Силмар. R. Матч отменен, ПСЖ томится в Монако из-за непогодыНеймар прижался носом к стеклу, которое на уровне рта моментально запотело от его дыхания. За окном развернулось настоящее стихийное бедствие: ветер, гром, молнии и дождь, непрекращающийся весь день дождь. В свете фонарей, горящих по периметру вокруг отеля, отчетливо виднелись круги от капель в лужах, мотающиеся ветки деревьев. Неймар захандрил. – Сейчас бы домой… – Ничего, уже завтра вернемся в Париж. Может за ночь буря поутихнет, – Тиаго лежал на своей нерастеленной постели и просто наблюдал за соотечественником, даже бра над кроватью не зажег, освещения с улицы хватало. Вообще-то, с ним здесь должен был быть Маркиньос, но пронырливый и проворный Ней, моментально отлепившись от Мбаппе, многозначительно и безапелляционно оттеснил Марки от Силвы еще в вестибюле, когда раздавали ключи от номеров. – Я не о Париже… – В смысле? – пауза. – Опять скчаешь по ней? – Да. А ты? Будто ты не хочешь домой, в Бразилию? – Конечно, хочу, – Тиаго вздыхает. Это сложная тема, для них обоих, особенно для Жуниора, тот все никак не свыкнется, не перестанет тянуться на родину, к теплу, солнцу, семье, сыну. – Бразилия, Бразилия – благословенная страна… – Неймар еле слышно тянет себе под нос (но Силва слышит) и тяжело вздыхает, отлипая от окна, оборачивается к Тиаго. Силва приглашающе похлапывает рядом с собой по покрывалу. Ней не отказывается, Ней удобно устраивается у него под боком, моментально пригревается и начинает размеренно говорить своим, будто сонным, слегка хрипловатым голосом. О Бразилии: о солнце и песке, об утреннем кофе и самбе с пагоде на узких знакомых улочках, о футболе на пляже и купании в волнах моря, о яркой зелени вокруг и сотнях открытых улыбок на добрых лицах, о традиционной родной еде и песнях на все лады, о друзьях и семье, о сыне. Тиаго прикрывает глаза и видит яркие картинки из памяти о доме, Тиаго и не замечает, как проваливается в сон под тихое мелодичное журчание Жуниора. Загорелая и без того смуглая кожа нагрелась на солнце и кажется еще более мягкой, приятной, татуировки змеями обвили все сильное тело, которое Тиаго не перестает гладить, целовать, кусать. Оставшиеся светлые песчинки сухой шелухой осыпаются с ног, и Неймар сам закидывает их Силве на плечи, прогибается в пояснице, принимая Тиаго в себя полностью, еле слышно стонет. Силва двигается размеренно, не торопится, качается сам на волнах удовольствия и не дает сорваться Нею. Солнце греет спину, а грудь и лицо прожигает хищный горящий взгляд Неймара под ним. Между двух огней, ей Богу. Тиаго склоняется к Жуниору, сгибая его практически пополам, и глубоко целует, мокро, влажно, не спеша, пьет дыхание, вытягивает стоны. Они одни на пустынном пляже на окраине Сан-Паулу, где слышно только их сбившееся дыхание и шум моря, они бывали здесь и раньше, когда удавалось прилететь в Бразилию. Силве нравится заниматься любовью на свежем воздухе, чувствовать единение как с Жуниором, так и с природой, а Ней – Нею везде хорошо, если рядом Силва. Тиаго замедляется и почти останавливается под недовольное мычание окончательно разомлевшего Неймара. Тот смотрит на него снизу вверх, жмурится на солнце, выглядывающее из-за спины Силвы, и кажется еще больше похожим на сытого, довольного, домашнего кота, большого кота и совершенно точно ручного. Силва облизывает собственную ладонь и обхватывает ею член Жуниора, гладит ствол, трет головку большим пальцем в такт своим возобновленным толчкам. Нея под ним прошивает дрожь, он тихо стонет, но этот стон врезается в мозг Тиаго, и он просыпается. Комнату все также освещают фонари с улицы, Неймар под боком спит, тесно прижавшись, закинув одну руку на грудь Силве. Его теплое дыхание греет шею, а пальцы цепко держат ткань толстовки. Судя по всему ему и без подушки хорошо. На самом-то деле Тиаго тоже тепло и уютно с таким домашним и спокойным Неем, доверчивым, немного наивным и будто даже беззащитным в такие минуты. Эффект, конечно, временный, но все же. Хорошо, что они оба одеты – не замерзнут, хорошо вот так вот лежать рядышком в обнимку друг с другом, пока за окном бушует стихия. Тиаго проводит пальцем по скуле Неймара, целует в кудрявую макушку, накрывает своей ладонью его пальцы на своей груди и вновь засыпает, вновь прокручивая в памяти картинки из их общего прошлого. А на тот самый пустынный пляж они еще обязательно вернутся.
Огрызок-пописулина ни о чем, как Силва и Неймар летели в Монпелье Силва не очень понимал, с чем связано вчерашнее показательное выступление Неймара, и был ли в нем вообще смысл. Тем не менее, сегодня тот сбавил обороты, действовал тоньше и по возможности не шел на прямой, более тесный контакт. Силва догадывался, что причина в том, что он просто боится первым проиграть начатую им самим же игру. Ничего, к вечеру отойдет, думал он. То, что Ней не "отошел к вечеру" Тьяго понял в автобусе, который должен был доставить их в аэропорт. Понял по тому, как тот поедал свой хот-дог, умудрившись объесть тесто по краям, а затем медленно слизывая начинку и соус с сосиски. После этого Силва уткнулся в свой телефон и головы больше не поднимал до самого конца маршрута. И вот теперь Неймар развалился в сиденье самолета, закинув одну ногу на подлокотник. Тьяго скользнул взглядом по его планшету, задержался на раздвинутых ногах - белая ткань штанов натянулась и теперь тесно обтягивала бедра - и предпочел снова погрузиться в свой гаджет. Для собственного же спокойствия. Но проходит несколько минут, и какая-то мысль на подкорке, словно стук крылышек застрявшего между стеклами оконной рамы мотылька, не дает ему сконцентрироваться на матче, выбранном скоротать время перелета. Он оглядывается на Неймара, который сосредоточенно что-то смотрит, уперев руку в щеку и чуть прихватив губами мизинец, затем переводит взгляд на экран. И тут до Тьяго доходит, что именно ему не давало покоя всё это время. Он подпихивает плечом своего соседа, привлекая его внимание, и когда тот поворачивается, наклоняясь поближе, и сдвигает наушник, приоткрывая ухо, тихо произносит: - Ты серьезно? - О чем ты? - Об этом. - Силва кивает на планшет. - А что такое? Я смотрю фильм. - Неймар нагло усмехается, но глаза его при этом такие честные и чистые, почти возмущенно-непонимающие, словно он сейчас смотрел мультик про персонажа, украшавшего своим изображением его наушники. Вот только фильм этот был не про приключения Микки Мауса. Это были приключения, если это можно так назвать, двух парней в самолете. Отдельной его части. И рейтинг там уж точно не как у Микки. - Не мог найти места получше для просмотра этого... фильма? - шипит Тьяго, стараясь не привлекать внимание, и словно ответом на его слова, то ли соглашаясь с ним, то ли наоборот, в наушниках у Неймара громко застонали. Они оба непроизвольно переводят взгляды на экран - кажется, завязка сюжета в самом разгаре. Силва на рефлексах опасливо оглядывается на сидения позади - мало ли - но Паредес сейчас дремлет, убаюканный своей музыкой, а парочка по соседству о чем-то оживленно беседует. - Самое то, Тьяго. Отличное место, очень помогает прочувствовать... - Неймар на пару мгновений прикусывает губу. - атмосферу. - Тебе бы стоило прочувствовать кое-что другое... - Хочешь присоединиться? К просмотру в смысле. - насмешливо предлагает Ней, а в его глазах пляшут озорные, бесстыжие черти( примерно так же, как иногда это делает сам Неймар). - Ты... - Тьяго в бессилии качает головой и, не придумав ничего лучше, в который уже раз за сегодня прячется за своим планшетом. Он какое-то время чувствует на себе прицел глаз наметившей свою добычу большой кошки, пока Ней не следует его примеру и не возвращается к прерванному занятию, сдвигая наушники на место. С этого момента время тянется для Силвы слишком медленно, он и сам не сказал бы, сколько прошло, пара минут или все двадцать, а в голове постоянно крутится мысль-напоминание не поворачиваться, и вообще не думать о том, чем сейчас занят этот придурок. Но, естественно, ему это не удается, и срабатывает эффект подобный "не думать о розовом слоне". Еще и сам Неймар своим периодическим ерзаньем и шевелением в поисках более удобного положения не добавляет спокойствия и сосредоточенности. Циферки счета в просматриваемом матче успели поменяться, но Тьяго не мог бы сказать, кто забил и когда. Зато Ней сейчас еще больше растекается в своем кресле, голова его теперь упирается в плечо Тьяго, а дурацкий планшет с порнухой еще ближе, маячит где-то почти на границе его зрения. Силва старается не прислушиваться к дыханию рядом, не обрабатывать поступающую информацию. Но всё равно, как ему кажется, ловит пару сорванных выдохов. А еще кажется, что он слышит стоны главных героев "фильма". Чтоб его. Неймар шумно вздыхает, немного расстегивает тренировочную курточку, и Тьяго, не удержавшись, делает то же, чуть расстегивая замок своей. Просто в салоне слишком жарко. Укутанный пледом Паредес позади подтвердит. - Можно? - Неймар умудряется нашарить его воду, попутно успев проехаться пальцами по руке и бедру. Тьяго молча кивает, хотя его одобрения не особо-то и ждали, уже открутив крышку. Ней прикладывается губами к бутылке, делает несколько жадных глотков, и тонкая струйка воды в спешке сбегает из уголка его губ, скользит по ключицам. Неймар проводит по своей коже большим пальцем, собирая пролившееся, и сует его в рот, слизывая капли. Силва жалеет, что решил в этот момент посмотреть. Неспокойный Неймар снова копошится, но на этот раз поднимается и отправляется в сторону туалета. Тьяго медленно выдыхает. И тут же натыкается взглядом на застывшее изображение двух смуглых мужских тел, слившихся в одно. Эта вредная заноза не то что не потрудилась выключить, он даже не стал переворачивать планшет дисплеем вниз. Спасибо, хоть нажал на паузу. Силва очень старается не думать, зачем ушел Неймар, зависает на этом стоп-кадре( почему чертов экран не выключается так долго?) до тех пор, пока не возвращается хозяин сей гипнотизирующей вещи. - Что? - отвечает Неймар на подозрительный взгляд темных глаз. - Не смотри на меня так, я всего лишь отлил. Он устраивает свой зад поудобнее в кресле и добавляет: - А подрочить я могу и в номере. Нашем номере - мысленно заканчивает за него Силва, обреченно прикрыв глаза, он почему-то не сомневался, что сегодня их заселят по двое. Похоже, остаток вечера будет долгим...
Силмар. Водительское АУ. Комфортинг. PG-13Очень обидно получилось. Их подстрелили. Точнее, подстрелили Тиаго, что вдвойне обидно. А ведь пуля предназначалась не ему. Неймар летит по ночному шоссе и толком не видит дорогу, все его сознание заполнено тяжелым дыханием, развалившегося на соседнем сидении Тиаго. Неймар боится не услышать очередной вдох-выдох. Это все неправильно и абсолютно абсурдно. Они были готовы, они оба прекрасно знали, что на Жуниора ведется охота, Силва предупреждал и учил, наставлял, как действовать в той или иной форс-мажорной ситуации, да вот только Ней в те короткие часы ликбеса больше не слушал, а пялился на своего водителя-телохранителя и залипал на движении его губ. И сегодня чуть не поплатился за это, чуть все не проебал. Они выходили из респектабельного ресторана с черного входа (теневая сделка, замаскированная под обычный ужин, увенчалась успехом, договор заключен, бабло будет, папа однозначно порадуется), Неймар беспечно полез вперед, даже не среагировав на руку Силвы на своем локте. Лишь одно мгновение. Дверь открывается, Неймар, смеясь, вываливается на ступеньки, потом ощущает толчок в спину и кубарем летит с лестницы, раздается один выстрел, и тишина. Инстинкт заставил Нея моментально собраться в кучу, сжаться, как пружина, и дернуться в сторону – еще один выстрел выбил каменную крошку со ступеньки, на которой только что лежал Жуниор. Страх подтолкнул обратно, к Тиаго, тоже скатившегося с лестницы, после падения – первый выстрел его достал. Адреналин поднял волну паники, когда Неймар тащил не шевелящегося тяжелого Силву за угол, где стояла их черная тачка. Привалив своего водителя спиной к пассажирской двери, Ней окинул его взглядом, кровь сочилась с правой ноги, в остальном Тиаго выглядел нормально. Облегчение прокатилось волной по телу Жуниора, он всхлипнул, едва сдерживая слезы, и кинулся искать ключ по карманам Силвы. Тот нашелся быстро, автоматические замки на дверях оглушительно щелкнули в безлюдном переулке за рестораном. Неймар попытался вновь поднять Тиаго, чтобы затащить в автомобиль, но куда там? Руки тряслись, из глаз того и гляди польются слезы, пульс стучал в голове, лоб в испарине, подступала новая волна паники – а если погоня? К счастью в этот момент Силва сам очнулся и инстинктивно ухватился за руки Нея, посмотрел мутными глазами и тяжко выдохнул. Общими усилиями они забрались в машину, Жуниор не с первого раза смог вставить ключ в замок зажигания и завести мотор. Нервы на пределе, да еще и Тиаго рядом разъехался по сидению, словно желе, но хотя бы в сознании, хотя бы дышит. За последнее время Неймар эгоистично привык, что за всем присматривает Силва: распорядок дня, встречи, новые люди, старые приятели, поездки, безопасность, своевременность – Неймар чувствовал себя абсолютно защищенным круглосуточно, Силва всегда был рядом, теперь даже в постели, и это удобно. А сейчас Ней сам должен решать, лететь, защищать, спасать. Сейчас от него зависит, выживут ли они, выберутся ли из чужого города. До родного Сан-Паулу несколько часов хода по пустому ночному шоссе, плюс время на заправку топлива. Уже за полночь, медлить нельзя, но ведь и лететь вот так тоже. Надо остановиться и проверить ногу Тиаго, на сколько там все серьезно, надо перевязать его в конце концов, пока он не истек кровью, надо найти питьевую воду, потому что у самого Нея от всего произошедшего и недавно выпитого спиртного сушняк, да и Силве точно не помешает, вон как страшно дышит. Звонить своим опасно – может быть установлена прослушка. Столько дел. Неймар еще никогда не оставался один на один с такой задницей. Мозг на адреналине начал подкидывать обрывки воспоминаний услышанного от Тиаго про первую помощь, про умение заправляться и при этом не засветиться, про захудалые и очень полезные мотели… В пригороде Жуниор находит один такой. Хорошая наличка закрывает рот местному тощему «портье», который любезно и две бутылки воды предоставил «за счет заведения», пол и ступеньки на второй этаж скрипят, комната маленькая, но по крайней мере более менее чистая и с отдельной ванной. Тиаго не стонет и всячески помогает завести себя во временные апартаменты, но уже внутри его как будто оставляют последние силы, он валится с плеча Неймара на постель и затихает, пялясь в потолок. В тесной ванной Ней моет руки, находит маленький тазик и какие-то губки, а также обнаруживает наличие как холодной, так и горячей воды. Повезло. Он набирает пол тазика и спешит обратно в комнату. Аккуратно задрав брючину на правой ноге, Жуниор обнаруживает большое, по его меркам, рассечение на коже и сочащуюся оттуда кровь. Вновь подкатывают нервные слезы, спина моментально потеет, он же, блять, не врач. Неймар всхлипывает, прижимает к носу тыльную сторону ладони, набирает полную грудь воздуха, успокаивает себя. Это всего лишь ранение в ногу, от этого не умирают, да, огнестрельное, но все поправимо, Тиаго сам рассказывал. Собравшись с духом, Ней аккуратно стирает губкой кровь с раны, осматривает ее, хотя коснуться и боится. Как-то надо достать пулю, а потом перевязать чем-то. Силва слабо приподнимает голову и хрипло просит не загоняться, он просто еще сам не отошел от шока, но скоро будет лучше, а пуля, судя по всему, прошла на вылет, лишь разорвала ткани и мышцы. Больно, но не смертельно. От этой новости Неймара вновь обливает облегчением. В ход идет нательная майка Нея, которую он сегодня зачем-то одел под белую рубашку и пиджак. Как чувствовал, блять, что пригодится. Под взглядом Силвы, Жуниор разрывает ее на лоскутные полосы и принимается непосредственно за перевязку. Тиаго подбадривает его, направляет, указывает, как потуже затянуть. Пока что Неймар справляется, но это только пока. Закончив с перевязыванием, он скидывает свой дорогущий пиджак прямо на пол, оставаясь в полурасстегнутой рубашке и брюках, хватает бутылку с водой и жадно проглатывает сразу половину. Потом склоняется над Тиаго и поит его. Силва не торопится, пьет мелкими глотками и немного, объясняет, что так надо, чтобы не провоцировать кровотечение. Неймар еще раз осматривает «забинтованную» ногу, слегка подвисает. Чувствует, что подступает истерика, а страх погони никуда так и не делся. Но, если подумать, если бы за ними кто-то и махнул, то уж точно давно бы ворвался сюда и расстрелял в упор или бы еще на дороге перехватил. А еще Неймар только сейчас осознает, что вообще-то мог и умереть сегодня, что пуля предназначалась ему, и он, в отличие от крепкого и всегда собранного Силвы, вряд ли бы отделался так легко. А все беспечность и игнор инструкций. Они ж давно договорились, что в таких случаях и после встреч Тиаго всегда идет первым и осматривает периметр. Ней на эйфории от удачной сделки все позабыл и на все забил. В итоге чуть не потерял самого дорогого и близкого, после семьи, человека. Виски давит осознание собственной тупости и никчемности, а тело болит, все-таки кувыркание по лестнице ресторана не прошло даром, но собственные синяки и ссадины сейчас кажутся фигней, недостойной внимания. Похоже Тиаго правильно понимает его состоянии и зовет к себе, похлапывает рядом по покрывалу. Жуниор заторможено реагирует на приглашение, присаживается рядом, сентиментально берет за руку Силву, не совсем осознавая, что делает, и благодарит за очередное спасение от верной смерти. Тиаго крепче сжимает его холодную мелко дрожащую ладонь своей все такой же теплой, перебивает тихий лепет и хвалит, говорит, что Неймар молодец, все правильно сделал, грамотно отреагировал, вытащил их обоих оттуда, привез в безопасное место и даже оказал первую мед. помощь. От его слов бледные щеки Нея слегка краснеют, а внутренние барьеры, державшиеся последние пару часов непонятно на чем, распадаются нахрен. Неймар припадает под руку Тиаго к его груди и плачет. Тихо и горько. Сквозь всхлипывания кается, что сам во всем виноват и чуть Силву не потерял. У Тиаго сердце сжимается. Понятно, что откат должен был наступить рано или поздно, учитывая эмоциональность Жуниора, но слезы Нея, его смешливого, дерзкого, провокационного и такого, на самом-то деле, заботливого Нея делают больно. А еще тот опять, не таясь и не стесняясь, прямым текстом заявляет, как дорог ему Силва, как важен. Приятно, конечно. Тиаго целует в лохматую кудрявую макушку своего вечно проблемного пассажира и предлагает поспать пару часов, а потом двинуться в путь, в Сан-Паулу. Неймар в последний раз всхлипывает и торопливо кивает головой, а потом резко дергается к лицу Силвы, шепчет в губы, что любит, и целует, мокро, солено, отчаянно. Тиаго затапливает нежностью и признательностью к этому невозможному и совершенно необыкновенному существу. Ну вот как такого не защищать, как не бросаться наперерез пулям? Неймар еще раз коротко целует его и сворачивается клубком под боком, благо кровать двухспальная, затихает. Тиаго не спиться, нога в состоянии покоя почти и не болит, а дома можно будет и к личному доктору да Силва Сантосов обратиться, Рикардо мигом его на ноги поставит. Нею еще рулить до Сан-Паулу, и Силва пока постережет его короткий сон. А еще Тиаго посещает нехорошая мысль: в другой раз такой Неймар может и сам броситься прикрывать Тиаго, отталкивать с линии огня и все такое, и вот это уже страшно. Обратная сторона привязанности. Тиаго обещает себе, что больше не допустит подобного прецедента. Неймар тепло дышит ему в шею и во сне крепче сжимает в кулаке рубашку на груди Тиаго.
Пепели. R. Драма, пафос, стеклище– Значит все же уходишь… – констатация факта, не вопрос, а в ответ молчание и выразительный взгляд темных глаз. Они это уже обсуждали ранее. У них будет еще одна совместная игра, правда в Кубковом турнире, но это лучше чем ничего. Матч пролетает, словно миг, Пеп постоянно держится рядом с Артетой, но этого теперь недостаточно, уже никогда не будет достаточно. Гвардиола вздыхает и косит взгляд на Микеля – где ж он не доглядел, чем обидел, был невнимателен и несдержан? Он уже никогда не узнает. Микель не отказывается от приглашения на бокал вина из родных мест в честь победы и совершенно не сопротивляется, когда Хосеп отчаянно целует его в гостиной. Они лишь раз пригубили бордовый благородный напиток, но Гвардиола не смог удержаться, сорвался, хотя обещал себе не трогать Артету сегодня, не усугублять. Но куда там? Это их последний вечер, последняя, черт возьми, ночь! И оба все прекрасно понимали. Разве может Пеп сдержать ураган эмоций, бушующий внутри? В конце-то концов, он всего лишь слабый смертный мужчина с кровоточащим сердцем, больной душой и кипящими страстями. Он – взрослый человек и сейчас как никогда понимает, все эти «мы же на одном континенте, в одной стране, мы можем регулярно видеться…» ничего не значат, потому что ничерта у них не получится. Слишком большая нагрузка, слишком много обязательств и ожиданий, слишком сложно не спалиться и не разрушить вообще все. Гвардиола и сам не знал, на что рассчитывал, когда потянулся за этим поцелуем. Уж точно не согласия и подчинения. Микель не сразу отвечает, лишь через пару мгновений впускает его в свой рот, крепко обнимает за плечи и привстает на носки. Неуловимое движение, и Хосеп уже прижимает его к стене, целует жадно и напористо, как всегда, жарко шепчет признания, до синяков стискивает за бока. Артета мгновенно загорается в его руках, опускает все барьеры, капитулирует и чувствует себя здесь и сейчас по-настоящему счастливым. Пеп жаден и распален небывалой покорностью Микеля, в порыве приподнимает его за бедра, заставляя обхватить себя ногами, совершенно не чувствует веса и на чистом адреналине и возбуждении так и уносит любовника в спальню. Опрокидывает горячее тело на постель, нависает сверху и целует, целует, целует, упивается властью и вседозволенностью, сдирает вещи, вдавливает в простыни. Мгновение смотрит на распластанного Микеля и замирает. Какой же он все-таки красивый той зрелой красотой, впридачу слегка раскрасневшийся, с припухшими от поцелуев приоткрытыми губами, блестящими от похоти глазами, ладный телом, возбужденный, крепкий и все еще его. Хосеп не может налюбоваться и вновь вспоминает – последняя ночь. Если он будет действовать как и раньше, то все это быстро закончится, следует сменить тактику. Артета, выжидающе, смотрит снизу вверх слегка вопросительно – это ново, видеть Гвардиолу в постели таким, совершенно не понятно, что на него нашло, и почему он вдруг остановился. Сегодня Микель решил позволить все, попрощаться по-человечески, но в душе понимает, это надо и ему самому, не только Пепу. Это не одолжение… Микель не успевает до конца додумать мысль, как его губы накрывают невесомым поцелуем, дразнящим, сводящим с ума. Хосеп непривычно медлителен и нежен, очень внимателен, аккуратен. Он вдумчиво ласкает Артету, сам готовит, плавно входит, не спешит. Гвардиола обволакивает собой, топит в пучине нежности, не проявляя никакой былой агрессии. Он не дает сорваться ни себе, ни Микелю раньше времени, держит обоих на грани. Он весь взмок, но все равно не сдается, ласкаетласкаетласкает, не может надержаться, насмотреться, надышаться. Сегодня Микель впервые прочувствовал его всего, увидел без масок, и сам отдался, впервые не пытался обыграть, подчинить, настоять. И только сейчас, пожалуй, осознал, что все-таки любил, и всегда был любим. Открытие поражает своей простотой и глубиной. Артета протяжно стонет и сильнее жмется к Пепу, чувствует, как внтри разливается жар. Хосеп не может уснуть, смотрит на мерно дышашего Микеля, лежащего рядом, мягко гладит по щеке, волосам и чуть не плачет – утром все закончится, все волшебство ночи, и он вновь останется один. Гвардиола вспоминает, как много лет назад впервые увидел совсем еще юного Артету в Барселоне, как сразу приметил его и был очарован совокупностью внешней красоты и футбольного таланта, острого ума и пронзительного взгляда. Как же стыдно было тогда самому себе сознаться, что его, зрелого мужика, пленил совсем еще молодой парень, по сути мальчишка. И как же радостно было заполучить его в свою команду, стать родственными душами, на одной волне, как сладко было впервые взять его, вот в этой самой постели, а на утро на правах старшего утешать, объяснять и совершенно искренне признаваться в любви, давней, пылкой, настоящей. Многолетнее ожидание вернулось сторицей. Тогда пораженный и польщенный Микель не смог отказать, принял все, что дал Пеп. На протяжении их сотрудничества он вообще всегда и все прощал, понимал и помогал, когда надо – позволял, когда не надо – сдерживал. Он стал и другом, и коллегой, и товарищем по оружию, и музой, и любовью. Такое не забудешь и не выбросишь, такое навечно остается внутри. Гвардиола тяжко вздыхает и обнимает Артету, закрывает почему-то щиплющие глаза. Утром Микель отказывается от завтрака, спешно принимает душ, один, а потом собирается. Хосеп лишь следит за его передвижениями, ничего не говорит и не просит. Уже поздно. В процессе одевания Микель деланно бодро вещает, что, например, в следующий уикенд они могли бы где-нибудь встретиться, поужинать, поговорить. И только в прихожей замечает тишину за спиной, оборачивается и натыкается на абсолютно несчастного Пепа. Сердце сжимает тисками, но Артета – умница и не подает вида, обнимает Гвардиолу на прощание, коротко целует в щеку, ободряюще хлопает по плечу и выходит за дверь. Уже в машине Микель обнаруживает, как сильно у него трясутся руки на руле и дрожат губы. А там, в только что покинутом им доме, Хосепу Гвардиоле кажется, что его мир рушится – по щекам текут слезы и больше никаких идей. Муза ушла, оставив после себя только отчаяние, а Любовь – разбитое сердце.
Жубала-анон принес небольшую зарисовку для сочувствующих жубала-анонов a(
читать дальшеБезделушки с полок (их не много) аккуратно укладываются в картонный короб. Иногда он отходит к окну, чтобы выглянуть на темную, сырую, искрящую в свете фонарей этим глянцево-влажным блеском, улицу, и глотнуть воды из открытой бутылки. Гостиная совершенно пуста. Голые полки, диван, накрытый тканью, да пара коробок с мелочевкой. От шагов по комнате мечется эхо – слишком пусто. Пусто, как внутри.
Марио не так часто пишет в инстаграм самостоятельно. Как и у многих известных людей, у него есть свой пиар-специалист, ответственный за социальные сети, и наибольшая часть постов – дело именно его рук. Однако, этот случай особый… Он редко бывает открыт, редко бывает искренен, но сейчас ему захотелось. Пусть звучит немного драматично-дешево, зато сам. Смайлики разбивают текст, выдавая неумелость автора в большие письма, даже если это письмо – последнее.
Последнее письмо для Старой Синьоры.
Он отправил пост около часа назад. Сразу же отметился Пауло, ткнув по сердечку на экране. Манджукич усмехается: выходит, у него до сих пор стоят уведомления о публикациях. «Лайк». «Нравится». И тишина. Горько признавать, что ты хотел и ждал большего. Комментарий с пожеланием удачи? Сообщение в директ?
«Как ты? Все в порядке, Марио?» «Чертов мудак, ты заставил меня плакать!» «Ну и будь счастлив в своем сраном Катаре, вали, убирайся!» «Я так соскучился, Марио…» «Я так тебя…»
Хоть какую-то, блять, реакцию, кроме бездушного механического «лайка».
Позже сыпятся самые разные комментарии: набегают фанаты. Еще позже под постом отметится Клаудио, Эвра… Из нынешней команды оставляет комментарий только Миралем, и то, ограничивается сердечком-смайлом. Марио почти тошнит от осознания того, насколько всем оказалось на него плевать. Капитан Кьеллини, неужели ты ждешь отмашки-разрешения от клуба, чтобы проводить боевого товарища? Старина ДжиДжи, ты ведь всегда был… Был. Хоть кто-нибудь? Ребята?.. Пауло. Пауло Дибала. Паулито. Baby lion…
Пауло, судя по сторис, отлично проводит время: белозубо скалится в камеру, обнимая свою девушку. Совсем не похож на того Пауло, который перед матчем с Лацио, на встрече с журналистами, путался в итальянской речи и часто-часто моргал красными, натертыми глазами. Покрасневшие и опухшие веки говорили достаточно красноречиво о том, как он отреагировал на новость о Манджукиче, уже проходящем медосмотр в Катаре, хоть журналисты спрашивали не о том…
Это почему-то злит. Зачем ему так быстро стало хорошо?
Зачем им всем настолько все равно на того, с кем они бились бок о бок четыре долгих года, в любых условиях? Были семьей, единой черно-белой семьей. В победах и поражениях. Манджукичу наплевать на выебоны руководства, наплевать на всех – от президента до менеджера. Но на команду он плюнуть просто не может…
(А они, видимо, смогли?)
Марио снова бесцельно отходит к окну, нарочито шаркая ногами по полу, чтобы слышать хоть что-то, не вынося давящей тишины. Происходящее кажется каким-то сюрреалистичным сном. Он не ждал прощального матча, но он ждал теплых слов от тех, кто стали ему братьями и друзьями. И чем-то большим, как Дибала. У входной двери дома напротив перемигивается гирляндой елка. Он с запозданием вспоминает, что сегодня Рождество. Рождество, которое он встречает один, в опустевшем доме, в компании картонных коробок и голых стен.
Наутро, когда оформлены все бумаги о перевозке остатков вещей, он вызывает такси до аэропорта. Дом можно продать и дистанционно, новый клуб вовсе не требует от него мгновенного переезда, но ему не хочется тянуть. Пребывание в Турине сейчас для него почти мучительно. Такси ждет, пока Манджукич вынимает старую сим-карту из смартфона, и аккуратно ломает ее пополам, стряхивая с ладони на пол. - Borrón y cuenta nueva*, - тихо говорит он сам себе, зачем-то по-испански. Видимо, слишком привык говорить именно на нем из-за Пауло. И от этого тоже придется отвыкать.
Ну, правильно, Павлику надо было под видом катарского принца - шейха пробраться в отель Ritz-Carlton в Дохе, где Жук сейчас обитает и проведать своего мужика, хотя б на пару дней.
Он затаскивает его через порог мгновенно, захлопывает дверь, щелкает замком. Если бы мог - закрылся бы с надежностью банковских хранилищ, кажется. Дибала в белых свободных одеждах и с дурацким бубликом-с-платком на голове на удивление не выглядит нелепо. Видимо, поэтому и прошел свободно.
- Я соскучился, - он улыбается, открыто, как всегда, и стаскивает дурацкий головной убор. Марио отстраненно думает, что у него самого теперь куча времени, чтобы выучить названия всех этих тряпок, в которые здесь принято наряжаться. И немного о том, что не понимает, как себя вести с Пауло, который, видя, что он тормозит, быстро мрачнеет. - Не рад меня увидеть?... - Рад, но в этой стране за малейший намек на... - Хватит параноить, никто тебя ни в чем не заподозрит, и уж точно никто не отрубит тебе голову, - Дибала позволяет себе короткий смешок, и затем тянется обнять, прижимается, льнет так, будто они не виделись вечность, хотя прошла от силы неделя. Он запрокидывает голову, привстает на носки, и почти касается губ Манджукича своими. Марио понимает, что не сможет удержаться (в который раз), хотя обещал себе начать новую жизнь. Он почти целует Дибалу, почти сминает его губы своими в собственническом порыве (потому что, черт побери, все равно рад его видеть, всегда будет рад, несмотря ни на какие обстоятельства). Пауло не позволяет. Он улыбается хитро, и вместо поцелуя шепчет с мальчишески любопытными и чуть восторженными интонациями в голосе: - Покажи меч, который тебе подарили? Манджукич смеется. В груди разжимаются стальные когти тоски, давая, наконец, нормально дышать горячим воздухом этой страны.
Силмар. Католическое АУ. Юст и пиздостраданияМ, если брать с сильно верующим послушником, можно отправить Неечку на самоистязания, когда до кровавых гематом от кнута. Тогда священник бы обрабатывал его раны и, терзаемый греховными мыслями и желаниями, коснулся бы его спины губами, думая, что тот в отключке. А Неечка был бы в сознании и горел Сила - в вере, и иногда она поражала отца Тиаго. Видеть кровавые полосы на смуглой сильной спине молодого Неймара и молчать - больно, стирать перекисью кровавые разводы и обрабатывать мазью раны - тяжко, быть при этом спокойным, умиротворенным и сдержанным - сложно, быть равнодушным - невозможно. Молодой послушник не в первый раз проводит над собой обряд самобичевания, отец Тиаго знает, но впервые он теряет сознание в процессе. Отец Тиаго сам поднимает его с пола кельи, укладывает на узкую постель на живот и принимается за раны. Он многое слышал и знал о ритуале, о фанатиках, о самоистязаниях и не понимал, что могло заставить Неймара на столько сильно калечить себя? Что сподвигло столь молодое, сильное, красивое и цветущее создание вообще податься в веру до такой степени, что за грехи скрываются в этой, казалось бы, неискушенной душе, раз Жуниор разодрал себя плетьми до кровавых порезов - шрамы точно останутся. Отец Тиаго промокает мягкую губку в медной чаше с водой, отжимает и проводит ею по израненной, некогда гладкой коже. На теле послушника множество татуировок, и сейчас они кажутся искареженными фрагментами некогда единой картины, прекрасной картины. Отцу Тиаго нравятся эти рисунки, отцу Тиаго нравится Неймар. Дружелюбный и тихий, жизнерадостный и глубоко верующий, знающий всевозможные молитвы и песнопения, преданный Богу и церкви.Воспитанный в строгости и вере, образованный и схватывающий на лету; невысокий, но крепкий, стройный, ладный, смуглый; с красивыми руками, которым впору заниматься искусством, а не "черной" работой послушника в храме; с мягким, не грубым приглушенным голосом, по-своему мелодичным; с красивой белозубой и совершенно открытой улыбкой; с темными блестящими в свете свечей глазами с искрой лукавства и легкого безумия, свойственного лишь искренне верующим - самые невероятные и затягивающие глаза, которые когда-либо видел отец Тиаго. Неймар был идеальным послушником в штате отца Тиаго и самым ярким, притягивающим взгляд и не только взгляд. Каждый день святой отец боролся с собой, каждый день молился и обещал себе, что сможет пройти и это искушение, каждый Божий день... Молодой Неймар исполнял все поручения быстро и эффективно, на лекциях для младших служителей слушал внимательно и не отрывал своих завораживающих глаз от отца Тиаго, впитывал каждое слово, сам недурно мог цитировать основные постулаты "Святого слова" и "Библию" и при этом еще время от времени облизывать свои невозможные пухлые и явно мягкие губы, будто они пересыхают в процессе речи. Отец Тиаго невольно подмечал и такие мелочи и заслушивался. Во время служб Неймар покорно, но всегда с прямой спиной стоял в стороне, а его колдовские глаза блестели из-под капюшона коричневой хламиды - отец Тиаго считал, что это - фанатичный блеск, но хотел верить в иное начало, потому что, как и на лекциях, послушник не отрывал взгляда от него, ведущего службу. Неймар был добр к прихожанам их собора, особенно к детям, учтив и крайне скромен - с другими служителями, покорен и преклонен - с Богом, услужлив и предан - с отцом Тиаго. Неймар не перечил и в основном молчал, больше наблюдал, много времени проводил в молитвах, а вечерами регулярно брался за плеть. Сердце отца Тиаго кровью обливалась от знания этого. Смуглая кожа быстро очищается под губкой от свежей крови, раны на поверку оказались неглубокими и перестают кровоточить, но келья все равно успевает пропитаться запахом соли и железа, будоражащими сердце и разум старшего священнослужителя. Отец Тиаго тяжко вздыхает, ему жаль этого молодого человека и его тело, ему хочется коснуться. мягкой кожи, но не губкой. Вновь искушение. Неймар перед ним, без сознания, полностью в его власти, израненный, но прекрасный, такой недоступно-доступный и совершенно беспомощный. Короткий миг власти и вседозволенности здесь и сейчас пьянит. Отец Тиаго зажмуривается, на короткий миг сомневается и выдыхает воздух, горячими тисками сдавивший легкие, заставивший всегда уравновешенное сердце взволнованно и чаще биться в груди. Отец Тиаго распахивает глаза, когда его рука невольно, как будто сама, оглаживает теплое плечо лежащего на постели, по пояс обнаженного послушника - ощущение чужой кожи под подушечками пальцем будоражит кровь - и опускает голову вниз, как в водный омут, целует манящее местечко между лопатками жарко и исступленно. Лишь на миллиметр отстраняется от гладкой, не тронутой здесь плетью кожи, и жарко выдыхает: "Ты - гибель моя..." Отец Тиаго не знает, что послушник Неймар еще в начале омовения пришел в себя и вот уже несколько минут медленно умирает в его руках, а жар его кожи не связан с лихорадкой от полученных ран на спине. Отец Тиаго не представляет, какие тайны скрывает тело под его заботливыми, нежными, слегка дрожащими руками. Отец Тиаго и не подозревает, почему Неймар поступил на службу именно в этот собор.
Спички и Тиаго Силва. NC-17. Своеобразное продолжение августовской зарисовки про тройничок. После матча против "Сент-Этьена" сегодня. Спички нарываются, Неймар - не только на отшлепывание.Марко возвращается из душа как раз в тот момент, когда Неймар, нашатавшись где-то, заходит в раздевалку. Ну как заходит? Затанцовывает скорее, поет себе что-то под нос, ручкается с Анхелем и Мауро, что-то свое «ритуальное» выделывает с Килианом, обнимается с Марки, жмет руку Эди и вообще перемещается по всему периметру помещения под одобрительный свист и смех сокомандников, не переставая пританцовывать и петь. «Как по рукам пошел опять», – ревниво думает Марко и опускает голову, нервно теребя узел полотенца на бедрах – он уже принял душ. Неймар и его обнимает, душевно так, в своей бразильской солнечной манере, Верратти на мгновение тонет в нем и смеси запахов газона, пота и самого Нея. Жуниор сырой, как мышь, но абсолютно счастливый и довольный, пышет энергией и все еще не сошедшим с него игровым возбуждением, которое резонирует с легким томлением иного толка в груди Марко. Верратти находит в себе силы на ответную улыбку, похлапывает по плечу, размыкая объятия, а сам хочет повиснуть на шее Неймара, вжаться в сильное тело, дышать им, целовать… Но нельзя. Ней отваливает к своему месту, стаскивает форму, возится с обмотками на ногах и запястьях, с удовольствием и облегчением освобождается от всех тряпок и бутс и, насвистывая, удаляется в душ. Раздевалка пустеет на глазах, Верратти не торопится. В душевой тепло, влажно, просторно – все давно родное и изученное вдоль и поперек, и Неймар здесь тоже как влитой. Он стоит под водой, упираясь руками в стену, топчется на месте в своем любимом пагоде, отчего мышцы спины и ягодиц на его теле движутся, выделяются, манят прикоснуться. Марко с минуту любуется разворотом его плеч, гладкостью смуглой кожи, рисунком татуировок, литыми предплечьями, упругими ягодицами, сильными ногами – вода струится по всему этому великолепию, обволакивает его так, как хочется самому Верратти. Жуниор продолжает что-то себе под нос мурлыкать и ничего не замечает вокруг, Марко предвкушающее облизывается и скользит к нему сзади. Неймар вздрагивает и инстинктивно дергается, когда Верратти обнимает его со спины, целует в плечо, но быстро соображает, кто это и вновь расслабляется. Марко по-хозяйски укладывает ладони к нему на живот, гладит пальцами и продолжает целовать от шеи к плечу и обратно. Стоять на цыпочках не очень удобно, но терпимо, а вот прижиматься своей голой грудью к обнаженной распаренной спине Нея приятно до чертиков, член под полотенцем невольно дергается от обилия тактильных ощущений. Верратти принимается за правое плечо, выводит губами узоры на смуглой коже, прикусывает мочку уха и ловит первый тихий стон. Неймар все также упирается руками в стену и совершенно не сопротивляется, позволяет ласкать себя, трогать так, как хочется Марко. Верратти с удовольствием бы развернул его лицом к себе, вжал в стеновое покрытие душевой, перехватил бы изящные красивые запястья, завел над головой, зацеловал бы эти манящие пухлые губы, а потом бы опустил их на свой член. О да, Ней прекрасно смотрится, нанизанный своим блядским ртом на крепкий член. Сегодня, кстати, заслужил, много болтал на поле, провоцировал соперников, так нельзя. И тренер всегда говорил, что нельзя, и капитан. Кстати, о капитане, вот из-за него-то и нельзя так запросто провернуть желаемое. Не дай Бог узнает, голову оторвет за свою ненаглядную занозу в заднице. Но как же хочется… А еще хочется повторения того их тройничка, но подкатывать к Силве с таким предложением Верратти пока не решается, да и Жуниор не велит –мол, не время еще. Ему виднее, конечно. Неймар не выдерживает и все-таки отталкивается от стены руками, прижимается сам спиной к груди, кладет свои руки поверх рук Марко, все также поглаживающих низ живота Нея, не спускаясь ниже, не позволяя себе большего. Верратти не видит из-за плеча, но совершенно уверен, Неймар там возбужден не меньше его самого, а, значит, кое-что сегодня все же обломится. Жуниор сам тянет его руки ниже, давая безмолвный карт-бланш, и Марко не разочаровывает, обхватывает ладонью стояк и сразу же задает темп. Ней приглушенно стонет и кусает нижнюю губу, откидывает голову на плечо сзади, слегка оседая, и Верратти теперь может твердо стоять на ногах, а не носочках. Правда, приходится удерживать и Нея, но это – приятная тяжесть. Марко не прекращает дрочить ему и сам беззастенчиво трется собственным стояком о крепкие ягодицы, так удобно прижавшиеся куда надо – член как раз попадает в ложбинку между полушарий. Все это длится недолго. Адреналин игры, возбуждение близостью, естественная усталость, помноженные на страх быть застуканными, делают свое дело. Неймар кончает первым, заливая ладонь Верратти семенем, а Верратти следом изливается ему на спину, прикусывая ухо (плечо нельзя, останется след). Марко не теряет связь с реальностью, решает выжать максимум из момента, пользуется случаем – свободной рукой поворачивает голову Жуниора на бок и, наконец-то, целует, сразу глубоко и нахально. Тогда Силва запретил им целоваться, но сейчас капитана здесь нет, никто не узнает, значит, можно. Обмякший после оргазма Ней на миг теряется, лишь на миг, а потом отвечает со всем свойственным ему жаром и пылом, затевает борьбу с языком Марко и стонет в поцелуй, посылая вибрации в его рот. У Верратти чуть ноги не подкашиваются, от новой, пока легкой накатывающей волны возбуждения. Он так давно хотел этого – смять эти блядские губы своими, вытянуть весь воздух из легких и утонуть в поцелует. Но всему есть предел. Макро неохотно отрывается от Неймара, смотрит в его совершенно пьяные шальные глаза и хочет вновь взять… Из раздевалки слышится стук закрывшейся двери, они оба мгновенно реагируют на это. Верратти поднимает с пола свое местами намокшее полотенце и кое-как опять повязывает вокруг бедер, Жуниор, как ни в чем не бывало, возвращается под струи воды, но уже не пританцовывает и не поет, его движения стали тягуче плавными, заторможенными, манящими. Марко смаргивает наваждение, успевает оценить контраст своего белого семени, стекаемого вместе с водой с загорелой спины, и уходит из душевой, сердце внутри колотится о грудную клетку, как заведенное. В раздевалке обнаруживается Тиаго, вертящий головой по сторонам, он приветствует Верратти и спрашивает, где Ней. Марко расслабленно машет рукой за плечо, указывая на душевую, и идет к своему месту. Ему не хочется думать, как он выглядит со стороны в промокшем полотенце набекрень и дурными глазами, он лишь надеется, что Силва не обратит внимание, но тишина за спиной намекает на обратное. Тиаго – не дурак и прекрасно видит, в каком состоянии из душевой вывалился Верратти: распаренный, раскрасневшийся, с шальными, бегающими голубыми глазищами на пол лица, определенно точно счастливый, но несколько нервный, будто накосячил, будто дорвался до лакомого кусочка и застукан с поличным. Тиаго догадывается, что это за кусочек такой. Марко старается действовать неторопливо и будто как обычно, когда переодевается, но взгляд Силвы давит между лопаток и на плечи – обернуться страшно. Ситуацию то ли спасает, то ли, наоборот, накаляет выплывший в помещение Неймар, он радостно приветствует капитана, сразу же бросается к нему на шею и что-то частит на португальском, не давая Тиаго и слова сказать, сразу окутывает его всего собой, занимает все внимание. Неймар не потрудился даже полотенцем обернуться. Марко мгновение тормозит, а потом все понимает – ему дают время убраться с линии огня, готовятся принять весь удар на себя. Марко быстро и как попало закидывает что нужно и ненужно в рюкзак и чуть ли не бегом ретируется из раздевалки. Захлопнув дверь, очутившись в коридоре, он затормаживает, утирает рукавом пот со лба, выступивший от волнения, и слышит стук об дверь сзади, будто что-то или кого-то к ней привалили, а потом короткий смешок Неймара и сразу же полузадушенный стон. Верратти вздрагивает и отшатывается дальше от раздевалки, а потом взволнованно спешит на стоянку стадиона. Нужно поскорее убираться, с Тиаго Ней и сам справится, уж он-то сможет, а там, глядишь, капитан остынет и не оторвет голову Маркито. Как знать, быть может именно сегодня Жуниор уговорит его вновь на тройничок, сманипулирует на фоне ревности. И хорошо, что Марко не сорвался, не взял Нея, а то бы точно не отвертеться потом, а самому Неймару и его заднице сейчас итак придется отработать по полной программе.
***
– Быстро одевайся и в машину, – угроза в голосе, одна рука замирает на доверчиво выставленном горле, другая – сжимает ягодицу. – Что, даже не поцелуешь? – с усмешкой и тысячей чертей в темных глазах. Рука на шее угрожающе сжимается, другая – перемещается на бок и стискивает чуть ли не до хруста. – Я сказал БЫСТРО!
вот же нечисть ревнивая То Буся заболевает в последний момент, то попавший под раздачу черногорец ломается на ровном месте... не стой между драконом и яростью его. чужая ревнивая ярость огненным шаром врывается в сознание, заставляя сбиться с шага на выходе из подтрибунки Камп Ноу. читать дальшеИван с трудом делает глубокий вдох и мысленно от души отвешивает пинка ревнивой заразе, которая от нехрен делать следит сейчас за каждым его движением через монитор. Иван практически ощущает на себе жгучий взгляд круглых совиных глаз и швыряется в наглую морду ворохом образов и нецензурных выражений. У Луки хватает совести убраться из его головы и не мешать, но Иван всю игру загривком ощущает присутствие - затаившуюся, сумрачную от обиды тень. Иван знает, что об этом придётся поговорить - они долго не виделись, а это всегда делало Луку нервным и мнительным. Но сейчас не до того - игра в самом разгаре, и он в кои-то веке в старте, и его не собираются менять, и всё складывается благополучно, и Лука наверняка уже понял, что зря психанул, и успокои... На 80-й минуте Вукчевич валится на газон, перекрученный судорогами. Иван только вздыхает и закрывает глаза, мысленно обещая Луке долгий, долгий и тяжёлый разговор.
Силмар. Полупустая тренировочная база. Приглушенный свет зала. Велотренажер. Неймар и Капитао. А вокруг ни души. Капитанская повязка прилагается.Теплые руки ложатся, закрывая ладонями глаза. Мягкая гладкая кожа обжигает прикосновением ко лбу, бровям, щекам, до боли знакомый запах, да и само прикосновение. Макушки сзади касаются губы, Взволнованный внезапным вторжением в личное пространство Неймар вздрагивает, но не перестает крутить педали велотренажера. Тихий горячий шепот опаляет ухо на выдохе: «С Днем рождения, Ней…» Слишком интимно, слишком лично и только-между-ними. Неймару хочется откинуть голову на крепкое плечо сзади, но он не смеет, продолжает движения ногами на педалях, не пытается улизнуть из-под рук. Через мгновение, его глаза вновь видят, но нечетко в приглушенном освещении укромного небольшого зала, а потом их застилает узким полотном из плотного материала. «Капитанская повязка,» – понимает Жуниор и коротко выдыхает. Сердце в груди ускоряется, и велотренажер тут ни при чем. Его ухо и серьга в нем оказываются в плену губ и языка. – Что ты хочешь сегодня в подарок? – цепочка поцелуев по шее к плечу, прямо по татуировкам-птицам. По спине бегут мурашки, ответ застревает в горле – не сказать, не вздохнуть. Неймар давиться вздохом и молчит, коленки дрожат, он теряет ритм, замедляется, педали под ногами почти не ощущаются, кулаки сжаты на руле. Нагретый прикосновениями пластик под ладонями, как маяк и ориентир, он ничего не видит из-под повязки. А горячий рот за спиной не унимается, диктует варианты и целует, вылизывает шею сзади, прекрасно зная все самые чувствительные места. Сладкая пытка, а Ней сегодня без высокого ворота – не спрятаться, не скрыться. Да и надо ли? Легкий толчок в спину, и дезориентированный временной «слепотой» Жуниор валится грудью вперед на руль, почти распластывается по велотренажеру. Сзади руки оглаживают спину сверху вниз, проворно забираются за край кофты, обжигают кожу поясницы, пальцы ныряют за резинку штанов, неглубоко, только дразнят. Нет тихо-тихо стонет и прогибается в спине ближе к этим самым пальцам, на сколько позволяет положение. О кручении педалей уже не может быть и речи. А шепот сзади не унимается, все продолжает озвучивать варианты, один жарче другого. – Ну так что выбираешь? – наваливается на спину сверху, прикусывает ухо, дует на него. У Нея кружится голова, и он сдается.
Практически стонарик. На коленке. Кримессианонам. Аньелли, вжавшись в кресло и жалобно глядя на яростного Криштиану, развёл руками: - Мы не можем себе его позволить, Криш. Он слишком дорого нам обойдётся. Криш, перегнувшись через стол, схватил Аньелли за лацканы пиджака: - Если вы немедленно не сделаете запрос, его перехватит Гвардиола! И он будет играть, - Криш прикусил язык, чуть не ляпнув "со этим своим Агуэро", - в Англии! - У нас нет таких ресурсов, Криш, - Аньелли вжался в кресло ещё глубже. Криштиану, выпустив Аньелли, сделал пару глубоких вдохов и сел напротив: - Сколько? Аньелли взглянул исподлобья, взял ручку, написал на листке несколько цифр и протянул Криштиану. Тот присвистнул, но не задумался ни на секунду. - Делайте запрос. У вас будут эти деньги. Даже если мне ради этого придётся отказаться от собственной зарплаты. Аньелли посмотрел на него со смесью восхищения и ужаса. Криштиану пожал плечами. В конце концов, что такое деньги, когда речь идёт о любви.
*нарисовалась картинка про страшных бразильцев в непогоду в Парыже* Капитао чувствует прижавшуюся со спины тушку и мельком, скорее на рефлексе, опускает взгляд на обнявшие его руки, хотя и так прекрасно знает, кто это. - Сколько плюшевых медведей ты уже убил? - комментирует он очередную модную обновку. читать дальшеВместо ответа руки на секунду отпускают, чтобы вскоре сжать сильнее и - что-то тут не так. - Что ты делаешь? - интересуется Тьяго, с легкой растерянностью глядя на то, как проворные пальцы начинают застегивать на нем пуговицы пушистой шубки. - Видел, что сегодня на улице творится? - теплое дыхание лижет шею пониже затылка. - Грею нас. - И не нашел другого способа, кроме как пристегнуться ко мне своей шубой? - Зато нас не унесет ветром. - поясняет Неймар таким тоном, словно объясняет очевидные вещи. Тьяго чувствует какое-то копошение сзади, и думает о том, за что ему всё это. Наконец буйная головушка укладывается ему на плечо и издает довольный вздох. - Неймар. - спустя полминуты. - Да-да? - Щупать мою задницу - это тоже часть плана по спасению от непогоды?
Бариста не отвечает, но Деян привык. Он садится за столик и скоро, слишком скоро для капучино перед ним опускается картонный стаканчик с нарисованным... неважно, тем более, непохоже. Деян безмятежно улыбается и делает глоток. Эспрессо. Что ж, могло быть хуже.
- А ещё я туда плюнул - сообщает бариста, на фартуке которого (как всегда, как каждый долбаный раз) нет бейджика.
- Хорошо - кивает Деян - практически непрямой поцелуй - и отпивает ещё, жмурясь от горького насыщенного вкуса.
- Ты не отвяжешься, да? - спрашивает бариста, усаживаясь напротив и встряхивая головой, чтобы отросшие кудри не падали на глаза (а Деян помнит эти волосы короткими и только слегка волнистыми, когда он впервые пришел в эту кофейню).
- А, если я скажу, что не отвяжусь, ты мне крысиный яд в следующий раз подсыпешь? - Деян обнаруживает, что наслаждается своим кофе, компанией, солнцем, бьющим сквозь приспущенные жалюзи - кстати, хреново рисуешь, могу помочь - попозировать, например.
Бариста смеётся, достает что-то из кармана и оставляет на столике, прикрыв салфеткой. Встаёт и возвращается за стойку. Подмигивает уже оттуда:
- За счёт заведения.
Деян поднимает салфетку. Там бейджик и номером телефона и именем: Шиме.
Под впечатлением от стычки между Сирожей и Саулем, анону не спалось пока не накурилось
читать дальшеСерхио не успел перехватить мяч на правом фланге и упал на газон как подкошенный. Кто-то из игроков Атлетико грубо сфолил против него в лучших традициях "Серхио Рамоса", только в этот раз жертвой оказался он сам. Тряхнув головой, Серхио вскинул глаза в поисках неприятеля и встретился с холодными, серыми глазами Сауля. Ну конечно. Нахальный сопляк в течении всего тайма пытался его достать и нарывался на карточку. Рамос картинно завалился на спину, схватился за ногу и поморщился, было действительно больно, а потом стало вообще обидно - он так и не услышал свистка судьи. Дерби продолжалось, первый тайм шел к завершению и судья решил не прерывать его на последних минутах. Серхио заколотило от нахлынувшего гнева. Поняв, что дальше валяться бессмысленно он рывком подскочил на ноги, нагнал Врага и прорычал, прикрыв рот рукой: - Смотри куда бьешь, мудак! Сауль резко остановился и приблизившись вплотную, прошипел у самых губ: - За мудака ответишь. - И в следующую секунду ударил Серхио по лицу. Первое мгновение Серхио не верил в то, что произошло, а потом на нем повисли сразу два одноклубника, стараясь оттащить от юного хавбека, пока между ними не завязалась настоящая драка. Игру, наконец, прервали, команды бросились друг к другу разбираться, судья что-то кричал Саулю, показал ему горчичник, затем красную но Серхио было мало. - Я его урою, - рычал он сквозь зубы, изо всех сил вырываясь из крепкой хватки товарищей. - Он мне за это ответит! Кажется, он заехал локтем кому-то по голове, он не видел, глаза налились кровью, лицо горело, особенно левая щека, куда приложился мелкий ублюдок, а все его существо жаждало расправы, желательно, кровавой. В приступе гнева, Серхио не сразу различил мягкий голос, который тихо но отчётливо прошептал у самого уха: - Чехо, давай, лучше я отвечу... И убедившись, что ему удалось отвлечь внимание Серхио на себя, добавил: - Сегодня... Ночью. Сердце Рамоса пропустило удар. Это было слишком. Пять. Пять гребаных месяцев он слышал этот голос только по телефону. Пять гребаных месяцев этот голос не обещал ему ничего, кроме пожелания удачных игр и спокойной ночи. Серхио не любил выяснять отношения и не любил сплетни, но он знал о чем шепчутся в раздевалке и читал все эти статейки о крепкой дружбе между Торресом и Саулем. И да, он прекрасно понимал, почему Нандо прекратил с ним спать. Серхио поймал его за локоть и рванул на себя, приближаясь к бледному, до боли родному лицу, усыпанному трогательными веснушками. - До утра, - свистящий шёпот Серхио, полный злости и звенящего возбуждения, заставил Нандо поежиться. - Ты будешь отвечать до утра. И нехотя выпустив руку любовника, обернулся к своим игрокам: - Чего ухмыляетесь, расходимся... Пусть живёт, - добавил он с ухмылкой, глядя на на удаляющегося с поля Сауля.
простите, если сможете)) кофешоп!ау, видашич, микро-зарисовка Домагой знал границы, но знал и то, что его любят. Он порхал от столика к столику, посылал воздушные поцелуи мрачному завсегдатаю-полицейскому, перемигивался с симпатичной студенткой и совал втихаря миндальное печеньице заскучавшему малышу. Белесый хвостик взмётывался, хитрая улыбка не сходила с лица, а пируэты, похлеще, чем у иной балерины, выходили сами собой. Пока он не становился за стойку.
Суба повел в воздухе носом, явственно пробормотал:
- Как ты это делаешь, я же вроде следил - и поднес к губам очередное творение Домагоя.
Выражение лица на секунду стало паническим, а взгляд забегал, будто в поисках раковины или ёмкости, куда можно выплюнуть мерзкую жижу. Потом Суба сделал над собой ощутимое усилие и сглотнул. Домагой, глядя на дёрнувшийся вверх-вниз кадык, сглотнул тоже. Суба поднял глаза и Домагой зажмурился. Сейчас и эта работа сделает ему ручкой - в кофейне не нужен официант, нужен бариста.
Большие ладони сжали ему плечи и сквозь ресницы Домагой увидел улыбку. Суба кратко ткнулся лбом в его лоб:
- Домо, ты же не дебил. Я покажу ещё раз.
У Субы большие, но очень ловкие руки. Он ошпаривает паром, наливает, смешивает и вот финальный штрих - изящный завиток на молочной пенке. Домагой даже не пытается делать вид, что следит за последовательностью действий, а просто пялится. Он безнадёжен.
***
Уже за полночь, когда Суба со стоном разгибается. Журнал заказов, бухгалтерские книги... И всё это на его, стремительно седеющую голову. Персонала отчаянно не хватает. Чашка кофе, появившаяся перед носом сначала кажется благословением небесным, а потом Суба понимает, кто именно её принёс и, не сдержавшись, вздыхает. Домо похож на шкодливого призрака — тощая фигура, прихотливо изломанная в попытке удобно опереться о низкий шкаф. Суба глупо улыбается, глядя на кривое, но узнаваемое сердечко на поверхности капучино, втягивает аромат - безупречный - и делает первый глоток.
драконы!ау, серард, микро- ну вы поняли Природные, истинные враги - это не всегда вечная война. Это долгий танец, это осознание, что впереди - вечность и что они всегда успеют сойтись грудь в грудь и разрушить этот мир. А пока можно потратить на прелюдию немного времени - половину вечности, например.
Длинное тело речного дракона скользит в потоке, сливаясь с ним. Гладкая шкура взблёскивает на солнце, голубые глаза сонно прикрыты, но ноздри раздуваются, вбирая и выдыхая воду с мелкими пузырьками. Речной дракон со своим потоком может двигаться куда угодно, хоть в пустыню, но сейчас рядом пляшет пламя и огненный дракон с гордо посаженной небольшой головой на элегантной шее не отрывает темных глаз от воды, выбирая момент для удара. Чешуйки на спине и боках складываются в странные узоры, но речной дракон прекрасно видит, что это только игра. Ещё не время.
***
- Сука, ты сфолил!
- Беги, жалуйся!
- Да я сам разберусь!
- Ты мне губу разбил, урод.
- Кровь хоть немного украсит твою унылую форму!
Они на мгновение оказываются совсем близко, Жери приходится нагнуть голову, чтобы упереться лбом в лоб Серхио и прошептать:
- Так лучше, правда?
- Правда - ухмыляется разбитым ртом Серхио - хотя я скучаю по твоему длинному мокрому хвосту.
Ну это само собой, иначе месть не будет эффективной. В ответ Деяша будет с дивана закидывать Фиялку сообщениями с нытьем, мольбой, угрозами и фотками себя. Но жестокое сердце Фиялки не дрогнет. Деяша в отчаянии. читать дальшеМо почти засыпает, когда из грез его вырывает какой-то посторонний шум. Тело напрягается, Мо прислушивается, понимает, что звуки исходят со стороны приоткрытого окна и настороженно всматривается в его темноту. А в следующую секунду туда медленно что-то проникает-вползает. Фиялка замирает на пару ударов сердца, но реакция у него оказывается отменная - он быстро хватает лежащий на прикроватной тумбочке увесистый томик и прицельно запускает в нечто, вызывая тем самым полувой-полурык неведомого зверя. А затем вмиг оказывается у окна и тут же с силой захлопывает его. Когда сердце перестает бешено стучать в горле, а дыхание немного выравнивается, Мо вспоминает нечто странное. Этот голос. Он показался ему смутно... - Вот черт! - Фиялка распахивает створки окна, но под ним никого. Громко хлопает входная дверь. - В следующий раз, когда соберешься меня убить, хотя бы дай кончить. - с порога заявляет Деян вышедшему из спальни Мо.
Дракон шипит, как змея и сжимает кольца сильнее. Но недостаточно, чтобы придушить болтливое существо. Ему становится интересно, что ещё оно скажет.
- Как тебя зовут?
- Фернандо.
- Подходящее имя для дракона. Даже конопатого.
- Я не...
- Конопатый, я понял. Когда ты так близко, я вижу, что это золотые крупинки.
- Зачем ты за мной таскаешься?
- Ты красивый.
- Я могу откусить твою говорливую голову.
- Это будет ужасная потеря для мира.
Дракон отходит в дальний угол пещеры и кладёт массивную голову на скрещенные лапы:
- Зачем тебе это?
- Вместе мы будем непобедимы. Но, если честно, мне просто нравится смотреть. Как ты побеждаешь, как мрачно таращишься. Ты знаешь, что такие темные глаза просто убойно смотрятся со светлой чешуёй. Можно я останусь? В конце концов, мы уже обнимались.
Дракон злится. Над ним явно издеваются, кто, в самом деле захочет остаться в пещере с опасным ящером. Он открывает пасть и выпускает струю пламени. Короткий вскрик и вот Фернандо снова один. Не считая кучки пепла.
По правде говоря, дракону тоскливо. Не хватает этого голоса... Он сметает пепел хвостом, но кучка снова собирается воедино, образует маленький смерч и феникс восстаёт во всем блеске алого и золотого. Отряхивается:
- На чем мы остановились? И ты знаешь, у тебя слишком длинное имя. Я буду звать тебя Нандо.
Дракон против воли улыбается и закрывает глаза, чувствуя рядом тепло и шуршание жёстких перьев
Дорогие варежкоаноны, это для вас. Варежки, Париж, много слов и мало дела
читать дальшеКавани растерянно смотрел на экран телевизора. В Риме только что закончился матч и Рома не пустила Барселону в полуфинал Лиги Чемпионов, результат был абсолютно непредсказуемым и ошеломляющим. Эди прекрасно понимал, что сейчас происходило в раздевалке Барселоны и что творилось в душе Луиса. Он послал краткое «Как ты? Мне очень жаль. Звони в любое время». Ответ «Это всегда так хреново?» пришел только утром, но Эд уже точно знал, что делать. Суарес откинулся на спинку шикарного кожаного кресла и почувствовал, как чуть-чуть отпускает дикое напряжение последних суток. Улыбчивый стюард сообщил, что их полет займет не больше двух часов и предложил бокал шампанского. Луис попросил минералки и еще раз оценил главный плюс частных самолетов - попутчиков с ним не было. Эди позвонил, когда Луис в обнимку с матэ читал футбольные новости. - Давай собирайся, в два надо быть в терминале Корпоратива, борт В15089 - Эди, я куда-то лечу? - Ко мне в Париж, конечно. Вернешься завтра Командные ноты в его голосе были такими непривычными и почему-то быстрее разгоняли кровь. А вот сейчас надо было уточнить самое важное - Ты один? - Да, Джослин уехала домой на юбилей тетушки Розанны Самым трудным было объяснить Софи почему ему надо уехать. Он не обманывал, когда объяснял, что сейчас рядом нужен человек, переживший подобное, что одному ему с этим дерьмом не справиться. Вот только Луис не был готов к ее вопросу «А как же Лео?». «Я не знаю, я совсем не знаю, что делать» - звучало жалко, но это была правда. Софи решила вопрос сама «Лети, я поговорю с Анто».
В Париже было солнечно, прямо как дома. Эди встречал его на взлетной. Он стоял, прислонившись к машине, в шарфе и черных очках ужасно похожий на кинозвезду. Они коротко обнялись и сели в машину. Только когда Ле Бурже остался за спиной Луис понял, что все это не сон и рассмеялся. - Черт, Эди, чувствую себя героем этих американских роад-муви. Мы вдвоем, тачка и дорога. - А вместо копов журналисты, папарацци и зеваки с телефонами? - Точно! Так что, едем в мотель на отшибе с покосившейся вывеской и сомнительными соседями? - Хм, звучит заманчиво, только сейчас в таком мотеле в Париже можно нарваться на большие неприятности. У меня есть предложение получше. - Окей, сегодня рулишь ты. В динамиках Луис Фонси страстно начал свою нетленку, и Суарес подхватил выученные наизусть слова. Эди улыбался, выстукивая на руле ритм, подпевая на припеве Des-pa-cito. Позади осталась Сена, и, покружив по старому Парижу, они свернули во двор. Городские улицы остались позади, маленький сад между домами создавал иллюзию тишины и безмятежности. - Лифт здесь капризный и работает по своему желанию, так что пойдем пешком. По пути на пятый этаж Луис успел полюбоваться на обтянутую узкими джинсами задницу. - Чья это квартира? - Моя - Твоя? Удивился Луис. Квартира и правда удивляла. Похожие фотографии печатали интерьерные журналы в статьях про французский стиль. Ты когда ее купил? - Давно – чуть замялся Эди. Это район Сен-Жермен, думал буду жить в сердце города, для аутентичности что ли. Оказалось, не очень удобно. Но она слишком хороша, чтобы расстаться. Луис вышел на балкон и восхищенно протянул - «Обалдеть какой вид. Эди признавайся, ты ее из-за этого купил». Вид и правда впечатлял. Вереницу крыш на горизонте венчала Эйфелева башня, и дальше белели купола базилики Сакре-Кёр. - Ага и из-за вида в том числе. Риэлтор клялся, что продать можно будет быстро и за хорошую цену. Может тебе экскурсию по Парижу устроить? - Не надо. Я к тебе приехал, а не в Париж Эди улыбнулся – Располагайся, я сейчас Луис отправил Софи «Я в Париже, все хорошо» и с любопытством рассматривал гостиную. В шкафу книги соседствовали со старыми журналами, а виниловые пластинки с компакт-дисками. На каминной полке стояли антикварные часы и легавые, застывшие в бронзе, а на стене висела картина. Точеный вороной конь стоял на высоком берегу на фоне уходящего в даль моря. - Нравится? Эди поставил на стол тарелки с прошутто и сыром и ведерко со льдом. - Это ведь не просто лошадь? – сам Суарес был далек от конной темы, но эта картина явно что-то значила для Эди - Совсем не просто. Это Идеал дю Газо, великий маленький чемпион - Почему маленький - Метр пятьдесят семь для французского рысака - это мало. Знаешь, когда его продали в Швецию, одна газета вынесла не первую полосу заголовок "Франция! Твой Идеал тебя покинул!" - Французы такие позеры - Да, есть такое. Но Идеал и правда был любимцем публики и гордостью нации Эди смотрел на картину, казалось что-то вспоминая. – Прости, я не…… смутился он. - Садись, пора начинать твою терапию - А я так надеялся на постель, продолжая традиции так сказать – шутливо возмутился Луис - Как там в роад-муви сначала пьют, а потом трахаются – Эди достал из шкафа роскошную бутыль и бокалы. – Не будем нарушать сценарий - А, так трахаться мы все же будем – прищурился Луис - Само собой, много и долго – в глазах Эди плясали чертенята. Я соскучился, очень соскучился Луис оценил ширину и удобство дивана пока тот разливал янтарную жидкость по бокалам. - Эди, это ром? Он же крепкий, может чего полегче Тот поднял бокал и покрутил на свету, хрустальные грани переливались и искрили – Луисито, посмотри на этот юбилейный Плантейшен, карибское солнце, океанский ветер, шорох песка, разлитые в бутылку, божественный нектар, томившийся в бочке из столетнего дуба, живительный бальзам, излечивающий душевную тоску любого, будь то солдат, моряк или пират. Смекаешь? Луис рассмеялся, Эди всегда так классно изображал Джека Воробья, простите, капитана Джека Воробья. А ром и правда оказался великолепным, уже от пары глотков по телу растеклось тепло, а предвкушение ускоряло пульс. Он прикрыл глаза, собираясь с мыслями, понимая, что здесь и сейчас его услышат и поймут, что не надо выбирать слова, думать, говорить и быть правильным, удобным и хорошим. Он говорил быстро и эмоционально, описывая все, что происходило в тот чертов день. - Дьявол, в сердцах воскликнул Луис. -Эди, это была Рома, просто Рома, даже не твой чертов ПСЖ - Вы наступили на грабли всех топов, недооценили соперника и решили, что матч проходной. Мы тоже это проходили и не раз - Согласен. Только от этого ни фига не легче - После таких игр проходишь отрицание, гнев, депрессию и находишь себя в принятии. У меня так и было - Как ты справился….. ну тогда? - Забавно, но антидепрессанты действительного делают мир вокруг лучше - Эди, это же…. - Это все в прошлом, не парься. Плохой опыт это - тоже опыт - Знаешь, я боюсь читать сегодняшнюю прессу. Суарес не забивает в Лиге Чемпионов столько-то дней и все в таком духе. Он залпом допил ром и откинулся на спинку дивана. Эди опустился перед ним на колени, Луис зарылся рукой в его кудри и притянул ближе в долгий и непривычно нежный поцелуй. - Луис, послушай меня. Ты много лет лучшая девятка в мире, сколько выиграно благодаря тебе, и никакой гребанный матч этого не изменит. У всех бывают не лучшие дни, просто представь, что у Барселоны тебя нет, и поймешь, как ты важен для них. И для нас. А журналисты, это их работа писать статьи, гадкие и мерзкие в том числе. От того, что пишут они, ты не становишься другим, а тем более хуже - Давно ты познал дзен от прессы? - После статьи двадцатой или тридцатой какой я бесполезный отстой, точно не помню «Твою ж мать» про себя выругался Луис, он ничего не знал об этой стороне его парижской карьеры. Да и вообще, как оказалось, мало чего знал. Такой Эди интриговал и будоражил воображение. Вот с ним, Суаресом, все было просто. Его жизнь - это Софи и футбол, Софи, дети и Барселона, все параллельно-перпендикулярно, а с ним ясно и просто. А в Эдилэнде столько скрытых тайников и секретов, открыть и разгадать которые можно только если позволят или повезет. Телефон оторвал его от размышлений и от Эди. Звонил Пике и Луис, не раздумывая, сбросил и выключил. До завтрашнего утра весь мир мог подождать. Он заметил, как облегченно улыбнулся Эд и понял, что все сделал правильно. - Поможешь мне забыть вчерашнее? - Нет. Это все равно останется с тобой. Но я помогу сделать сегодня незабываемым.
Варежки, Париж, много слов и мало дела - окончание
читать дальшеЛуис проснулся, пошарил вокруг рукой и тихо ругнулся «Да что ж такое». Похоже просыпаться в одиночестве становится их традицией. Он точно помнил, что засыпал крепко прижав Эди, и их последние слова «Луисито, ты тяжелый. -Угу, а ты жесткий. –Ага». На тумбочке стояла заботливо оставленная бутылка Эвиана, пачка аспирина и записка «Скоро буду». Жизнь определенно налаживалась. Он вышел из ванной, услышал тихую музыку и нашел Эди на кухне. Тот доставал из пакетов круассаны и еще что-то потрясающе пахнущее. Луис обнял его, уткнулся в шею и протянул «Ммм, как вкусно пахнет». - Это лучшие крок-месье в Париже - Крок-месье, звучит жутковато - Да ладно, это сэндвичи с ветчиной и сыром. На самом деле очень вкусно - Странно, почему-то хочется кофе. Это ведь так по-парижски, пить кофе с круассанами - Сейчас сделаю – улыбнулся Эди, если ты меня отпустишь Луис наблюдал за колдующим у плиты Эди и чувствовал, что его совсем отпустило. Сэндвичи и правда оказались потрясающими, а кофе восхитительно крепким и вкусным. - Эди, почему мы не делали этого раньше? - Не завтракали в Париже? - Не занимались любовью Эди замолчал, рассматривая что-то в чашке. Луис понимал, что ступил на очень тонкий лед, но именно сейчас можно было задать этот вопрос - Ну у тебя же Софи – прозвучало неуверенно, но это было уже лучше молчания - Эди – осторожно протянул Луис- но Софи у меня и сейчас - Конечно, и это так классно, и про вас можно кино снимать. Просто я изменился. Понял, что есть моменты, когда лучше сделать, чем жалеть всю оставшуюся жизнь. А тогда, это было как прыжок в свободное падение, я решил, что должен узнать, как могло быть с тобой. И потом, всему свое время. И давай я еще кофе сделаю. Луис понял, что Эди и так сказал слишком много для себя, но и этих слов было достаточно, чтобы услышать между строк «Я с тобой». Пора было собираться в аэропорт. По дороге Эди заехал в кондитерскую и вернулся с большим пакетом. «Это твоим. Здесь пекут чудные пирожные с позапрошлого века по старым рецептам». Уже на стоянке в аэропорту Луис не выдержал. Конечно, целоваться средь белого дня в машине было безрассудно, но Эди отвечал с таким жаром, что было уже все равно. Их спас контрольный звонок стюарда. Эд что-то говорил по-французски, а Луис с грустью думал, что неизвестно, когда им еще удастся повторить такой день. Уже в самолете его догнала смска «У меня получилось?» Луис расцвел и отправил в ответ «Лучше всех. Уже хочу повторить» и добавил вереницу глупых сердечек. Ответное «Повторим» прилетело с вереницей глупых поцелуйчиков. Да, этот день в Париже он точно не забудет.
Левойс фичок.Роберт пришел на эту постановку уже пятый раз за тот короткий отпуск, что проводил в Боруссии. Каждый такой поход на следующие несколько дней застревал тупой болью под ребрами, там, где билось сердце, угрожая неприятными последствиями, но не ходить сюда Роберт тоже не мог.
Сегодня был финальный показ — последний в родном городе. Дальше балетная труппа уедет на год в турне по миру. Новые города, новые возможности. Сегодня последний шанс поговорить…
Роберт поёрзал в неудобном кресле. Он осознанно покупал билеты на галёрку, избегая даже случайной возможности попасть на глаза тому, на кого сейчас вместе с несколькими сотнями других пар глаз смотрел, затаив дыхание.
Классическая постановка Щелкунчика по Чайковскому — ничего нового. Так почему же каждый просмотр был для Роберта неким откровением? Вот и сейчас сердце подскочило вверх и осталось трепыхаться где-то в горле: из-за декораций появился главный герой. Роберт судорожно сжал в подрагивающих пальцах программку, где крупным планом светилось улыбающееся остроносое лицо. Рыжие волосы в свете прожекторов казались совсем золотыми, а пушок на скулах вызывал такую истому, что Роберт совершенно серьезно опасался кончить от вида одной только фотографии.
Он ухватился глазами за луч софита, в центре которого грациозно двигалась стройная фигура, затянутая в тонкую плотно облегающую ткань. Одежда не скрывала ничего, и служила украшением скульптурной красоте этого тела. Длинные ноги легко поднимали своего владельца высоко над сценой.
Сейчас Марко, широко раскинув руки, крутил туры. Казалось, он парил в воздухе, настолько лёгкими были его движения, и только Роберт знал, чего эта легкость стоила самому Марко. Годы тренировок, бесконечые часы репетиций, мучительные травмы, когда слезы текут не от боли, а потому что понимаешь, что последует за этим. Марко прошёл через все тернии на пути к своей славе. Кто-то сомневался, но Роберт искренне считал его лучшим. Сам он никогда не мог похвастаться такой скоростью вращения пируэтов. Ему лучше давались мощные прыжки с разножкой или с продвижением по периметру. Хотя искусством танца оба владели, каждый в своей уникальной неповторимой манере.
Он тряхнул головой, освобождаясь от ненужных мыслей — сейчас их давнее соперничество было не важно — и вцепился глазами в Марко. С его места в зрительном зале рассмотреть черт знакомого лица было невозможно, но за долгие годы Роберт изучил его досконально — каждый каждый миллиметр светлой кожи, каждую морщинку, каждую веснушку и родинку — и теперь ему не требовались глаза, чтобы видеть, достаточно было выудить картинку из памяти.
Музыка нарастала. Мощь духовых и ударных слилась в единый поток, затопив декорации, сцену, зрителей и лишь подвластная невероятному танцу Марко утихала укрощенная или оживала вновь в своём неистовсте.
Когда Роберт снова смог дышать, Щелкунчик уже оттанцевал сольную партию и под гром аплодисментов скрылся за кулисами. На смену ему вышел кордебалет, отрабатывая сценарий, к которому Роберт тут же потерял интерес. Главный герой появится теперь только для финала, а после смоет макияж, переоденется в куртку и джинсы, поднимет воротник, и опустив бейсболку низко на лицо, смешается с толпой и сбежит, не желая общаться ни с ругавшей его прессой, ни с восторженной публикой.
Роберт поднялся со своего места и извиняясь перед теми, кому заслонял сцену, быстро направился к выходу. Корзину с полсотней огромных белых роз доставили вовремя. Курьер, глупо улыбаясь дожидался заказчика в фойе. Роберт быстро кивнул и раздраженный неуместной жизнерадостностью посыльного, небрежно махнув рукой, перехватил цветы.
Нужно было торопиться, пока еще есть время. Более подходящего момента не будет. Только сейчас Марко уязвим настолько, что, наверное, даже выслушает его. Уставший и опустошенный после тяжелого спектакля, отдавший себя целиком до последней капли роли… Роберт надеялся, что Марко не сможет быть той смесью яда и ярости, на которую он натыкался каждый раз при встречах на светских мероприятиях или совместных гала-концертах.
Он поспешил в сторону гримерных, широко улыбаясь служащим театра, которые легко узнавали в нём столичную звезду и только некоторые из них помнили его танцором этой самой балетной труппы.
Роберт передернул плечами, словно стряхивая чужие неприятные взгляды. Он не помнил никого из них и ему было плевать, кто все это за люди.
Роберт практически взбежал по винтовой лестнице до третьего этажа, когда до него донеслись обрывки разговора.
— Левандовски прекрасный танцор! Жаль, что уехал в Баварию.
— Чего ему не танцевалось у нас?
— Чёрт его знает…
Роберт чуть было не остановился, чтобы в очередной раз объяснить, что этот театр не предел мечтаний, и что можно достичь куда большего в столице, но поборов малодушное желание, лишь ускорил шаг. И тут до него долетела фраза, больно резанувшая по-живому.
— Наверное, хотел солировать, но разве с нашим Марко может кто-то сравниться?
Роберт вздрогнул как от удара. Боль где-то в груди вынудила его согнулся пополам. Воздуха отчаянно не хватало, но именно сейчас Роберт всем сердцем был готов согласиться с тем, что слышал. С Марко не может сравниться никто на этой огромной планете, и он обязательно вернёт его, чтобы шептать ему это на ухо между ласками поцелуями.
Анон с кофешопками вернулся, потому что ноосфера внезапна, как пиздец, простите мой французский. Поэтому:
кофешоп!ау, Мюллер, (возможно)!Нойер/Киммих не спрашивайте, я вообще не по Баварии, некоторый рейтингС тех пор, как Томас начал писать, он взял за правило торчать в кофейнях. Во-первых, это звучало и выглядело солидно — изучение людей, поиск сюжетов, записки на салфетках (на планшете, на самом деле, но кто смотрит). Во-вторых, Томас любил кофе. Он смеялся сам над собой, бормоча: "Томми, ради бога, ты обсидел, словно муха, все паршивые пластиковые сиденья в своем квартале и трёх соседних", но продолжал искать что-то действительно особенное.
Когда буквально на его улице появилось новое заведение с вывеской, гласившей: "Кайзерино", Томас не стал торопиться. В предвкушении прогуливался мимо, заглядывал в окна, принюхивался к кофейному аромату. Увидев однажды, как здоровенный детина выгружает из фургона ящики, демонстрируя впечатляющие мышцы на обнажённых руках, Томас решил, что это знак (детина был очень колоритен в своей майке с то ли оборванными, то ли неумело отстриженными рукавами, а его задница, когда он нагибался за очередным ящиком грозила стать любимой фантазией Томаса), Томас сбегал домой за недальновидно оставленным планшетом и распахнул простую деревянную дверь со звякнувшим колокольчиком. Ему сразу понравилось буквально всё: непритязательный интерьер в приятно тёмных, но не мрачных тонах, объявление, что посетители сами забирают кофе, три столика с деревянными стульями и то, что давешний детина, вопреки объявлению, ставил картонный стаканчик и тарелку со штруделем перед парочкой посетителей и ворковал с ними о чём-то неслышном.
Похоже, детина, одетый на этот раз в джинсы, водолазку и длинный фартук, был хозяином и единственным работником кофейни. Он приветливо кивнул Томасу, вернувшись за стойку, принял заказ и занялся приготовлением латте, удивительно элегантно производя все те, почти ритуальные действия, которые делают каждого баристу столь загадочным. Томас откровенно залипал и на руках, в которых все эти чашечки, ковшички, ложечки выглядели игрушечной посудой для кукол и мишек, и на лице необычного баристы — крупные черты, прекрасные синие в этом освещении глаза с длинными ресницами, четко очерченные губы и волевой подбородок.
Опомнившись, Томас уселся за столик и принялся наблюдать, ломая голову, как название "Кайзерино" сочетается с этой внушительной фигурой, плавно движущейся за стойкой. Бариста принес ему кофе, улыбнулся и развернулся когда хлопнула задняя дверь и резкий голос рявкнул:
— Мануэль!
Бариста вздрогнул, опустил плечи и двинулся навстречу неизбежному. Томас вытянул шею: неизбежное выглядело как невысокий, относительно Мануэля, довольно хрупкий молодой человек, которого можно было бы назвать миловидным, если бы не презрительное выражение лица, раздувающиеся широкие ноздри и мрачный взгляд из-под бровей. "Вот он — Кайзерино" — подумал Томас, наблюдая, как молодой человек увлекает свою жертву за стойку и начинает злобно выговаривать ему, судя по доносящимся обрывкам разговора, за то, что тот выходит в зал, несмотря на объявление. В голове Томаса сама собой соткалась очень яркая и живая картинка:
Стул с красной бархатной обивкой, очень напоминающий трон, стоит посреди подвального помещения. Кайзерино вольготно развалившись на сидении, свесив одну ногу с подлокотника, расстёгивает ширинку и начинает ласкать себя ленивыми движениями. Перед троном на коленях стоит обнажённый, не считая ошейника, Мануэль, не отводя глаз от этой картины. Кайзерино встаёт, не удосужившись застегнуться, знаком велит Мануэлю подняться, ведёт его к столу, где разложены плети, анальные пробки, фаллоимитаторы и даже, кажется, розги и поводит рукой, предлагая, по-видимому, выбрать. Мануэль решительно указывает на одну из плетей — красную, многохвостую и идёт к грубому косому кресту, позволяя распять себя во всём великолепии наготы крупного тренированного тела. Его член уже стоит и Кайзерино мельком облизывает губы, глядя на покрасневшую головку, а потом по-мальчишески улыбается, прежде чем нанести первый удар...
Томас, встряхнув головой, вернулся к наблюдению. Мануэль слушал всё больше злящегося мальчишку, стараясь всем языком тела показать покорность, но его подбородок выдвинулся вперёд, а челюсти сжались так, что желваки были видны Томасу совершенно отчётливо. Томас ухмыльнулся и прикрыл глаза, чтобы погрузиться в изменившуюся сцену:
Мануэль всё ещё голый и в ошейнике, с полыхающими следами на бёдрах, груди, животе сидит на кровати и сдирает джинсы с Кайзерино, перекинутого через его колени, одной рукой придерживая заломленные руки. Обнажившиеся ягодицы он, не обращая внимания на, срывающиеся на визг, крики, нежно оглаживает, целует, разминает, а потом, изменив положение, чтобы зажать своей ногой дрыгающиеся ноги мальчишки, резко с оттяжкой шлёпает раз, другой, третий, устанавливая размеренный ритм. Кайзерино скулит, но с каждым ударом все активнее ёрзает, чтобы потереться пахом о колено своего мучителя...
— Принести вам ещё латте?
Томас открыл глаза, уставившись на улыбающегося Мануэля, материализовавшегося у столика. Кивнул, ещё один кофе был бы кстати, не светить же эрекцией, и не выдержав, небрежно поинтересовался:
— Вы опять выходите в зал. Не боитесь, что ваше начальство вас накажет?
Мануэль улыбнулся ещё шире, так, что вокруг сощурившихся глаз появились веселые морщинки:
— О, не волнуйтесь, поверьте, наказание пойдёт только на пользу.
Томас проводил взглядом широкую спину и включил планшет. Этот сюжет определённо стоило записать.
— Я бы хотел увидеть владельца этого... заведения.
Маленький забавный бариста, похожий на галчонка, оборачивается в сторону неприметной двери и без затей кричит:
— Серхио!
Серхио улыбается во все многочисленные белые зубы, но его улыбка увядает, как только Тони очень вежливо, тихо и внятно спрашивает:
— Серхио, вы знаете, кто я?
— Да, конечно. Вашу колонку с обзорами кофеен читают и те, кто в этом бизнесе, и посетители. Вы очень влиятельны и э-э-э...
— Беспристрастен.
— Ну да, можно это назвать и так...
Серхио теперь выглядит, будто хочет закрыть собой баристу, и Тони на мгновение задумывается, кто он ему — брат, друг, парень... Но это точно не его дело и он продолжает:
— Тогда, Серхио, может быть вы скажете этому молодому человеку, как меня зовут?
Серхио послушно поворачивается и деревянным голосом произносит:
— Лукас, этого человека зовут Тони Кроос.
— Тогда, раз мы всё выяснили, может вы мне подскажете, что вот это такое? — Тони демонстрирует Серхио и Лукасу стаканчик с логотипом кофейни и размашистой надписью чёрным маркером: «Антонио».
Лукас прыскает в кулак, Серхио извиняется, но не слишком убедительно. Тони спокоен:
— Лукас... — он говорит проникновенно, зная, что его голос сейчас гипнотизирует и пугает — вот, если бы я вас называл... — он щёлкает пальцами, пытаясь подобрать аналогию — скажем, Люцифером?
— Я был бы вне себя от радости, — бодро отвечает Лукас — сэр.
— А я вот совсем не рад. И, кстати, ваш кофе в лучшем случае средний — слишком сладкий... — Тони слышит, как Лукас бормочет, что-то удивительно похожее на «кислое лицо», но игнорирует выходку — пропорции нарушены, зёрна пережарены.
— Но никто не жаловался — вставляет Серхио и Тони позволяет малой толике своего раздражения прорваться наружу:
— Потому что ваш бариста бесстыдно флиртует с посетителями любого пола и возраста.
— О... — говорит Серхио, пытаясь удержать лицо серьёзным. Тони искренне надеется, что ему это удастся.
На улице Тони, игнорируя урну, крепче сжимает стаканчик (он будет третьим в его маленькой коллекции) и оборачивается, услышав шаги. Серхио выглядит, как и должен, — обеспокоенным его внезапным прощанием:
— Тони, я прошу вас дать нам ещё шанс.
— Увольте баристу.
— Лукас на самом деле только помогает, он у нас кондитер, просто форс-мажор, людей не хватает и мне казалось, он неплохо справлялся. Нам практически некем его заменить сейчас...
— Да я в рот не возьму ничего из его рук... Ладно. Один шанс.
Серхио благодарит, а Тони кажется видит длинный смуглый нос скрывающийся за дверью.
***
В этот раз кофе ему готовит лично Серхио. Впрочем, приносит стаканчик с твердой рукой начерченным: «Тони» Лукас. Тони захлёбывается воздухом от возмущения — на бейджике Лукаса написано безошибочно узнаваемыми почерком и маркером: «Люцифер», а на голове красуются маленькие светящиеся рожки. Лукас улыбается искренне, тут же оборачиваясь, чтобы помахать компании молодежи, одобрительно свистящей ему, а Тони в ярости сверлит взглядом тарелку с десертом, который он не заказывал — Павлова — белоснежное безе украшено двумя ягодами голубики и кусочком клубники, образуя грустное лицо с голубыми глазами и трагически опущенными уголками губ.
— За счёт заведения... — шепчет Лукас прямо в ухо Тони и убегает за стойку, где ждут непритязательные клиенты, готовые терпеть небезупречный вкус ради доброго слова и широкой улыбки.
***
Кофе был отличный — Тони без жалости выбрасывает стаканчик — Павлова тоже, но на душе как-то... кисло и даже язвительные обороты для будущей колонки не хотят выстраиваться в убийственной остроты лезвие, которым он прикончит эту богадельню.
На Тони налетают сзади и он успевает извернуться, чтобы встретить губами губы Лукаса, а спиной — кирпичную кладку. Лукас целует его отчаянно и агрессивно, но Тони отвечает с той же страстью, разворачивая Лукаса, прижимая уже его к стене всем телом. Оторвавшись, чтобы заглянуть во влажные карие глаза, чувствуя, как беспокойные пальцы разрушают его причёску, обречённо выдыхает, опускается на колени, положив ладони Лукасу на бёдра и смотрит снизу, трагически опустив уголки рта, чтобы сходство с портретом на безе было полным. Лукас смеётся, расстёгивает ширинку, освобождая член, и взвешивает его на ладони:
— Ты вроде говорил, что в рот не возьмёшь ничего из моих рук?
Тони рычит, подаётся вперёд и дальше Лукас почти ничего не говорит между стонами, кроме: «Антонио» или даже «Ах-а-н-тооони-о» и Тони думает, что мог бы привыкнуть к этому...
***
— И что ты напишешь в своей колонке? — спрашивает Лукас, когда они сидят рядышком на крыльце чёрного хода в кофейню.
— Что десерт был великолепен — абсолютно серьёзно отвечает Тони, проводя языком по губам, слыша как снова сбивается дыхание Лукаса.
— А кофе?
— А кофе я подам тебе утром сам. При мне ты близко к кофемашине не подойдёшь.
Анон-дятел и только сейчас обнаружил в закормах зарисовку, обещанную и написанную еще в ночь после церемонии вручения ЗМ в декабре 2019. 2LM10+Иван Ракитич. 1/2. NC-17. Очень странно получать самую престижную индивидуальную награду из рук Луки Модрича, того самого Модрича, который год назад сначала надрал задницу его сборной, а потом, сам того не желая, ворвался в их разборки с Роналду, и не просто ворвался, а еще и прихватил извечный предмет спора с собой. Того самого, который уже много лет является заклятым врагом – мадридистой. Ирония судьбы, не иначе. Лука подбадривающе улыбается ему, так естественно и раскованно, будто Лео впервые стоит здесь и принимает Золотой Мяч из рук в руки, будто он – сопливый дебютант. Хотя, справедливости ради, он действительно нервничает и не чувствует себя уверенно под обстрелом камер и сотни глаз. Модрич жмет руку, обнимает, поздравляет, на секунду охватывает своим покровительством и отходит в сторону, он светится счастьем и абсолютно спокоен, не то что Лионель. Месси отвлекается на обращение Дидье, а потом уже не обнаруживает Луку на сцене. Странный человек – удивительный, сильный, но очень странный. В фуршетном зале быстро становится душно, дурно, шумно и очень утомительно, но Лео не может просто так покинуть праздник как бы имени себя. Дети устали, и Антонелла увозит их в отель, в котором они сегодня остановились. Лео провожает ее тоскливым взглядом и отворачивается от толпы гостей. Фужер с игристым в руках кажется невероятно тяжелым, и Месси осушает его залпом, на автомате ставит пустой бокал на поднос первому проплывающему мимо юноше-официанту, ловко снующему между людьми, и прикрывает ладонью глаза. Голова слегка кружится, во рту стоит кисловатый привкус брюта. Кругом куча народу, и ни одного друга. Гризманн не в счет. Жерар и Луис дома в Барселоне, Серхио где-то в Англии, а Ней… Ней здесь, в Париже, но абсолютно недосягаем сейчас В эти минуты Лео был бы рад даже его компании, с ним можно было бы болтать на родном испанском наречии, а так все приходится слушать английский гомон, да французское тарахтение. И тут, как по заказу, внезапно рядом материализуется Лука Модрич с двумя бокалами в руках, один из которых тут же всовывает в руку Лионелю. Он выглядит довольно элегантно в этом своем синем костюме, еще и подмигивает лукаво, салютует своим напитком и отпивает глоток. Месси, не отдавая себе отчета, повторяет за ним, но осушает половину фужера. Модрич усмехается и заводит непринужденную беседу на испанском, суть которой, на самом-то деле, им обоим неинтересна. Лео смотрит на Луку и диву дается, так не похож тот сейчас на себя обычного – всем известного скромного и тихого полузащитника «Реала», так отличается от бойкого и волевого капитана сборной Хорватии, и уж точно не идет ни в какое сравнение с тем агрессивным и нахальным любовником, с которым они однажды разделили постель и Ивана Ракитича. Вспомнился их немой диалог и прокушенная губа, вспомнилось обещание самому себе всенепременно завалить проклятого LM10. За побежденную Аргентину, за Эль Классико, за Ивана, до сих пор готового тащиться за Модричем хоть на край света, за себя, искушенного той ночью и зараженного идеей фикс, за эту слегка заигрывающую, но острую ухмылку и прямой взгляд потемневших глаз. Лука обрывает себя на середине фразы, будто что-то улавливая в настроении Лионеля, и зовет пойти с собой. Вкрадчиво обещает сюрприз, раз уж Месси сегодня триумфатор. Любопытство, подстегнутое вспышкой необоснованной злости, толкает подчиниться, позволить увести себя с этого праздника жизни. Усталость диктует повиноваться, лишь бы уйти из этого места. Каким-то образом Модрич умудряется вывести его из зала совершенно незаметно, никто не обращает на них ни малейшего внимания. На парковке их ждет черный неприметный Фольцваген с тонированными окнами, а уже в салоне Лука доверительным голосом обещает, что Лео понравится. От этого полушопота на ухо у Месси бегут мурашки. Модрич дает команду водителю и отворачивается к окну, что-то торопливо строчит в мессенджере своего телефона и до конца поездки не произносит ни слова, а у Лионеля в голове крутятся тысячи вариантов, один невероятнее другого. Легкое возбуждение окутывает разум – что там задумал этот черт хорватский? Они поднимаются по лестнице черного хода не самого расфуфыренного отеля Парижа. Модрич и о конспирации позаботился. Их никто не ждал и не встречал, их никто не видел, а значит можно было быть спокойным, никаких статей о внезапном исчезновении Лионеля Месси и появлении его же в не самой ожидаемой компании в каком-то средненьком отельчике. Уже в коридоре четвертого этажа (почему именно четвертого?) Лео впервые за последние полчаса останавливается и пытается вразумить себя, развернуться и уйти, в конце концов он же тут не один, в отеле в центре Парижа ждет Антонелла. Модрич реагирует мгновенно, цепко хватает его за локоть и тянет за собой, не давая задумываться о своих действиях, подавляя и лишая воли. Лука легонько вталкивает его в номер справа и закрывает дверь за собой. Лионель по инерции проходит вперед из прихожей в комнату и застывает на месте. Перед ним широкая кровать, застеленная сине-красным бельем, вокруг на полу то тут, то там стоят зажженные свечи, в бокалах на маленьком столике в центре сияет в свете свечей красное вино, а на постели собственной персоной возлежает Иван Ракитич совершенно возмутительно обнаженный и уже впечатляюще возбужденный. Сзади раздается смешок, Лука явно доволен произведенным эффектом, толчок, и Месси оказывается перед самой постелью. Иван поднимается на колени и оказывается почти вровень с Лео, заглядывает в глаза и тянется за поцелуем. Лионель дает себе лишь секунду на принятие решения. Что тут сказать, к этому все и шло с того момента, как Лука Модрич впервые за вечер улыбнулся ему и пожал руку. Хорваты явно сговорились, и кто Лео такой, чтобы отказываться от предложенного подарка, памятуя о предыдущем совместном опыте? Первое прикосновение губ нежно и скорее уж раздразнивает, поэтому Месси сам берет инициативу в свои руки и прижимает все еще стоящего на коленях на покрывале Ивана к себе за волосы на макушке. Ракитич стонет в этот грубоватый поцелуй, но не сопротивляется. Сзади слышатся шорох одежды и тихие шаги. Модрич уже без пиджака и бабочки опускается на кровать, устраивается за спиной Ивана и тут же принимается вылизывать его шею и плечи. С Лео он намеренно не соприкасается, даже не смотрит в его сторону. Ракитич мгновенно плавится в их руках, тихо стонет и дрожит, то тянется к губам Месси, то откидывает голову на плечо Модричу. Лука удерживает Ракитича поперек талии и кивает Лионелю, мол, раздевайся, а сам, продолжая нашептывать что-то Ивану на ухо на своем тарабарском, стягивает с себя рубашку и брюки, оставаясь в одном белье. Иван плывет от чужого обжигающего дыхания и горячих речей, видя это, Лионель торопливо срывает с себя костюм и ботинки, отталкивает Модрича и буквально заваливает податливого Ракитича на спину. Они так больше ни разу не спали вместе после той злополучной ночи на троих, поэтому Лео вновь вспоминает это тело под собой, изучает изгибы, ловит ответные реакции и наслаждается ощущением желанности. Похоже Иван тоже скучал, по-видимому, у Луки Модрича имеется свой интерес. Вон даже не вмешивается в процесс, сидит сбоку, да смотрит своими внимательными глазищами, будто все, как и надо, будто даже обыденно и в порядке вещей. Ракитич послушно выгибается и стонет, царапает плечи Лео и трется всем телом, а потом как-то резко диспозиция меняется. Лионель оказывается лежащим на лопатках, а Иван возвышается над ним и плавно дразняще двигается на его бедрах. Глаза хитрющие, а руки тянутся к груди Месси, оглаживают, усыпляют бдительность. Из-за плеча Ивана возникает Лука, смотрит в глаза Лео, кусает светлую кожу шеи перед собой, зализывает укус, метит и сыто облизывается. Он помогает Ракитичу привстать, по-хозяйски обхватывает своей ладонью возбужденный член Лионеля и направляет его прямо Ивана. Тот плавно опускается и хрипло стонет, все также откидываясь на Модрича, кусает свои губы, но продолжает гладить Месси по животу и груди. У Лео перехватывает дыхание от ощущения жара и тесноты внутри Ракитича, а он уже и забыл, как хорошо оно бывает, запамятовал, как прекрасен был Иван в постели. Ракитич постепенно ускоряется, разгоняет темп, склоняется и глубоко целует. Лионель зажмуривается от ощущения полнейшего кайфа, а потом все резко прекращается. Лео распахивает глаза и уже открывает рот, чтобы возмутиться, да так и закрывает его. Лука тянет Ивана за талию, натягивает на свой член, толкает в спину и заставляет упасть на грудь Месси. Ракитич блаженно улыбается и позволяет брать себя так глубоко, как Модрич может, подмахивает, кусает соски и губы Лео, иногда вскрикивает, а потом опять оказывается насажен на взвинченного Лионеля. И так продолжается несколько раз – Иван то оказывается на Месси, то его таранит осатаневший Лука, похоже почувствоваший себя хозяином положения. Лионель быстро понимает правила и встраивается в игру, затеянную Модричем. С Ракитича пот ручьем бежит, а два LM10 никак не насытятся, трахают по очереди, доводят до изнеможения, но никак не позволяют сорваться вниз. Лука вдавливает его в Месси в последний раз, проводит пальцами по возбужденному члену, и Иван кончает с громким криком, заглушаемым губами Лео. Модрич успокаивающе гладит Ивана по вздрагивающей спине, нежно целует лопатки и спрашивает на испанском, кого он хочет видеть сверху. Почему-то Лионель сразу понимает о ком речь и сглатывает слюну. С одной стороны здесь и сейчас он страшно хочет засадить чертовому запевале-Модричу, с другой – он бы предпочел понежиться с Ракитичем в объятиях и возможно даже получить хороший минет. Иван теряется с ответом, оборачивается на Луку с осоловевшим взглядом и… ничего не отвечает, молча откатывается в бок и пытается выровнять дыхание.
2LM10+Иван Ракитич. 2/2. NC-17 Модрич хмыкает и решает все за всех. Раз старший, значит можно. Он резко наваливается на все еще лежащего Месси, рычит и вгрызается злым, агрессивным поцелуем. Лео моментально подбирается и не сдает позиции, отвечает с не меньшим пылом и страстью, злобой и жесткостью. Это не Иван, это ненавистный LM10, с ним можно все. Несколько минут они то ли борются, то ли целуются, катаются по постели, каждый пытается оказаться сверху, вдавить оппонента в матрас. В итоге Модрич делает какое-то неуловимое движение и оказывается на спине, в раз обмякает, становится каким-то гибким и податливым. Лео дуреет от его внезапной покорности, но на задворках разума понимает, что все это неспроста, подозревает, что это какой-то очередной хитрый тактический ход. Лука приглашающее раздвигает колени и сам подается навстречу, обхватывает своими знаменитыми сильными икрами Лионеля за бока и позволяет войти в себя. Месси повторно за вечер чуть не улетает. Хорватский хитрован, оказывается, уже даже подготовился, и когда успел? Теперь понятно, почему он сначала позволил Месси владеть Иваном единолично, ясно, чем был занят, маскируясь безучастностью. Вот черт. Лука скалится под ним, но не сдается, крепче давит на бока, подмахивает и молчит, смотрит прямо в глаза и молчит. Лео сложно дышать, но отступать он не собирается, уж стон-то он хоть как из Модрича вышибет, вытрахает вместе с мозгами. Лео прекрасно помнит этот хриплый низкий голос – тогда Лука тоже только раз позволил себе не сдержаться, но зато как. Наверно, они бы задушили друг друга, но тут вмешивается Иван. Он просит их сбавить обороты, говорит, как охуенно они смотрятся вместе, что на сцене, что в постели, напоминает – это не футбольное поле, здесь не требуется меряться силами. Модрич с мгновение смотрит на Ракитича, еле заметно кивает и отпускает тиски своих ног. Лионель вдыхает полной грудью и замедляется, движется плавнее, мягче. Руки сами собой тянутся огладить, изучить подробнее распластанное тело. Пальцы проходятся по выступившим ребрам и сухим мышцам. Без одежды Лука выглядит еще компактнее, но крепче. Месси даже нравятся эти четкие очертания, острые углы, и цепкие пальцы. Этакий контраст. Иван гибче и ладнее, а Лука – жилы, кости, да кожа. Лео обхватывает ладонями его талию по бокам так, что большие пальцы смыкаются на уровне пупка, он плавно, но коротко толкается, теперь уже не стараясь подчинить, а просто потому что так удобно им обоим. Модрич запрокидывает голову, кусает собственный палец, но никоим образом не препятствует. Иван рядом улыбается, целует Лео в щеку, шею, плечо, одной рукой оглаживает его руку, проходится пальцами по пальцам на животе Луки, соскальзывает вниз и целует Модрича. Лионель прикусывает губу и разок, на пробу, толкается сильнее и резче. Явно не ожидавший Лука коротко мычит в поцелуй Ивана и сильнее сжимается на члене Месси. Лео запоминает и снова возвращается к плавному скольжению. Ракитич возвращается к нему, оказывается за плечом, ласково вылизывает ухо и жарко шепчет грязные комплименты, дает парочку советов, как лучше действовать с капитаном его сборной, и вновь откатывается в сторону, давая двум LM10 полный простор действий. На мгновение Лионель слегка теряет контроль, под натиском накатывающего волнами возбуждения, и Модрич этим пользуется сполна. Он отталкивается от постели и вынуждает Лео сесть на колени, сам оказываясь сверху, и пускается в свой безумный пляс. Лука скачет на члене Месси, оттягивает его голову за волосы назад, кусает, вылизывает укусы и засосы, сам задыхается, но не отпускает Лионеля. А потом ловит момент и властно целует, чувствуя, как Лео скручивает удовольствием, а собственное семя заливает им животы. Месси не сразу понимает, что протяжный стон, приглушенный поцелуем, принадлежит ему самому, а вторит ему желанный голос в конце сдавшегося Модрича. Его пронзает повторная волна удовлетворения: пусть это не полный выигрыш, но своего он все же добился – Лука не удержался. А то, что сам стонал – ничего – боевая ничья, лучше проигрыша. В конце концов, все они получили свою порцию удовольствия. Модрич на какое-то время замирает на Лионеле, опустив голову на его плечо, будто повисает безвольной куклой. На самом деле Лео приятно ощущать его необременительную тяжесть и легкую посторгазменную дрожь худого тела. Сбоку их обоих обнимает Иван, целует в висок поочередно и признается в любви. Обоим. Наверно, это логичное завершение того, что они начали еще год назад, наверно, это вполне сносный подарок за сегодняшний триумф Лионеля Месси, учитывая, что с ним в постели такой живой и такой красивый Иван, да еще и непокорный и, казалось бы, непогрешимый Лука Модрич. Когда они, наскоро приняв душ, утомленные и удовлетворенные валятся на разворошенную постель, Лео какое-то время рассматривает засыпающего на плече Ракитича теперь-уже-не-соперника-LM10, подмечает мелкие детали, о которых раньше и не подозревал, анализирует произошедшее, находит сходства. Лука распахивает темные глаза и упирается ими прямо в Лионеля, и Месси кажется, что он видит свое отражение.
А вот Доктор более полугода зрел и ждал свой момент. А после матча звонит в Италию: "Ну что, детка. Видел, как я его?" Павел обязан оценить, я настаиваю! Хотя бы по телефону. Ох, анончики... Брыхабала. Коротко. Максимум R-каПауло смотрит матч и не сразу понимает, что следит не за передвижениями мяча и игроков, а пялится на фигуру в розово-черном. Ему идет такое сочетание цветов. Пауло облизывается и разглядывает в телевизоре крупный план Феликса Брыха, взятого в объектив камеры. Да, Доктор Брых сегодня бесподобен и безупречен. Ровно до 89-ой минуты. Пауло ахает от неожиданности, когда Феликс взмахивает вверх рукой с зажатой в ней красной карточкой прямо над возмущенным Артуро Видалем. Дибале стыдно признать, но этот момент доставляет ему неправильное и непрофессиональное моральное удовольствие. Он еще не забыл конфликт с Артуро на Копе. Легкое томление, присутствовавшее в теле на протяжении всей игры, начинает покалывать первыми искорками возбуждения. Последующие 10 минут матча Пауло не отводит взгляда от фигуры арбитра, уходит в себя, когда трансляция заканчивается и приходит черед дурацкой рекламы. Дибала впадает в легкое оцепенение, вспоминая, смакуя яркие образы на подкорке сознания. Вырывает его из грез телефонный звонок. Пауло вздрагивает и опускает взгляд на дисплей. Ну вот зачем он тогда совершил такую глупость, зачем дал Брыху свой номер? Безрассудно, необдуманно, но искренне. "Потому что так захотел," - напоминает себе Пауло, не решаясь взять трубку. Подумать только, Феликс, набегавшийся, разгоряченный, потный и совершенно точно уставший звонит ему, Дибале, сразу же после матча. Ладони потеют, а члену в штанах становится тесно. О да, он бы сейчас с радостью оказался рядом с таким Брыхом, прошелся бы языком по солоноватой коже шеи и груди, ощутил бы на себе крепкую хватку сильных рук и вкрадчивый шепот в ухо, а потом опустился бы на колени. Пауло мотает головой и берет трубку. — Mein Herz, ну как тебе? Видал, как я его? — преисполненный самодовольством низкий голос Феликса бьет под дых, и Дибала сдается, тянется рукой за резинку штанов и белья, обхватывая полувозбужденный член всей пятерней и с придыханием выдает короткое "Jaaa".
левойс-зарисовка по мотивам обсуждения Роберта в треде. Никакой реальной матчастиКогда Роберт впервые видит Марко он... разочарован. Слишком хрупкий, слишком избалованный, слишком нежный. Пожимая ему руку (рукопожатие крепкое, без попытки выпендриться), Роберт пытается очистить голову от предубеждения, он знает историю Марко, ничто в ней не говорит о тепличном цветочке, но парень перед ним выглядит подростком, ищущим то ли приключений, то ли всеобщей любви. Последнее, впрочем он получает почти сразу. Роберт раздражается.
На тренировке Марко неправильно выполняет упражнения. Так он скорее получит растяжение, а то и разрыв связок, чем какую-то пользу. Роберт подходит и объясняет. Марко вскидывает на него мечтательный взгляд и посылает таким многоэтажным матом, что Роберт, прекрасно знающий язык, понимает едва ли половину. Он использует свой лучший ледяной взгляд, который Марко смаргивает, как капли воды от поливали. Роберт отходит, так и не найдясь с ответом, но видит и слышит, как тренер говорит абсолютно то же самое, а Марко слушает его чуть ли не благоговейно, кивая на каждое слово. Блядь.
Потом ему кажется, что Марко флиртует с ним. Роберт знает, что не очень хорош в расшифровке намёков, но как ещё можно трактовать этот розовый язык, то и дело облизывающий губы, этот приоткрытый рот и эти трепещущие ресницы? Роберт любит свою девушку, парни привлекают его, но не настолько, чтобы это стало проблемой, однако он решает подыграть. Марко — загадка, а Роберт любит, чтобы все загадки были разгаданы, все пазлы собраны и вставлены в рамочку, все башни построены, разобраны и кубики убраны в коробку. Он любит порядок, ясность и стабильность и однажды блокирует Марко у его шкафчика, тяжело опираясь о металл ладонями по обе стороны встрёпанной головы. Роберту интересно. Через мгновение он пытается вдохнуть хоть немного воздуха, согнувшись пополам, вцепившись в сползающее полотенце, а Марко спокойно одевается и уходит даже не посмотрев, стало ли Роберту лучше.
Всё было бы проще, если бы их взаимодействие на поле не было бы идеальным. Это как секс с партнёром, который делит с тобой постель годами и вы знаете друг друга, как самих себя. Марко легко прыгает Роберту на руки, горячо обнимает, целует в шею, а потом, в раздевалке холодно прощается и уходит. Роберту кажется, что у него шизофрения, депрессия, размягчение мозга и он серьёзно размышляет о визите к психологу, а может быть и к психиатру.
Однажды Марко усаживается на пассажирское сиденье машины Роберта и буднично спрашивает: «К тебе или в отель?».
— В отель — выдыхает Роберт и кажется впервые нарушает все правила, добираясь до места назначения в рекордные сроки.
В ту ночь он перестаёт пытаться понять. Ему кажется, что Марко смотрит на него из-под ресниц одобрительно, хотя скорее всего, он просто спит.
Оче плохая НЦа с Бартон/Торрес. Однострочник на коленке, автор не умеет в НЦу, вы предупреждены. — Ты грязный сучий пидор! — вырывалось из Джоуи каждый раз, когда Нандо целовал его ключицы. Джоуи вцепился в него в надежде оторвать к херам эти блядские руки, обхватившие его задницу. Чем дальше, тем слабее становилась его хватка, тем больше он поддавался испанской страсти. — Ты... ебаный гомосек... Я... Я, блядь... — прорывались крики Джоуи сквозь поцелуи. Он перестал вырываться и с каждой секундой слабел перед напором Нандо. Он сдался ровно в тот миг, когда Нандо коснулся языком головки. Джоуи оставалось только держать его за волосы, мечтая вырвать их с корнем. Мечтая кончить ему в трахею, чтобы эта мразь захлебнулась в сперме. Мечтая оттрахать его так, чтобы все знали, какой он жадный до ебли пидор. И втайне надеясь, что это не последняя их встреча.
Короткая ДемибалаМерих заходит в раздевалку и сразу же окунается в атмосферу всеобщего счастья и веселья. Совместное фото, пожать руку каждому, покричать, помахать руками, но осторожно, без резких движений и прыжков (надо беречь ногу), а потом добраться, наконец-то, до Пауло и крепко обнять его. Самолично. Смесь из запахов пота, средства для укладки волос и самого Дибалы ударяет в нос и действует, как катализатор, накладываясь на адреналин. Пауло жмется ближе, теснее, неприкрытой тканью кожей груди к одежде Мериха и что-то бормочет на смеси итальянского и английского. Первая волна возбуждения прокатывается вдоль позвоночника Демираля. Хотя нет. Первая была, еще когда Дибала забивал гол. Мерих шепчет поздравления, слегка касаясь губами уха, а потом не выдерживает и коротко целует Пауло в шею, ловит дрожь по телу товарища своими пальцами, пугается собственного порыва, резко отстраняется и спешно покидает раздевалку, не оглядываясь и ослабляя галстук. Сердце бешеной птицей бьется в груди, воздуха не хватает, а губы горят, помня ощущение разгоряченной, влажной, чуть солоноватой кожи. Щеки заливает краской стыда. Пауло смотрит ему вслед и задумчиво трет место поцелуя.
Малюсенькая пописулька про ракидричей. Предупреждения: читать дальшесопливо-слюнявый стремно написанный флафф. Любителям качественных текстов читать не стоит.
читать дальшеМного лет назад Лука позволил себе потерять врождённый контроль над эмоциями и потрястись Иваном настолько, что важные когда-то правила и принципы оказались погребены под лавиной чего-то невероятного, того, что происходило помимо воли и хлестало через край. Пришлось обреченно признать, что он влюбился, как мальчишка. Справедливости ради стоит заметить, что он и был тогда мальчишкой.
То, что объект его вожделения оказался одного с ним пола, противоречий, как ни странно, не вызвало, а вот от того, что чувства безответны, делалось горько и тоскливо.
Каково же было его удивление, когда он, наконец, понял, что эта странная симпатия взаимна. Хотя, «понял» — это громко сказано. Будучи «чурбаном бесчувственным», как его в шутку называли друзья, Лука оказался совершенно неспособным распознавать какие-либо намёки, которые, как выяснилось позже, этот самый объект отправлял с завидными упорством и постоянностью.
В тот памятный вечер, Лука получил лёгкий подзатыльник и горячий поцелуй — такой как и положено в подобной ситуации — долгий и влажный, с чужим языком нагло ворвавшимся в его рот и его собственным, осторожно исследующим в ответ, с неловкими столкновениями носами и зубами, сдавленным порой нервным смехом и радостно прыгающим сердцем, до конца не верящим происходящему. Только после всего этого Лука в полной мере осознал, что его тоже хотят, и, что самое восхитительное, тоже любят. Паника и восторг — с таким потрясающим по своему сочетанию коктейлем чувств Лука провел первую ночь с воплощением своих грёз.
Секс у них был отпадный. С полным комплектом сладких стонов обоих, дрожащих рук и подгибающихся коленей, нетерпеливых губ, судорожно ищущих губы другого и одновременных оргазмов пару-тройку раз за ночь. Молодость — время бущующих гормонов, желаний и возможностей.
А утром обоих ждал сюрприз в виде ярких засосов в самых неожиданных местах, синяков на бедрах, не позволяющих предположить ничего иного, кроме того, что их владельца всю ночь горячо и страстно траха… любили, болевших задниц и пропущенной тренировки.
А потом всё повторилось раз, другой, третий… Всегда одинаково горячо и всегда немного безумно.
Постепенно они привыкли к этой странной привязанности, катастрофически быстро перерастающей в нечто пугающе огромное. Торопливое суетное спаривание сменилось желанием узнать, понять, почувствовать. Методом проб и ошибок они осваивали эту науку: не делать друг другу больно, не оставлять на телах возмутительных с точки зрения общественной морали, отметин, получать и дарить удовольствие без последствий для профессионального спорта.
Было нелегко, но они справились.
Лука приподнялся на локте, всматриваясь в неверном свете луны в безмятежное лицо Ивана.
Невозможно красивый… — улыбнувшись, Лука убрал светлую прядку с его лба.
За десяток с лишним лет, пролетевших с их первой встречи Иван изменился. Ушла женственность линий, присущая юношам едва вступившим на путь взросления, уступив место грубым мужским чертам. Обозначились места будущих морщин — тонкие полоски, разбегающиеся от глаз, складочки у носа и губ, вертикальные бороздки между бровями, которые непрестанно хотелось целовать и гладить. Восторженный, самоуверенный и слегка надменный взгляд не погас, но приобрел новую глубину, заставляющую лишь задумчиво гадать о том, насколько мощное пламя полыхает там внутри. Иван, возмужал, заматерел, потеряв детскую наивность и непосредственность, приобретя взамен то очарование, которое даёт мужчине опыт и зрелость.
С блаженной улыбкой Лука сдался много лет назад, позволив щемящей нежности проникнуть вглубь своего сердца и обосноваться там, прочно вплетясь во все мысли и чувства, став их неотъемлемой частью. До сих пор не верилось, что из сотен возможных вариантов этот удивительный человек выбрал его, чтобы делить на двоих и мгновения счастья, и боль от обид и разочарований, когда бывает так плохо, что кажется, будто жизнь кончена.
Каждый раз с экстазом первооткрывателя Лука любовался Иваном. На футбольном ли поле, когда Иван собранный и сосредоточенный, словно читая его мысли открывался под пас, у себя ли в кровати, когда он обнаженный, доверчиво расслабленный, не скрывающий желания, нетерпеливо ждал прикосновений жестких грубоватых рук, становящихся мягкими только для него.
Светлые ресницы слабо дрогнули, выдав движение зрачков под веками. Иван улыбнулся во сне и тут же забавно сморщил нос, пробормотав что-то на смеси нескольких языков. Лука разобрал только свое имя, и его губы сами собой растянулись в удивительно глупой улыбке. По телу волной прокатилась дрожь, оставшись мурашками на затылке и плечах. Сонная речь Ивана звучала до невозможности пошло и вызывающе. Невыносимо захотелось прижаться к нему, обхватить его лицо руками и покрывать каждый миллиметр его кожи поцелуями медленно продвигаясь к губам.
Ох уж эти губы…
То сжатые в тонкую полоску или слегка прикушенные зубами, то расслабленно приоткрытые или растянутые в ослепительно солнечную улыбку. Лука не знал как было у других, но за себя с уверенностью мог сказать: смотреть на эти губы спокойно он был не в состоянии, потому что сердце радостно выпрыгивало из груди, чтобы плюхнуться к ногам Ивана и преданно трепыхаться там, всем своим видом показывая, что оно бьётся только для него.
Иван распахнул глаза и сонно нахмурившись в попытке сфокусировать взгляд, уставился на Луку.
— Ты чего не спишь? — пробормотал он.
— Да так, — смущенно моргнул Лука, — Не спится что-то.
Иван сжал его запястье, ощутив легкое дрожание, и потянул, вынуждая Луку перебрался на себя.
— Рассказывай, — зевнул Иван, прикрыв рот тыльной стороной ладони, — Я тоже теперь вряд ли усну.
— Да нечего рассказывать, — отмахнулся Лука, бездумно водя пальцами по его груди, очерчивая рельеф расслабленных мышц. Одеяло почти полностью сползло с кровати. На Иване остался ничего не прикрывающий уголок.
— Лука, — Иван сложил руки ему на задницу беззастенчиво оглаживая упругие ягодицы и периодически соскальзывая в ложбинку между ними, — Ты Рамосу лапшу на уши вешай, а я тебя знаю достаточно хорошо.
— Мой самоуверенный Иванко, — усмехнулся Лука, наклоняясь вперед и для удобства опираясь на локти, расставленные вдоль шеи Ивана. Чувствуя, как Иван ёрзает под ним, укладывая ноги удобнее, и коленями подпихивая его голый зад к… нужному месту, Лука заговорщически продолжил, — Может во мне проснулся вурдалак?
— Ага, а я несчастная жертва? — хохотнул Иван, сжимая его талию и уже целенаправленно усаживая его себе на бедра.
Лука поперхнулся, ощущая приятную тяжесть разлившуюся внизу живота, когда голой задницы коснулся возбужденный член. Иван подмигнул, безошибочно распознав его состояние. От недавней сонливости не осталось и следа. Он крепко прижал к себе Луку и одним движением, извернувшись, оказался на нем сверху. Мгновение смотрел в блестящие темные глаза, отыскивая в них что-то понятное только ему, а потом навалился сверху и приник к его губам, шаря рукой по полу в поисках брошенной вечером смазки и ленты презервативов.
-
-
01.12.2019 в 22:57-
-
09.12.2019 в 20:15-
-
23.12.2019 в 01:23-
-
26.12.2019 в 00:26-
-
28.12.2019 в 09:4426.12.2019 в 22:43
Жубала-анон принес небольшую зарисовку для сочувствующих жубала-анонов a(
читать дальше
URL комментария
-
-
02.01.2020 в 21:05URL комментария
-
-
07.01.2020 в 23:11-
-
09.01.2020 в 03:43-
-
03.02.2020 в 01:43URL комментария
-
-
06.02.2020 в 01:21-
-
06.02.2020 в 13:13URL комментария
-
-
09.02.2020 в 19:12URL комментария
-
-
09.02.2020 в 23:29URL комментария
-
-
10.02.2020 в 13:27URL комментария
-
-
10.02.2020 в 15:51URL комментария
-
-
10.02.2020 в 15:52URL комментария
-
-
11.02.2020 в 11:02URL комментария
-
-
12.02.2020 в 09:58URL комментария
-
-
14.02.2020 в 11:11URL комментария
-
-
14.02.2020 в 11:12URL комментария
-
-
16.02.2020 в 11:41URL комментария
-
-
20.02.2020 в 09:58URL комментария
-
-
22.02.2020 в 13:20Я собственно чего шёл. Воть:
кофешоп!ау, Тони Кроос/Лукас Васкес, Серхио Рамос рядом постоял
URL комментария
-
-
24.02.2020 в 22:062LM10+Иван Ракитич. 1/2. NC-17.
-
-
24.02.2020 в 22:06-
-
26.02.2020 в 01:41А после матча звонит в Италию:
"Ну что, детка. Видел, как я его?"
Павел обязан оценить, я настаиваю! Хотя бы по телефону.
Ох, анончики...
Брыхабала. Коротко. Максимум R-ка
-
-
28.02.2020 в 10:51URL комментария
-
-
29.02.2020 в 08:22URL комментария
-
-
09.03.2020 в 11:58URL комментария
-
-
09.03.2020 в 16:03URL комментария