимый кинк - херт-комфорт.
Наглое чудовище свернулось клубком на его одежде и спит. Гарет подходит ближе и резко останавливается - его персональное проклятие сейчас не выглядит нахальным и уверенным, как обычно. Бледное лицо даже во сне напряженное, выдающийся нос кажется ещё больше на заострившемся, слишком худом лице, под глазами густые синие тени, губы плотно сжаты. За последнее время Гарет привык жить с острым желанием разложить Луку на ближайшей горизонтальной поверхности, взять его, заполнить собой так, чтоб вздохнуть-выдохнуть не мог, затискать и зацеловать, оставив следы своих пальцев и зубов на белой коже. Того, что ему видится в горячечных фантазиях, он ещё никогда ни с кем не делал. Он толком не представляет себе, как сделать все эти немыслимые вещи с Лукой, чтобы не выставить себя неловким и неопытным идиотом, или не рассчитать силу и, не дай бог, причинить боль. Гарет воображает, как пытается ласкать его и делает всё не так, неправильно, неуклюже, и многоопытный умелый Лука смеётся над его жалкими потугами или смотрит со снисходительной жалостью. Гарет смиренно думает, что ему нечего дать этому пришельцу из чуждого мира, нечем удивить и удержать рядом надолго. А просто уступить и удовлетворить разок любопытство и азарт, которые, он уверен, движут Лукой, будет слишком больно. Ему не нужен разок. Он знает этого опасного чужака всего-ничего, но всей душой хочет его себе всего, целиком и насовсем. Гарет знает - этому не бывать, но ему не впервой справляться с несбыточными желаниями. Смирение и терпение, вбитые в него кулаками и ремнём, отлично помогают в этом. Помогают сдержаться и не повалить Луку животом на стол, затыкая трепливый подвижный рот поцелуем, когда тот практически трётся о него как течная кошка, жарко дышит в ухо, поглаживает, всячески провоцируя. Такие желания, которые в недавнем прошлом сам считал греховными, Гарет успешно держит в узде. Но оказывается не готов к внезапному приливу щемящей нежности, который вызывает в нём такой изрядно потрёпанный, утративший лоск Лука, одиноко прикорнувший на неуютном, неприветливом берегу. Он кажется безмерно уставшим и беззащитным, когда лежит вот так, подтянув колени к груди и зябко обхватив себя руками. Тёплое трепетное чувство мягкой лапой сжимает сердце, и Гарет, нарушая данный себе зарок не трогать-не смотреть, осторожно касается бледной впалой щеки. Лука чуть вздрагивает и, не открывая глаз, несмело, совсем легонько сжимает его ладонь, не удерживая и не навязываясь. Гарет не отнимает руку, не отстраняется, поглаживает большим пальцем висок и скулу, наконец разрешая себе разглядывать, ощущать, чувствовать. Перед ним сейчас другой Лука, вовсе не такой неуязвимый и сильный, каким казался. Такой Лука вызывает в Гарете совсем иные желания. Его хочется таскать на руках, обнимать, уютно затолкав себе под бок, согревать своим теплом жилистое худое тело, сторожить его сон. И эти желания не приводят Гарета в смятение. Пусть он не сексуальный гуру, но заботиться и любить он умеет. Просто раньше ему почему-то не приходило в голову, что можно предложить Луке именно это. Лука тяжело вздыхает, зябко ёжится и всё так же несмело прижимается к нему, утыкаясь носом в его голый бок. Он продрог, из-за накопившейся многодневной усталости и недосыпа голова тяжёлая и чумная. Упадок сил после многомесячного забега на чистом адреналине как всегда настигает внезапно. Энергии на игры больше нет, и Лука с усилием открывает глаза, чтобы посмотреть на Гарета. В голубых глазах, внимательно разглядывающих его, впервые нет настороженности и смятения, только мягкий свет и забота. - Ты устал и замёрз. Пойдём домой, - солнечная яркая улыбка озаряет вечно хмурое, грубоватое лицо Гарета, делая его очень красивым. - Пойдём, ну же! Заболеешь ещё. Гарет легко ставит Луку на ноги, быстро натягивает одежду и, крепко ухватив за руку, увлекает за собой. Удивлённый и растерянный, Лука послушно следует за ним, ощущая смутное, из далекого детства (когда у него ещё были дом и семья), чувство - ему правда хочется домой.
то так красиво, так нежно и трепетно, а Гарет то какой Как долго он себе отказывал, как долго пытался избежать дурного влияние лукавого, и как ему стало легко и приятно после морального отречения от всех этих мешающих чужих догм. Теперь он готов дарить свою любовь, а Лука готов ее принять и сберечь.
да-а, Лука больше чем готов - он по такой любви истосковался страшно, отчаянно. И ради этого он способен глотки рвать.
Им бы не помешал горячий секс на пляже, да только холодно, на гальке жестко и всякие зеваки могут запалить, так что приходится все дома делать, на стиральной машине там, у стенки, на столе Гарет против, а диван противно скрипит, на полу тоже можно, но в меру - спина-колени-локти не казенные, так что если совсем припекает, приходится тихонечко придвигать Тони к стенке, а самим как можно тише предаваться греху рядом. Да, у них же там только одна спальня
Летящий Эди прекрасен со всех ...кхм... сторон О, да ))) Оргазмирующий после забитого гола Эди - всегда великолепное зрелище
Аноны, третья и заключительная часть Уругвайских каникул:
читать дальшеЛуис деланно поднял глаза к небу: О, господи, за что мне это? На самом деле, он не чувствовал ни раздражения, ни нетерпения, но не показывать же, что он и сам этого вдруг сильно захотел. А так получается - просто уступил в ответ на его горячее, умоляюще "пожалуйста" ...
- Надеюсь нас никто не увидит за этим занятием, - проворчал он и повертел головой во все стороны, проверяя местность на наличие нежелательных свидетелей. - Не волнуйся, - заверил его Эди, - люди здесь не ходят. Дикие места. Я гарантирую. - Да перед фауной тоже не хотелось бы светиться... - Тебе так важно какого мнения о тебе будет суслик?
Эди берет глину и размазывает ему по груди, берет и размазывает, не торопясь, ощущая под пальцами твердо-каменные мышцы, разглаживает их и разминает массирующими движениями, сначала едва касаясь, затем, постепенно наращивая усилия, старается добиться максимального расслабления. Мышцы расслабляются, но тут же напрягаются снова, когда его руки перемещаются на другой участок тела... А напряженное ожидание прикосновения вызывает мурашки на коже и сладкую, томлящую истому, постепенно спускающуюся вниз живота... Неизбежно тело выдает его, и это становится явным, слишком явным... Но разве Луис не знал, что так оно и будет, когда соглашался? Знал, конечно...
Эди не может не видеть его реакцию, но деликатно делает вид, что не замечает, лишь уголки губ подрагивают, скрывая тонкую усмешку. Глина тонким слоем, как вторая кожа, покрывает уже почти все его тело, но солнце быстро подсушивает ее и при малейшем движении она растрескивается. Эди приходится возвращаться и начинать заново. Темп убыстряется, он пробегает пальцами по его груди, плечам, спине, ягодицам, животу, как пианист-виртуоз по клавишам - легко, стремительно. И даже взмок от вдохновенного старания. Одна прядь волос прилипла ко лбу, другая к щеке, и он нетерпеливо сдувает их с лица снова и снова...
- Боже, какое тело, - выдыхает он, и отступив, удовлетворенно улыбается, - чувствую себя Микеланджело...
Луис недоверчиво хмыкает и внимательно смотрит в его лицо - не троллит? С него станется... Но восхищение в глазах Эди вполне настоящее.
- Вот так надо скульптуры ваять, а не как тот... Как его там... - он смотрит на работу своих рук и откровенно любуется, - сфотографировать ты мне, конечно, не разрешишь? - Нет, конечно, - к Луису постепенно возвращается способность мыслить здраво, и он задается вопросом - какого черта он стоит на возвышении, растопырив руки, расставив ноги, голый и намазанный глиной?
- Стой! - кричит Эди и вскидывает руки, умоляя его не шевелиться, - подожди одну минуту! Вишенка на торт!
Он берет свою шляпу, и смеясь, вешает ее на его эрогированный, задранный к небу, член.
- Хорошая вешалка. - Ха-ха, - передразнивает его Луис, - я рад, что тебе весело. Теперь я, наконец, могу смыть это с себя?
И не дожидаясь разрешения, разбегается и с гиканьем ныряет в прохладные (очень кстати!) воды реки. Эди присоединяется к помывке, но в воду мне заходит - присев на корточки, отмывает руки у берега, и наблюдает со стороны как плещется, пофыркивая Луис, трет себя по плечам, груди, ныряет с головой, сверкая ягодицами, и трет, трет снова...
- Эди! - сердитый рык не предвещает ничего хорошего, и Эди на всякий случай отступает подальше. - Что такое? - Почему ЭТО не отмывается? - Как не отмывается? - Так! - Луис выбирается на берег, демонстрируя грязные разводы на теле, - смотри! Что это такое?
Он рвет пучок травы и начинает яростно тереть им грудь и ноги. Зачерпывает ладонью воду и поливает на горящие места, и снова трет и трет.
- Отходит только вместе с волосами! Черт, как больно! Что ты намешал туда? - Ничего такого... Хотя... Смола, может быть... - Смола?! - Ну да. Смола гуайявы. Немного.. Для лучшего лечебного эффекта. Клянусь, я не знал, что так будет! - Не знал он... - Зато смотри, какой гладенький ты стал. Да ты спасибо мне должен сказать за бесплатную эпиляцию! - Я тебе сейчас скажу "спасибо"!
Луис поддевает у кромки воды нечто осклизлое и илистое, и с размаху швыряет в Эди, целясь в его роскошную шевелюру.
- Э! Только не в волосы! - Именно туда! - мстительно кричит Луис и пуляет следующую порцию грязи... - Ах, так... Такая, значит, твоя благодарность?!.. - Эди лепит глиняный снежок, и отправляет его в прицельный полет, но Луис вовремя прячется за деревом и злорадно смеётся, когда снаряд шмякается в ствол. - Штанга!... Получай!... - Мазила!... Смотри как надо!... - Лови!... Прямо в задницу! Ха-ха!...
...Перемирие заключается, когда оба набегались и устали. Провозглашается ничья, хотя Луис до последнего спорит, приписывая победу себе. Пора возвращаться домой и парочка снова плещется у реки, отмываясь от последствий их маленькой войнушки. Эди стащил с себя шорты и стал разглядывать их со всех сторон, решая, что проще - отстирать или купить новые. Но сейчас при нем других нет, и хочешь-не хочешь, но придется заняться стиркой. Он старательно трет и полощет, трет и полощет и не сразу замечает, что сидевший рядом на корточках Луис делает ему какие-то отчаянные знаки руками, показывая куда-то за спину.
Эд оборачивается и замирает. Огромный кабан с большой головой и вытянутым вперед рылом, беззастенчиво и не таясь, разгуливает на месте их недавней трапезы и по-хозяйски тычется в раскиданные вещи, особенно те, что пахнут едой. Пока Эди осторожно выглядывает из-за тростника, лихорадочно соображая что делать, Луис совершает не самую умную вещь на свете: подбирает с берега увесистый камень и швыряет в кабана. К несчастью, натренированная недавним гряземетанием рука, не совершает промаха и камень попадает прямо в крупную башку зверя. Кабан подпрыгнул, крутанулся на месте и развернулся лицом к опасности. Ощетинился.
- Ты что наделал! - яростно зашипел Эд, повернувшись к Луису, - ты знаешь, что кабана или наповал или вообще не трогают? - Опс. Нет, не знал. И что теперь будет?
Разъяснения по вопросу внес кабан. Он могуче всхрапнул, взрыл копытом землю и, наклонив голову, ринулся в атаку на затаившихся в зарослях двуногих.
- Бежииим!
Машина Эда стояла ближе, но путь к ней был перекрыт неприятелем, а до машины Луиса надо было сделать крюк, огибая густые заросли акации. Кабан также оперативно сменил стратегию, и срезав угол, пошел на опасное сближение. Для своей многокилограммовой туши он перемещался чересчур резко и резво. Эд и Луис поддали скорости, преодолев последние метры в отчаянном броске, первыми добежали до спасительной машины, опередив преследователя на пару секунд и только когда захлопнули и заблокировали двери, а Луис завел двигатель, облегченно выдохнули.
- Вот мерзавец! - Луис оглядывается на оставшегося позади зверя, - нет, ты видел? Разгуливает как у себя дома! - Вообще-то, он и есть у себя дома, - резонно замечает Эди, - это мы в гостях.
Некоторое время они спорят, выясняя кто из них троих вел себя более по-свински. Выходило так, что не кабан.
- Осторожно! - вскрикивает Эди и прихватывает руку Луиса на руле, - броненосца не задави. - О, господи! Сколько их тут на мою голову. Все, хватит с меня. Скорее в город. Домой! Домой! - машина выбирается на пустынную асфальтированную дорогу и Луис втапливает педаль газа до упора. - Э! Э! Подожди! Мои вещи, моя машина! Я голый вообще-то. Не могу же я в таком виде в город ехать!
Перспектива привезти на центральную площадь города голого Эди явно нравится Луису, он демонически улыбается, крепче сжимает руль и даже не думает останавливаться.
- Луис Суарес! Немедленно остановись! Или я тебя сейчас... - Эди хватает его за плечо, намереваясь хоть душу из него вытрясти, но добиться своего, но Луис неожиданно сам тормозит и останавливает машину, и чуть ли не выпихивает Эди наружу.
- Ладно, ладно, как скажешь.
Подозрительно быстрая его сговорчивость становится понятна через секунду: транспорт на этой полузаброшенной дороге встречался редко, но именно в это время, каждый день, в 18.30, автобус неподалеку расположенной местной птицефабрики развозил по домам работниц, и сейчас именно его окрашенный по-цыплячьему в ярко-желтый цвет корпус показался из-за дальнего поворота.
- О, нет... - как минуту назад Эди сильно хотелось выйти из машины, так теперь, не менее страстно, попасть в нее обратно. Он дергает ручку двери на себя, но коварный Луис уже успел ее заблокировать. Через стекло он видит как тот иезуитски усмехается и машет на прощание рукой.
- Чтоб тебя... - впервые за сегодняшний сумасшедший день Эд по-настоящему растерялся. Что делать? Спрятаться на открытой местности было совершенно негде. Прикрыться тоже нечем. У видневшегося отсюда, брошенного у реки ниссана, очень уютно, по-домашнему расположился у переднего колеса кабан. За спиной приближался автобус и, кажется, уже можно было услышать, как оттуда доносились женские голоса, распевающие песни. Они всегда пели, чтобы скоротать путь домой.
Оставалось одно - ноги в руки и бежать. Просчитав в уме скорость автобуса, собственную скорость, качество дорожного полотна, удобство обуви и приняв во внимание поправку на ветер, он рванул с места, как спущенная с поводка борзая. "У меня есть минут десять. Ерунда! Я успею добежать до аргентинской границы!"
-
-
06.01.2019 в 08:18URL комментария
-
-
07.01.2019 в 11:2007.01.2019 в 09:37
Анон тут подумал про асексуального Жука и накурил целую простыню.
Ангстовая Жустина + Феде
URL комментария
-
-
08.01.2019 в 01:032.75/3
-
-
08.01.2019 в 01:04-
-
08.01.2019 в 01:25-
-
08.01.2019 в 15:40URL комментария
-
-
08.01.2019 в 23:51URL комментария
-
-
09.01.2019 в 07:44URL комментария
-
-
09.01.2019 в 12:40URL комментария
-
-
10.01.2019 в 00:33URL комментария
-
-
10.01.2019 в 23:20читать дальше
-
-
11.01.2019 в 14:39URL комментария
накур по Стриничу, ракидричам и ребенку сернандо
-
-
12.01.2019 в 20:41URL комментария
-
-
12.01.2019 в 20:42URL комментария
-
-
12.01.2019 в 23:44URL комментария
-
-
13.01.2019 в 22:18URL комментария
-
-
16.01.2019 в 11:29-
-
16.01.2019 в 14:10Анону с Халиловичем - слушай, может мы не там ищем? Меня осенило, что он похож на Стринича!
ты только посмотри на них
URL комментария
читать дальше накуренную адскую мелодраму
-
-
18.01.2019 в 11:50URL комментария
-
-
18.01.2019 в 13:32URL комментария
-
-
18.01.2019 в 14:25URL комментария
-
-
19.01.2019 в 10:49URL комментария
-
-
21.01.2019 в 07:44URL комментария
-
-
22.01.2019 в 15:07-
-
23.01.2019 в 14:36-
-
23.01.2019 в 15:15-
-
24.01.2019 в 09:43URL комментария
-
-
25.01.2019 в 20:00-
-
25.01.2019 в 20:08-
-
26.01.2019 в 07:58URL комментария