Зарисовка-мозгоправка по ракидричу после Класико. Без рейтинга.
читать дальше- Бэби! - восклицает Иван, заходя в соседнюю секцию подтрибунки и гладя светлую головенку. Леди необходимо приветствовать в первую очередь, особенно если эта леди - пятилетняя Эма Модрич.
Иван обнимает ее отца, который уже переоделся в джинсы и рубашку. Перед матчем они с Лукой лишь успели обменяться рукопожатиями в ходе общего приветствия и перебрасывались на поле отрывистыми фразами, когда оказывались рядом во втором тайме. К счастью для их одноклубников, арбитров, а также к счастью для самих Ивана и Луки, окружающие, как правило, не знают хорватский язык. 21 век на дворе, но СМИ что в Испании, что на родине лучше не получать повода для жареных новостей о "братьях"-противниках.
Лука устало присаживается на ступеньки. Иван протягивает Эме раскрытую ладонь, и меланхоличный ангелочек, мини-копия отца, хлопает в ответ своей ладошкой, как было когда-то, словно полжизни назад, под прожекторами чемпионата мира. Иван здоровается и со своим маленьким тезкой, который сосредоточенно катает мяч поблизости. Кажется, Ивано Модрич понимает, насколько тяжелый день выдался у его папы, а малышка еще нет. Наконец-то можно сесть, вытянуть ноющую правую ногу и помолчать, прислонясь к плечу Луки. Иван избегает смотреть ему в глаза.
- Ты играть-то с Вальекано сможешь, герой дня? Я от того зрелища думал, что сейчас медики выбегут на поле. - Скажешь, я плохо отыграл второй тайм?
Ивано и Эма щебечут на смеси испанского и хорватского, рассказывают дяде Ивану, что хотят завести кошку, но мама опасается подозрений на аллергию у сестренки, так что они ходят в котокафе. С хорватским у них намного лучше, чем у Алтеи и Адары, и неудивительно: Лука и Ваня дома в основном говорят на родном языке, а с Ракель Иван общается только по-испански. Быть учителем дочек ему некогда, да и терпения не хватает. Сейчас он показывает детям Луки фотографии своего лабрадора, чтобы не говорить с самим Лукой о Класико, а тот охотно поддерживает разговор о пустяках и обещает детям кошку, хотя бы сфинкса.
Приходит смс о том, что барселонцы останутся на ночь в мадридской гостинице, рейс откладывается из-за непогоды. После прошлого Класико их сразу же увезли в аэропорт, несмотря на то, что Вальверде практичнее было бы не дергать команду туда-сюда за три дня. В другой раз Иван бы обрадовался задержке, потому что именно для таких, ужасно редких дней у них с Лукой есть квартирка в Мадриде, но сейчас он растерянно смотрит на него: - Ну я пойду... созвонимся утром. - Нет... давай к нам, туда. Сейчас отвезу детей с Ваней и попозже приеду. - Хорошо, - набравшись храбрости, подхватывает Иван, - баскетбол посмотрим, обсудим нашу тактику, а то всего полмесяца до начала сборов. - Да, отличная идея.
В их квартире для свиданий кружка Ивана, покрытая принтами фото сборной, стоит там же, где он ее оставил, а под креслом валяется его забытый носок. Оба устраиваются с пивом на диване и включают матч "Майами Хит". Лука закидывает руку Ивану на плечо и теребит обстриженный чубчик, но Иван осторожно отодвигается. Они смотрят игру, обсуждая растущие в геометрической прогрессии проблемы сборной.
- Деян ни за что не признается, что ему стыдно за дисквалификацию, когда мы в итоге остаемся против Азербайджана почти голыми в плане защиты. Но ему стыдно, он мне писал. Но уесть Рамоса для него было вопросом чести, сам знаешь. - Знаю, есть за что. Сейчас он ломает тренажеры, чтобы хоть чем-то отвлечь себя. - А Шиме лежит дома и зубоскалит, что надо раскидать по чужим позициям наш переизбыток хавбеков. Вон Матео поставить в защиту, за его плечами в ворота не попадут. - А тебя в нападение вместо Анте, чтобы ты забивал как сегодня, - голос Луки обманчиво спокоен и это тяжелее всего. - Лука... ты дважды не выбил мяч, пока Лео валялся полминуты. Дело ведь было не только в атаке? - Это риторический вопрос? Кто в нашей игре с Аргентиной оставил тебя полминуты корчиться на газоне? - Хрена с два такое забудешь. Но иногда ты меня пугаешь. - Это говорит человек, который фолил на половине бразильской сборной, когда меня несильно ударили по голове? - Лука улыбается, впервые после их объятий в подтрибунке. - Не на половине. И сильно. Ладно, проехали. - Сердишься из-за Лео? - Да нет, уж я-то понимаю. И он тоже, наверное. Он в порядке, это все обычные рабочие моменты.
Матч "Майами Хит" закончился. Рука Луки ползет по бедру Ивана, жар крепкой ладони ощущается сквозь спортивные штаны, но Иван нехотя отодвигается. - Ты долго будешь играть со мной в кошки-мышки? Скоро утро. - Если честно, я не уверен, нужно ли ебать расстроенного человека, не отходя от кассы, или его можно утешить без ебли. - Тебя нынче били по голове? - заботливым тоном интересуется Лука. - Ээ, нет. Только по ней и не били. - Вот и я не помню такого. А ты ведешь себя как девственник. - При чем тут "девственник"? Слушай, Реал за трое суток распрощался с Кубком и в очередной раз продул в Ла Лиге, и я, мягко говоря, приложил ко всему этому руку. То есть ногу. Я не могу не радоваться нашим победам, но в то же время, сам понимаешь...
Лука усаживается поудобнее напротив Ивана, запуская руки в волосы и становясь похожим на сову. Смотрит он тоже пристально, как сова. - А что было в 2013-м, когда ты оформил нам дубль, севильяно? - Да вы же все равно победили в той игре, 7:3. - А в 2017-м что было, когда Барса побила нас в двух матчах, с твоими голами? - В одном случае вы все-таки прошли дальше в Ла Лиге, а в другом... ну, это все равно был маловажный турнир, не то, что сейчас. - Короче, для тебя это были обычные рабочие моменты, если вспомнить наши близкие контакты третьей степени после них. А как насчет всех голевых передач, которые я делал против твоих клубов шесть лет? Припоминаешь Суперкубок в 2017-м, когда Реал трахнул твою Барсу два матча подряд и занял первое место? Может, ты после этого горестно дулся и просил меня не трогать тебя? - Нет... и очень даже просил трогать. - Иван, поэтому ты сейчас выглядишь like a virgin в наших отношениях, если после стольких лет ты вдруг стыдишься победы надо мной, заметим, честной победы, или думаешь, что я испытываю отчуждение. Я похож на ранимого подростка? - На подростка все еще иногда похож... Но факт остается фактом: из-за моих действий ты страшно расстроен, это и слепому видно.
Лука, раздраженно вздыхая, берет его за руку и отстраниться Иван уже не может, потому что диван закончился: - А я разве сказал, что после всего этого дерьма я не расстроен? Я огорчен, обозлен на себя, наших калек, на тебя и ваших. С двадцать шестой минуты матча я мечтаю надрать тебе задницу для сатисфакции. Ты собираешься и в этом меня расстроить? Между прочим, еще перед кубковым матчем ты вынудил меня всю тренировку бегать перед фотографами с палаткой в шортах. Когда перед самым началом тренировки прислал то видео. И затем ты мне кое-что обещал...
Иван улыбается, ощущая, как гора понемногу спадает с плеч: - Седьмой степени. - Что? - Близкие контакты третьей степени - это когда наблюдают инопланетян визуально, по шкале Хайнека. Выражение стало популярным из-за кино. А седьмая степень - это половой контакт с пришельцем, ее не включили в шкалу официально. Я ведь давно говорил, что ты прилетел с другой планеты... - Марш в душ, гребаный интеллектуал! - капитанским тоном рявкает Лука сквозь смех.
...Когда Лука в свою очередь выходит из душа, то обнаруживает Ивана, который одет лишь в дурацкую черную маску кота и мурлычет на кровати, изогнув спину: - Ну же, накажи котика за плохое поведение.
Роналдески - стекло стеклищенское, но мне очень захотелось хэппи енда для Феди, ведь он заслужил. Результат ночного помутнения рассудка после огненного матча, как с последней жубалой. Дилдодески. 1/2. Упоминается состояние алкогольного опьянения. Может показаться сомнительное согласие, но на самом деле все хорошо.Игра. Победа. Триумф. Раздевалка. Разгоряченные и счастливые товарищи. Восторг. Один из залов стадиона. Накрытый стол. Шампанское рекой. Счастливые и опьяневшие лица. Объятия. Аньелли. Недвед. Поздравления. Крики. Музыка. Федерико. Пауло. Бокал с чем-то крепким. Пауло. Федерико. Коридор. Комната. Все смешалось. Криштиану давно так не пил: слишком много шампанского, слишком крепкий напиток в последнем бокале, поднесенном улыбающимся Дибалой. Слишком… Да все слишком! Эмоции, победа, празднование и две пары рук усадившие его на диван в какой-то комнате, стаскивающие одежду, пара губ шепчущих на итальянском, целующих в скулы, шею, грудь. Криштиану распахивает глаза, перед ним все будто в тумане, кожа, ставшая слишком чувствительной, буквально кричит о возбуждении, вызванном прикосновениями с двух сторон. Перед взором промелькают колдовские зеленые глаза Пауло и вмиг исчезают, а потом рот заполняет поцелуй, чувственный, горячий, жаждущий. Роналду отвечает на автомате, а когда воздух заканчивается, и губы освобождают от плена, пьяный мозг фиксирует, что перед ним Федерико. Нет. Не перед ним, а на нем, сидит на бедрах, нежно гладит щеки, шею и смотрит преданно прямо в глаза. Справа что-то говорит Дибала. Да, это точно его голос. И Бернардески, словно покоманде, вновь склоняется и с каким-то благоговейным трепетом опять целует. Криштиану заторможено думает, что все это странно, но приятно и хочется еще, больше и жарче. Адреналин в крови бурлит, тело требует своего, сейчас, сиюминутно. Роналду подается навстречу сам, обхватывает Федерико за талию, впивается в губы, перетягивает инициативу, подавляет. Бернардески жмурится и стонет прямо в рот, жмется сильнее. Он уже тоже обнажен и трется стояком о пресс Криштиану, выстанывает на ухо его имя и шепчет какие-то признания. У Роналду на миг опять мутится в голове, хватка на чужих боках ослабевает, и его мягко заставляют опереться на спинку дивана, Криштиану откидывает голову на кожаный покров и протяжно стонет, чувствуя чьи-то губы на своем члене. Он облизывает пересохшие губы и смотрит на Федерико, вылизывающего ствол словно леденец, заглатывающего, давящегося. Бернардески приостанавливает Пауло, сидящий все также справа. Он помогает Федерико устроится по удобнее, советует не торопиться и не пытаться брать на всю длину, замечает внимание Криштиану, смотрит пронзительно в глаза, улыбается и медленно демонстративно принимается к подготовке Бернардески сзади. Роналду не в себе, но прекрасно понимает что к чему: Пауло растягивает Феде под него и для него. В голове слышен стук сердца, член пульсирует, окутанный горячим ртом, а Дибала все также не отпускает зрительный контакт и продолжает выжимать из Бернардески стоны, проходящиеся вибрацией по члену Криштиану. Когда уже нет сил терпеть, все резко прекращается. Федерико тяжело дышит и пережимает член у основания, дает возбуждению слегка схлынуть, его губы блестят от слюны и смазки, и в бреду Роналду, кажется, что это самое развратное, что он когда-либо видел. На периферии вновь действует Дибала, он помогает Бернардески устроиться на коленях Криштиану, придерживает под бедрами сзади, пока тот насаживается на крепкий член, шепчет успокаивающие слова на ухо болезненно жмурящемуся Феде, гладит по плечу. На Роналду вновь накатывает волны силы и желания. Он отталкивает руки Пауло, сам удерживает Бернардески, плавно входит до упора, дает передышку и себе, и ему, а потом подталкивает вверх, провоцирует двигаться. Федерико горячий и тесный внутри, слишком тесный. Под руками чувствуются стальные мышцы, губы вновь затягивают в глубокий поцелуй. Думать не хочется, желание раствориться в ощущениях подстегивает, заставляет действовать активнее, толкаться в податливое тело сильнее, брать, брать, вылизывать подставленную сильную шею, кусать. Бернардески выстанывает его имя, скачет на бедрах сам, сыплет признаниями, дрожит. Криштиану понимает, парень долго не продержится, но не хочет останавливаться, зверь внутри требует еще и еще, раз предлагают, отдаются и позволяют. Федерико выкручивает судорога, он кричит и изливается себе на живот, его глаза мутнеют, а тело обмякает на Роналду. Этого недостаточно. Криштиану смотрит, как Дибала помогает Бернардески слезть с него, усаживает сбоку, подает бутылку с водой, мягко гладит по волосам. Федерико слабо реагирует на его действия и лишь сорванным голосом благодарит за все, за помощь в исполнении мечты. Пауло улыбается ему и кивает, а сознание Роналду немного проясняется. Ах вот как! Значит, они все подстроили. В памяти вновь всплывает выжидательный горящий взгляд Бернардески и веселый Дибала, подающий вместо шампанского более крепкий алкоголь. Пазл складывается. Они привели его сюда, чтобы Федерико смог трахнуться с ним, как давно хотел, как намекал уже Криштиану, но получал мягкий отказ. Сегодня парень феерил на поле, помог оформить долгожданный хет-трик и, видимо, решил продолжить, сделать себе и кумиру подарок. Почему-то сейчас подумалось, что Роналду у него первый, поэтому и было так тесно, поэтому Бернардески не выдержал и кончил раньше. А Дибала, значит, подельник и помощник, наверняка и спланировал тоже все он, Федерико просто сам бы на такое не отважился.
Роналдески - стекло стеклищенское, но мне очень захотелось хэппи енда для Феди, ведь он заслужил. Результат ночного помутнения рассудка после огненного матча, как с последней жубалой. Дилдодески. 2/2. Упоминается состояние алкогольного опьянения. Может показаться сомнительное согласие, но на самом деле все хорошо. Криштиану накрыло смесью гнева на самоуверенных одноклубников, восторга от их наглости и все еще неудовлетворенного желания. Федерико был хорош, но этого мало, и хочется еще. Криштиану делает резкий выпад и перехватывает Дибалу, все еще склоняющегося над не пришедшим в себя Федерико, пользуясь эффектом неожиданности, заваливает на диван, прижимает всем своим весом к скрипнувшей кожаной поверхности. Раз такое дело, стоит проучить мальчишку, посмевшего пойти на такую авантюру. Дибала испуганно и шумно выдыхает, таращится на него и лопочет что-то в оправдание, но Роналду все равно, сейчас, когда алкоголь уже не так туманит разум, он – хозяин положения и доберет свое. Криштиану вгрызается в мягкие губы жестким поцелуем, параллельно рвет на Пауло футболку, оглаживает напрягшееся тело, подавляет и демонстрирует свою власть. Дибала после такого напора слегка плывет, но все еще пытается объясниться: он-то ни на что не претендует, это все для Феде и Криша. Но для Роналду это уже не важно, гнев и похоть придают ему дополнительные силы. Он стаскивает с Пауло штаны и, как куклу, переворачивает на живот, прикусывает за ухо и вводит сразу два пальца. К удивлению они проходят легко, и даже третий. Дибала под ним ерзает и просит прекратить, обещает, что никому ничего не скажет, повторяет, что ни на что не претендует. Криштиану понимает, это не для него, Пауло готовился не для него, видимо, были какие-то другие планы, помимо помощи Бернардески. Интересно…Роналду злорадно усмехается, шлепает Дибалу по округлой заднице, раздвигает ягодицы и плавно входит. Пауло под ним выгибается, протяжно стонет и пытается уйти от проникновения, но Криштиану держит крепко за бедра. Ему нужна разрядка, которую он так и не получил, а Дибала заслужил свой урок. Роналду заставляет Пауло встать на четвереньки и продолжает двигаться, тот скулит, но больше не отстраняется, сдается на милость победителю, раздраконенному завоевателю. Где-то рядом подает голос Бернардески, просит Криша сбавить обороты, уверяет, что со стороны они офигенно горячо смотрятся. Руки на бедрах взмокшего Дибалы соскальзываю, запах секса забивает ноздри, звук трения кожи о кожу ласкает уши на пару со стонами своими и чужими. Пауло, в отличие от Федерико, сжимается внутри, пытается приблизить оргазм, но Роналду держится, для него это вопрос принципа: он решил, что, если потребуется, заездит Дибалу до полусмерти, раз тот решил впрячься в их с Бернардески отношения, которых по сути и нет. А потом будь, что будет. Криштиану терпит, вколачивается в жар тела под собой, рукой обхватывает член Дибалы, двигает пальцами в такт своим движениям. Пауло сжимается, словно пружина, рвется куда-то всем телом, кричит и кончает в обхватывающую его ладонь, падает грудью на кожаную обивку дивана, задыхается и всхлипывает. Роналду продолжает двигаться, упирается руками в спину Пауло, тот хнычет и дергается, наверно, ему, получившему оргазм, теперь неприятно, наверно, стоит отпустить уже… Но, Боже, как сладко, как близко… Криштиану рычит и, войдя до упора, кончает внутрь тела под собой, вжимается лбом в мокрый загривок, до синяком стискивает бока, пережидает взрыв в голове и теле. Вот теперь хорошо, вот теперь все правильно. Он сегодня забил три гола: два с игры, один – пенальти, – и получил в награду один минет, и два молодых горячих тела в свое распоряжение – неплохой расклад. Роналду выходит из Дибалы и одобрительно похлопывает по заднице, за спиной присвистывает Федерико, смотрит жадным взглядом на тело Криштиану и облизывается. Хмм… Возможно, стоит дать парню шанс, раз тот готов пасть к ногам и отдаться вот так запросто, глядишь, в следующий раз посмелее будет, и не станет привлекать кого-то из вне. Пауло на диване наконец-то подает признаки жизни, шевелится, горестно всхлипывает и пытается собрать себя в кучу, получается плохо. Теперь приходит очередь Бернардески позаботиться о сообщнике, напоить водой, помочь подняться. Взмыленный, растрепанный, раскрасневшийся и абсолютно затраханный Дибала представляет собой по истине прекрасную картину. Одеваясь, Криштиану разглядывает обоих: они действительно красивы, каждый по-своему. Криштиану склоняется к Пауло, властно обхватывает за подбородок, крепко целует в губы и советует больше никогда не пытаться помогать людям в таких вот вещах. Он еще до конца не отошел от алкоголя и секса, но чувствует себя прекрасно, поэтому обращается Федерико, говорит, что было круто, и он не прочь повторить тет-а-тет. Бернардески расплывается в улыбке, напрочь забывая о наличии Дибалы в комнате, светится от счастья и кидается на шею Роналду, целует куда-то в висок и благодарит за все. Криштиану думает, что сорвал сегодня джекпот не только на поле, но и за его пределами. К Федерико он обязательно присмотрится, а с Пауло, так уж и быть, поговорит завтра, может быть даже извинится за грубость, а может быть и нет. Еще надо бы узнать, для кого Дибала собирался устроить свой личный банкет. В любом случаю, все остались довольными и удовлетворенными, а значит дело того стоило. Роналду залихватски подмигивает Бернардески и довольный собой покидает комнату.
"Когда что-то хорошее происходит с Месси, где-то возбуждается КриРо" (с) Картавый Ник Я не удержался.А ведь еще вчера просил фразу-ключ, а тут вдруг Ник и аноны додали. Кримесси. КриРо смотрит матч Бетис - Барселона. R-очка. По разу упоминаются Ракитич, Суарес и Модрич. Это уже стало своеобразным ритуалом, ритуалом, повторяющимся на протяжении восьми месяцев. Когда дети уже уложены спать, а Джорджина отправлена в спальню, Криштиану, приняв душ и накинув легкий черный халат, привычно усаживается на диван перед широким телевизором, расставляет ноги, опирается на спинку сзади, расслабляется. Ровно до свистка арбитра на экране. Матч начинается, и он весь там, в игре, в действе на поле, точнее, в действиях одного человека на поле. Мелкая фигурка в ненавистной сине-гранатовой форме снует между игроками в не менее неприятном бело-зеленом, ловко обрабатывает мяч, пасует направо и налево, резвится. О да, Криштиану точно знает, как этот мелкий бородатый бес любит мяч, обожает творить с ним всякую хрень, от которой потом публика ловит оргазмы, букмекеры – бабло, Барселона – очки и кубки, а сам Роналду… кхм… неважно. Напряжение покалывает в кончиках пальцев, Криштиану выпрямляется в спине, замирает и ждет, когда на экране футболист подходит к мячу, чтобы пробить штрафной. И, разумеется, попадает прямехонько в сетку ворот, у голкипера нет ни малейшего шанса. Роналду выдыхает, откидывается назад, чувствует, как по коже бегут мурашки, а внизу живота легкое томление образует тяжесть, теплом распространяющуюся по бедрам и паху. Не отрывая взгляда от экрана, Криштиану закусывает губу и ведет своей рукой вниз, вдоль стального пресса, прямо за резинку боксеров собственной марки. Пальцы обхватывают привставший член, оглаживают ствол, надавливают на головку, а все тот же футболист на экране, играючи, загоняет очередной мяч в ворота. Роналду тихо стонет и откидывает голову на спинку дивана, продолжает орудовать рукой в трусах, жмурится. В голове долбит удовольствие и мысль, что он сам мог бы и больше «Бетису» закатить, но сейчас, в Турине, это невозможно. Третий гол сине-гранатовых Криштиану пропускает мимо ушей, потому что забивает не ОН, а всего лишь противный Суарес. Возбуждение разлилось по всему телу, но Роналду не торопит события, продолжает мерно надрачивать член и глазами следить за «десяткой» Барсы, вновь мастерски изгаляющейся с мячом. Вот он изящно принимает мяч, вот ловко отдает партнеру, но тот промахивается мимо ворот. У Криштиану по виску стекает струйка пота, он немного подается вперед к телевизору, быстрее и резче двигая рукой, чувствуя приближение оргазма. Назойливый сукин сын на экране вновь в штрафной, обрабатывает мяч, пасует другому сукину сыну, только хорватскому, а тот отдает обратно, и… гол. Криштиану с глухим стоном кончает в кулак не в силах удержаться, таких мячей он сам еще не забивал. Подумать только, не какой-нибудь там «черпачок», а просто деморализация всего и вся! В телевизоре показывают крупным планов счастливого Лионеля Месси, только что оформившего очередной хет-трик, стадион «Бетиса» аплодирует, а Роналду тяжело дышит, выпутывает из-под пол халата перемазанную спермой кисть и с любовью/ненавистью смотрит в бородатое улыбающееся лицо на плазме. Лионеля обнимает тот самый хорватский сукин сын, сделавшего ассист на гол, который, безусловно, уже завтра окрестят гениальным. Криштиану тоскливо вспоминает другого хорвата, еще недавно, будто вчера, отдававшего филигранные пасы ему на ногу или голову. Сейчас такого в распоряжении нет, сейчас каждый мяч – на вес золота, каждый момент приходится выгрызать. Он бы с удовольствием вмазал по губам Лионеля, машущего трибунам, да только вот застрял в Италии, а Месси сейчас в Севилье. В голове вместе с пульсом бьется мысль, что ему теперь тоже надо заколотить три мяча, жаль, что с «Дженоа» он не сыграл, теперь придется ждать пару недель до возобновления Серии А. Криштиану прикрывает глаза и вновь вздрагивает, вспоминая траекторию полета третьего мяча Лионеля Месси.
доброе утро, тредик. чего-то у меня после вчерашнего непоздравления Сирожей Нандо (публичного, в смысле) такое стеклище накуривается читать дальшечто Сирожа злится на отъезд. потому что теперь это не ливерпуль и не лондон до которых два с половиной часа это, мать его, другой край земли. разница во времени 8 часов. шанс увидеться раз в полгода, если очень повезет выкроить время из недолгого его визита в испанию под рождество. злится на себя, на нандо и весь мир. загоняет себя до умопомрачения на тренировке в сборной, но становится только хуже. каждый раз, когда он тянется к телефону, словно ощущает это гигантское безжалостное расстояние между ними, и его накрывает новая волна гнева.. он так и не может себя заставить, а пиарщикам поручать такое и в голову не приходит, к тому же свои соцсети он ведет преимущественно сам. как назло, в сборной помнят. вывешивают поздравительное фото (он смотрит на него и пальцы сводит от ощущения этих волос под ними, господи, сколько лет прошло, а он все еще чувствует их как сейчас. разные прически, разные цвета волос, а на ощупь все те же) он лыбится во все тридцать два, играет капитана, а потом уходит и запирается в своей комнате. и все-таки пишет ему (в японии уже глубокая ночь). в испании еще несколько часов двадцатое, и это, напоминают ему соцсети, международный день счастья. его счастье спит за десять тысяч километров С днем рождения, счастье мое прастити
М/М. R-очка. Скучаю по тем самым Ватреням. События происходят на сборах в Загребе перед матчем с Азербайджаном.Марио без проблем попадает в Загребский отель, где остановилась футбольная сборная, недавно вернувшаяся в апартаменты после поздней тренировки на родном «Максимире». Его узнают сразу. Марио сдержанно улыбается администратору и девушке на рецепшене, дает парочку автографов, снимает номер, невзначай интересуется, какой этаж заняла сборная. Пока администратор вбивает его данные в базу для выдачи электронного ключа-карты, девушка за стойкой без задней мысли вываливает ему всю информацию: кто, куда и когда заселился, – потом сочувственно качает головой, мол, скучаете, наверно. Марио ухмыляется и за совместное селфи на айфон девчонки просит сохранить в тайне его пребывание здесь. Та понятливо кивает, администратор тоже. Манджукич поднимается в лифте на свой этаж, спешно пересекает пустынный ночной коридор, заходит в номер, кидает сумку в прихожей, стягивает с плеч куртку, бросает, не глядя, в район кровати. В ванной он торопливо умывает лицо, раскрасневшееся от волнения. Его не должно быть здесь, сразу после церемонии возле плит он должен был покинуть Хорватию, а вместо этого рванул в Загреб, к своим, точнее, к капитану, которого не видел с того памятного матча на «Максимире» против Испании, который Марио наблюдал с трибуны в компании Даниеля и Ведрана. Решение явиться сюда – спонтанно и необдуманно, но Манджукич не жалеет. Он страшно соскучился по Луке, в последний раз они нормально разговаривали еще летом после ЧМ, здесь же в Загребе во время празднований их серебра, а оставались наедине и того раньше, в России, после полуфинала с Англией, когда обоим сорвало башни после свистка арбитра, ознаменовавшего их проход в финал. Тогда Марио, опьяненный победой, плохо соображал, что и с кем делает, а Лука не был против, да и тоже здравомыслием не отличался. Совместная юность и молодость в родном «Динамо», игра за сборную более 10 лет и прошедший мундиаль навсегда остались в памяти Манджукича, однако, этого было мало, недостаточно, поэтому он и сорвался сюда, к своему маленькому капитану. Стоя напротив номера Модрича, Марио мысленно возблагодарил болтливость девушки на рецепшене, иначе неизвестно как он бы смог разыскать нужную дверь посреди ночи и не напороться, скажем, на Далича или бдителную Иву, или еще кого нежелательного. Манджукич постучал о дверное полотно и замер в ожидании, почему-то он был уверен, что капитан еще не спит. Замок щелкнул и за порогом показался Лука, собственной персоной, в спортивных штанах, полотенцем на плечах и с растрепанными сырыми волосами. Модрич удивленно уставился на него, неверяще отошел назад, пропуская за порог, а когда дверь за спиной гостя захлопнулась, с воплем запрыгнул на руки Манджукича, как тогда, в полуфинале. Марио рефлекторно ухватил его под бедра, теснее прижал к себе, вдохнул знакомый запах, чувствуя, как Лука уткнулся носом ему куда-то в висок, обнял крепко за шею, да так и замер. Как же приятно было держать его вот так, привычно и правильно, именно этого не хватало в Турине. Секунды тянулись, а Манджукич никак не хотел расцеплять рук или что-то говорить, наслаждался моментом единения и близости. Лука засопел куда-то в шею и отстранил голову, посмотрел прямо в глаза. – Как ты здесь оказался? Почему? – и тут же перебил сам себя. – Я так рад тебя видеть! Так соскучился, Манджу… Модрич опять вжимается всем телом в Марио, ерзает задницей по удерживающим его ладоням, шепчет на ухо какие-то слова, но Манджукич их не понимает, он все еще не может отойти от осознания происходящего, от подзабытых ощущений. Марио перехватывает завороженный взгляд напротив, Лука треплет его по торчащим волосам, улыбается этой своей родной и особой, только между ними, улыбкой и тянется к губам Манджукича. Поцелуй выходит немного неловкий, так как на весу не очень-то удобно, но приятный и интригующий. Марио проходит вперед и опускает Луку на кровать, наваливается сверху, пару секунд смотрит в темную, как у него самого, глубину глаз, не встречает запрета и опять целует, властно, напористо, с чувством, вкладывая в движения губ всю накопленную страсть, всю тоску по былому, всю память и привязанность. Модрич не отстает, отвечает со всем свойственным ему, но скрываемым на публике пылом, кусается, впивается в плечи пальцами через толстовку, тянет на себя, раздвигает ноги, прекрасно чувствуя возбуждение Манджукича. Марио стаскивает через голову ненужную теперь тряпку, прижимается кожей груди к коже, проезжается своим пахом по выпуклости в штанах Модрича, усмехается, когда в ответ Лука приподнимает бедра навстречу и расставляет ноги шире, намекая, поощряя. Марио хочет растянуть удовольствие, но Лука своими действиями и тихими стонами не оставляет выбора, приходится торопливо стаскивать штаны и с себя, и с него, потому что иначе они оба просто взорвутся. Манджукич обхватывает оба члена своей широкой ладонью и сразу берет разгон, Модрич выгибается, старается сдерживать голос, вовлекает в очередной глубокий поцелуй, стонет в губы, но больше не кусается, вылизывает рот Марио своим языком, толкается навстречу. Манджукич дуреет от звуков, запахов, жара тел, рычит сквозь зубы и быстрее двигает рукой, ему хочется сожрать лежащего под ним Луку, сдавить ребра до синяков, наставить засосов, но нельзя. Он помнит, что нельзя терять контроль и оставлять следы. Они не в академии «Динамо Загреб», им не семнадцать-восемнадцать лет, теперь у них есть семьи и куча обязательств, так что никаких меток. У них нет таких прав друг на друга. Модрича пробирает дрожь, передающаяся и Марио, он безостановочно и запальчиво шепчет, как мантру: «Манджу, Манджу…» – и срывается вниз, утягивая следом и Марио. Манджукич с минуту упирается в выпирающее плечо лбом, немного приходит в себя, чувствуя легкие поцелую в висок, щеку, приподнимается с придавленного Луки, любуется румянцем на его лице, краснотой распухших губ, блеском глаз. Наверно, он и сам выглядит так же – взмокший и раскрасневшийся. Марио чувствует себя, как подросток, впервые подрочивший с товарищем. Так странно, учитывая, сколько лет они знакомы и идут рука об руку, точнее, прошли. От собственного смущения Манджукич ретируется в спасительную ванную, моет там руки, смачивает маленькое полотенце, снятое с крючка и возвращается в комнату. Поначалу, пока Марио отирает его живот от семени, Лука тоже немного тушуется. Они встречаются взглядами и одновременно взрываются смехом от собственной синхронной глупости: ну какое может быть стеснение между ними? Ну что за ерунда? Все еще хохочущий Манджукич крепко обнимает Модрича и падает вместе с ним на постель. До первых лучей рассвета они уютно лежат в обнимку и разговаривают: о Хорватии, о будущем сборной, о том, что Марио очень не хватает команде, как и Ведрана с Дани, а Лука чаще понимает, что устал. Вспоминают годы в «Динамо» и их неловкий первый раз еще в общаге клуба, посиделки у костра на сборах за базой, матчи, голы, триумф в России, восторг, возвращение на Родину, счастье хорватского народа. Модрич говорит, что теперь все чаще чувствует себя одиноким в сборной, хотя ребята все свои, родные, Ракета пока рядом, но это все не то. Ему тоскливо без Чарли, Субы, Дарио, Манджу, даже Иван Стринич все еще вне досягаемости. В нынешнем составе не осталось никого, с кем он начинал этот путь, Ракитич никогда не играл в хорватских клубах, да и в сборную пришел чуть позже, а остальные просто слишком молоды и не знают, не помнят того времени, когда костяк этой сборной еще только зарождался. Манджукич мягко гладит его по волосам, прекрасно понимая это чувство тоски, но помочь тут не в силах. Его решение принято окончательно и бесповоротно. Когда, казалось бы, все незапретные темы обсуждены, они просто целуются, наслаждаясь моментом. Марио говорит, что постарается и на следующие сборы вырваться и навестить, повидаться и с ребятами, поглазеть грозным авторитетным взглядом на молодняк, а Лука обещает ждать. Когда Манджукич уже собирается и накидывает толстовку, они не сразу размыкают прощальные объятия: оба понимаю, что еще долго не увидятся, оба осознают, что каждый раз будет только сложнее. Лука благодарит за визит и отпускает. Уже в самолете на пути в Италию Марио вспоминает мягкость светлых волос под руками, белизну кожи под губами, блеск карих глаз, тихий шепот родной речи над ухом, их ночной разговор и совместное путешествие в прошлое. Да, он будет скучать, это неизбежно, но они обязательно еще увидятся, главное, чтобы было куда возвращаться, а уж способ и повод Манджукич всегда найдет. На душе становится легче.
Фалькао с нетерпением ждет приезда Родригеса. Не так уж много в Португалии колумбийцев, тем более этот парень совершил тот же путь, что и он - Колумбия-Аргентина-Португалия. Если Радамель правильно понял, их отцы были знакомы, а еще они родились неподалеку друг от друга. Разница в шесть лет и больший опыт значат, что он сможет взять Родригеса под свое крыло и помочь ему освоиться вдали от дома. Не то чтобы он рвался быть кому-то наставником, но мысль о том что кто-то будет нуждаться в нем приятно греет душу.
Хамес... Совсем не то что он ожидал. Ему точно 19? Потому что Фалькао не дал бы мальчику больше 15 лет. Он совсем тоненький и такой застенчивый, что к нему подойти страшно. Однако он все же подходит и Хамес улыбается ему. В сердце что-то ёкает.
Хамес почти все время молчит, только смотрит на него огромными глазами и буквально заглядывает в рот, стоит Радамелю что-то сказать. Первым делом Радамель везет его показать океан. С этой стороны он кажется совсем другим и даже пахнет не так, как дома. Потом, традиционно, следует обед. Хамес, немного обалдевшими глазами, смотрит как официант выносит блюдо за блюдом, до тех пор пока на столе не остается свободного места. Радамель улыбается и говорит, что португальская кухня ничем не хуже колумбийской, правда позволить себе такой плотный обед они могут далеко не каждый день, но сегодня исключение. Если честно, глядя на то какой Хамес худенький, он сомневался, что тот сможет съесть хотя бы четверть того, что им принесли, но вдвоем они справляются с полной дозой мяса и гарниров. Радамель приятно удивлен и абсолютно неприлично доволен, когда Хамес сыто прикрывает глаза и зевает во весь рот. Заботиться о ком-то оказывается так приятно.
Постепенно Хамес становится если не центром его мира, то чем-то очень близким к этому. Радамель часто приглашает Хамеса к себе и обычно предлагает остается на ночь. Они играют в приставку, гуляют, готовят вместе, дурачатся, вспоминают дом. Еще он помогает Хамесу учить португальский и терпеливо повторяет каждое слово столько раз, сколько нужно Хамесу, чтобы запомнить. Три месяца спустя Хамес все еще стесняется говорить на новом языке, но уже знает достаточно, чтобы понимать базовые установки тренера.
Радамель рад, что Хамес перестал смущаться его и своего заикания, их разговоры скрашивают его вечера. Хамес все еще не выглядит на свои 19, но теперь Радамель знает, что несмотря на внешность и возраст, Хамес более зрелый чем многие его знакомые. Но он все равно чувствует себя странно, когда на празднование Нового года предлагает Хамесу шампанского. Словно он совращает его. От этой мысли немного стыдно и очень горячо.
Чуть захмелевший Хамес еще более соблазнителен, чем обычно, если это вообще возможно. Он покрывается румянцем, глаза начинают блестеть, а губы приоткрываются и просто умоляют о поцелуях. Радамель прогоняет наваждение и решает, что праздник праздником, но алкоголя им достаточно. Если бы только эта идея пришла ему в голову раньше, до того как Хамес снимает с себя рубашку и начинает танцевать посреди комнаты, прикрыв глаза и покачивая бедрами.
А пошло оно все! Сегодня же праздник!
Он присоединяется. Кладет свои руки на нежную покрытую испариной кожу и двигается в том же сводящем с ума ритме. Хамес закидывает голову назад и облизывает свои губы, когда Радамель прижимается к нему вплотную.
Длинная шея так и манит, ее хочется облизать, укусить, оставить свою метку. Что-то внутри Радамеля довольно урчит от этой мысли. Он почти тянется губами к ключицам Хамеса, как вдруг Радамелю удается сбросить с себя это наваждение, когда он понимает, что они не одни. Музыка гремит и гости танцуют, не замечая что творится вокруг. Возможно кто-то и бросил в их сторону заинтересованный взгляд, но учитывая общий градус веселья, вряд ли кому-то показались странными танцующие вместе друзья.
Радамель отстраняется от Хамеса и сбегает на кухню. Выпив залпом стакан ледяной воды из холодильника, ему удается чуть остудить пыл, но не пожар, загоревшийся внутри.
Пока писал, чуть не расплакался, жалко Жозе стало, обоих ведь люблю. Моур/Де Хеа. 1/3. Упоминаются Пеп Гвардиола и Икер Касильяс, можно усмотреть намек на лёйеров. R-ка. Ангст, юст, немного комфортинга прилагаются. Немного рассуждений о злопамятности Моура и его паранойе на тему заговоров.Конечно, перед тем, как согласиться принять на поруки «Манчестер Юнайтед», Жозе изучил весь состав клуба: от руководства до технического персонала, с которым придется непосредственно контактировать. Разумеется, особое внимание он уделил футболистам, сразу выделив для себя некоторых лиц, одним из которых стал Давид Де Хеа. Голкипер, долговязый, спокойный, уверенный в себе, надежный, способный расти дальше, по-своему красивый, но, что главное, испанец. Самый настоящий испанец, который будет ему подчиняться. В первую встречу они крепко пожали руки, и Жозе сам поздоровался по-испански, Де Хеа не растерялся и ответил на родном языке, что задело определенные струны в, казалось бы, зачерствевшей душе. Моуринью решил для себя, во что бы то ни стало, заполучит этого игрока себе, на своих условиях, в ближайшее время. Просто потому что хотелось, хотелось слышать эту речь в подчинительной манере, а не на равных или, тем более, в завышенной. Вспомнились два других футболиста с Пиреней, особенно один, тоже защитник ворот. Поначалу Жозе присматривается: они чем-то похожи, не внешне, не характером, а поведением. Де Хеа всегда спокоен, а порой и флегматичен, однако, результат выдает отменный, как и бывший капитан «Мадрида». Правда, тот, другой, был более открыт и инициативен, а также честен до зубного скрежета. Давид же – закрытая книга, себе на уме, скрытен и тих, обманчиво безобиден. А вот с заклятым врагом из Каталонии Де Хеа ничем не схож от слова «вообще», что не могло не радовать. Двух настолько разных людей еще поискать. Жозе интересно наблюдать и сравнивать, умышленно расцарапывать свои старые раны. На Давида у него обширные планы, и, на этот раз, он будет вести и диктовать правила, а отказа не потерпит. Моуринью действует издалека: весь первый сезон хвалит за проделанную работу, ставит в пример перед другими членами команды, на пресс-конференциях утверждает, что в его команде находится лучший голкипер мира, старается всеми силами создать вокруг Де Хеа атмосферу, не располагающую к уходу из МЮ. Получается плохо. Давид не меняет своего серьезного рабочего настроя к тренеру, не допускает перехода на более личный уровень, откровенно не замечает особого отношения к своей персоне, а иногда просто игнорирует мелкие позывы со стороны Жозе. Выигранные за сезон трофеи тоже не способствуют к сближению, растопить сердце этого хладнокровного ублюдка кажется совершенно невозможно задачей. Моуринью злится, как смеет этот щенок не обращать внимания на него, «Особенного»? Что ж, придется потерпеть еще чуть-чуть и переходить в наступление. В самом начале следующего сезона Жозе приглашает Де Хеа на личную встречу в ВИП-зоне одного из респектабельных ресторанов Манчестера. Они обсуждаю прошедший сезон, Моуринью интересуется, доволен ли Давид его результатами, делится идеями и планами на ближайший футбольный год, демонстрируя доверие, желая подкупить еще и этим. Давид вежлив, аккуратен в выражениях, не отказывает в пожелании Моура вести беседу на испанском языке и будто бы не замечает, уже в который раз!, что тренера от сего маленького момента просто рвет на части внутри. Он благосклонно отнесся к выбранному Моуром меню, кое-что, как оказалось, даже пробовал впервые. Когда все блюда продегустированы, а бутылка вина практически опустошена (в основном Моуринью, Де Хеа лишь пригубил пару раз из бокала), слегка опьяневший от алкоголя, но совершенно поехавший от ситуации и этого ихнего тет-а-тет Жозе срывается и, как на духу, выпаливает, что хотел бы чаще проводить такие личные встречи с Давидом, и приглашает в свои шикарные апартаменты в отеле. Он в последний момент успевает осадить себя и не ляпнуть лишнего. Де Хеа на пару минут демонстрирует удивление, от чего Жозе готов ликовать. Маска невозмутимости, наконец-то, хоть и не до конца, стянута. Давид обдумывает предложение, всем своим видом показывая его неожиданность, и выдает согласие, когда Моуринью уже готов услышать отказ. В конце вечера Де Хеа благодарит за беседу, угощения и на прощание крепче обычного жмет руку. Первая маленькая победа – Моур счастлив. Когда-то в таком же дорогущем ресторане Мадрида он получил резкий отказ, нанесший мощный удар по самолюбию. Когда-то, кажется тысячу лет назад, в одном скромном кафе Барселоны в ответ прозвучала ироничная насмешка, задевшая гордость. Сейчас все иначе, Моуринью уверен, поведение Давида – хороший знак, он на верном пути. Провести обозначенную встречу в более приватной обстановке удается лишь спустя пару месяцев с похода в ресторан, когда первый круг сезона уже в разгаре. Жозе терпелив, предвкушение отдает остротой на языке, а глаза алчно блестят – уж сегодня-то он не упустит свой шанс, сегодня его лучший игрок обязательно окажется в постели «Особенного». Давид пунктуально заявляется в точно оговоренное время и благосклонно соглашается отужинать в номере-люкс, убранство которого его, похоже, не впечатлило. Он все также поддерживает плавную беседу (снова на испанском), кажется безучастным и не слишком заинтересованным, но это лишь на первый взгляд. На этот раз в светлых глазах несколько раз промелькнул некий интерес, что внимательный Моур ловит, так как буквально пожирает взглядом собеседника. А еще сегодня Де Хеа позволяет себе больше алкоголя, нежели в том ресторане. Результат становится заметным по тому, как Давид все чаще откидывается на спинку удобного кресла, а его плечи расслабляются, как он расстегивает своими длинными и невозможными пальцами верхнюю пуговицу у ворота рубашки, как на щеках едва проступает скромный румянец. Моуринью наблюдает все это форменное и, безусловно, волнующее безобразие, его ведет, и, как два месяца назад, он вновь срывается и вскрывает все карты. Жозе прямо заявляет, что хотел бы Давида в свою постель и сразу же замолкает, упираясь в ошарашенные светлые глаза напротив. Вид обескураженного Де Хеа нов и по-своему прекрасен, мгновение Моур любуется, а потом все кардинально меняется. Давид хмурится, а потом разражается гневной тирадой о том, что считал их посиделки дружескими, а, оказывается, у Моуринью свой личный корыстный интерес – отвратительно. В конце столь эмоциональной, впервые на памяти Жозе, речи звучит обида. Де Хеа быстро берет себя в руки, заявляет, что между ними никогда не будет никаких отношений, кроме рабочих, благодарит за ужин и спешно покидает номер и отель. В эту ночь после столь неожиданного поворота событий Жозе долго ворочается в своей холодной постели. С одной стороны он все испортил, а с другой – впервые увидел Давида таким живым, ярким и обворожительным в своем гневе. А еще понимает, что уже не хочет Де Хеа, чтобы подчинить, а просто хочет, искренне и самозабвенно, на любых условиях, лишь бы получить согласие и желание в ответ, лишь бы вновь узреть румянец на щеках и блеск в глаз, а еще услышать стоны. О да, Жозе просто уверен, что, если правильно разжечь Давида, тот сведет с ума своим голосом, который он, как сегодня обнаружилось, вполне умеет повышать. Моур стонет в подушку и пытается придумать, с чего начать заново и как. Амбиции и задетая гордыня требуют послать зарвавшегося мальчишку куда подальше и превратить его жизнь в клубе в ад, разум твердит – нельзя, он слишком важен для МЮ, а душа все еще надеется на взаимность. Резкий и болезненный разрыв в Барселоне, неожиданный холодный и категорический отказ в Мадриде, в Манчерестере же Моуринью надеется не наступить на те же грабли в третий раз. Лишь под утро измаявшийся Жозе засыпает. На следующей тренировке он вызывает Де Хеа в свой кабинет и приносит свои извинения, ссылается на алкоголь и признает, что наговорил лишнего. Давид тоже просит прощения за резкость и сам предлагает заключить мир на прежних рабочих условиях, мол, все по-старому, все, как было до вчерашнего ужина. Моур – не дурак и совершенно не верит в это дехеевское «по-старому», что-то в глазах Давида указывает, что тот того же мнения. Де Хеа – миротворец, и Моуринью не собирается ломать ему этот образ. Пока что. Они жмут руки и расходятся.
Пока писал, чуть не расплакался, жалко Жозе стало, обоих ведь люблю. Моур/Де Хеа. 2/3. Остаток сезона превращается для Жозе в персональный ад. Дела в клубе идут не в гору, скорее вниз, а он, до кучи, изводится от невозможности лишний раз подойти к Давиду, обнажить свои чувства, даже намекнуть. Он продолжает хвалить Де Хеа в различных интервью, но это и неудивительно. Весь футбольный мир прекрасно понимает, кто нынче «тащит» «Манчестер Юнайтед». Днем Моур пытается удержать бразды правления в своих руках и вытянуть МЮ наверх турнирной таблицы, а ночью стонет в подушку и кончает в собственный кулак, вспоминая очередной безумный сейв Де Хеа и победу команды, либо как на тренировке Давид изгибался на растяжке. Раньше он не обращал внимания на такие обыденные вещи, а сейчас горит огнем. На шестом десятке лет он, кажется, начал понимать Йоахима Лёва, над которым одна половина футбольного мира смеялась, критиковала и показывала пальцем, а другая – восхищалась им, и тихо завидовала. Когда-то, будто в иной жизни, один испанец обжег его, опалил и до сих пор пытается задеть побольнее, другой же, напротив, резанул холодом, отчуждение и до сих пор таит обиду, а сейчас он сам готов нестись к другому хладнокровному уроженцу Пиреней и сгорать без остатка. Так неправильно, так несправедливо. Он обещал себе, что больше не позволит, больше не станет, однако, жизнь рассудила иначе. Сезон завершается без трофеев, а сам Жозе чувствует себя вымотанный, но впереди самое важное футбольное событие – Чемпионат мира, а, значит, надо собраться. Он выступает экспертом на российском мундиале и имеет возможность следить за своими подопечными в среде сборных. Далеко не все нравится, далеко не все радуют. Самым сильным переживанием становится вылет сборной Испании. Каждый пропущенный Де Хеа мяч, как удар по самому Моуру. Но он держится и продолжает твердить, Давид – лучший. Жозе и в самом деле так считает, не лукавит, но у СМИ, критиков и прочих заинтересованных лиц совершенно другое мнение. Остаток турнира больше не вызывает у Моуринью живого интереса, главный его участник уже покинул Россию и отправился на Родину залечивать душевные раны и восстанавливаться физически. Моур с трудом дожидается окончания Чемпионата и сам бежит подальше от футбола, к семье, на отдых, надеясь, что так станет легче. Осенняя дождливая Англия вызывает лишь тоску. Жозе постепенно втягивается в новый сезон, но понимает, что настроения нет, сил, да и желания – тоже, действует на автомате и по наитию. С Давидом они пересекаются только в рабочей обстановке и всегда вокруг предостаточно людей. Все катится в тар-тарары: в АПЛ они проигрывают с неприличным постоянством, а у Моура нет ответов на вопросы журналистов, да и свои собственные. А еще прямо на его глазах начинает чахнуть всегда такой собранный и готовый ко всему Де Хеа. Оно и понятно, еще не забытый ЧМ, результат клуба, точнее, его отсутствие, бьют и по прославленному голкиперу. Жозе хотел бы помочь, да как? Кто бы ему самому помог. После проигрыша «Ювентусу» в отборочном матче Лиги Чемпионов на «Олд Траффорд» вечером в номере Моуринью раздается неожиданный звонок. Это Давид, и он сообщает, что поднимается в лифте и желает увидеться. У Жозе моментально выступает испарина на лбу и над верхней губой, дрожащие руки кладут трубку, а в голове паника. Пришел? Сам? Требуется десять секунд, чтобы взять себя в руки и выровнять дыхание, и еще десять, что бы застегнуть все пуговицы рубашки непослушными пальцами, одеть обратно скинутый по возвращению в номер пиджак он все равно не успевает, так как раздается стук в дверь. Де Хеа выглядит утомленным и несчастным, хотя и старается держаться. Они располагаются в удобных креслах напротив друг друга, Давид наигранно расслабленно вытягивает свои бесконечные длинные ноги и начинает говорить. Он делится своими переживаниями за будущее клуба, жалуется на гнетущую атмосферу в раздевалке, сетует, что в этом есть и доля вины Моура, скатывается в обвинения и себя самого, мол, что на мундиале, что в Англии подводит команду, уже не тянет былой уровень и, кажется, перегорел. Жозе тяжело слышать все это от своего лучшего и несгибаемого игрока, от стойкого и крепкого Де Хеа, но он его понимает, прекрасно понимает и, запихивая гордость куда подальше, протягивает руку помощи, осознавая, что за время летнего перерыва и вынужденного отчуждения с объектом страсти, чувства никуда не делись, а сейчас взметнулись с новой силой. Моуринью поднимает со своего места и направляется к мини-бару, желая подать гостю что-нибудь подходящее случаю: не с целью опоить, а, наоборот, привести в себя. Выбор падает на виски. Как-то по-мужски что ли… Давид благодарит за выпивку и осушает поданный бокал одним махом, даже не поперхнулся. А потом поднимает свои невозможные голубые глаза на Жозе и внезапно благодарить за ту летнюю поддержку после Чемпионата мира, да и вообще за все добрые слова на протяжении всего их сотрудничества, резко поднимается, в раз заставляя теперь уже Моура задрать голову, и порывисто крепко обнимает. На секунду Жозе забывает, как дышать, и не сразу обхватывает крепкую спину руками в ответ. Очень странно так стоять, учитывая их разницу в росте. Приходится собрать в кулак всю свою волю и мудрость, хотя бы даже на правах старшего. Не размыкая объятий, Моуринью говорит Де Хеа, что у всех бываю взлеты и падения, а они сейчас оба выглядят неудачниками в глазах общественности, но все еще наладится, они преодолеют этот негативный отрезок в жизни и вместе смогут доказать, чего стоят. Проигрыш на «Олд Траффорд» – это не вылет из Лиги Чемпионов. Жозе обещает, что обязательно выведет их из группы в плей-офф и, поддавшись порыву, одурманенный столь близким контактом и запахом парфюма Давида, целует испанца в шею, да так и замирает. Де Хеа шумно выдыхает, но никуда не рвется из объятий, что уже хороший знак. Напротив, он сам подставляет оголенный участок кожи под ухом под теплые губы и коротко тихо стонет. Моуринью с трудом сдерживается, так хочется наброситься и обладать, но нет, нельзя, не сегодня. Жозе набирается смелости и отстраняется от теплого тела, тянет за руку в спальню, шепчет, что не сделает ничего, что не понравится Давиду, укладывает на свою огромную постель, ложится рядом и вновь заключает в объятия. Ему хочется совершенно иного, до ужаса хочется, но он не дает волю телу, лишь продолжает лить успокаивающие речи, да греться рядом с Давидом, который сейчас, без всех своих масок холодности и невозмутимости, похож на печку или обогреватель. Очевидно, что его переполняют эмоции, на которых можно было бы сыграть, но Моур не позволяет себе вновь совершить ошибку. За полночь они оба засыпают. Утро выходит очень неловким, но им обоих хватает ума не усложнять и разойтись миром. Де Хеа искренне благодарит за поддержку, извиняется за беспокойство и стыдливо краснеет – еще одно новшество для Моуринью. Жозе провожает его и уверяет, мол, ничего страшного, Давид всегда может обратиться к нему за помощью, ведь они – коллеги, а могут быть еще и друзьями. Еще одна ложь, как тогда в кабинете после неудачного ужина здесь же в люксе, но похоже она обоих устраивает. На прощание они жмут друг другу руки, а Де Хеа дарит свою ту самую коронную ухмылку краешком рта. У Жозе темнеют глаза, но Давид уже исчезает за дверью номера. Чертовы испанцы, никогда не знаешь, что они выкинуть в тот или иной момент! Сейчас Жозе не кажется себе охотником.
Пока писал, чуть не расплакался, жалко Жозе стало, обоих ведь люблю. Моур/Де Хеа. 3/3. И все-таки это происходит. После двухнедельных хождений вокруг да около они, наконец-то, оказываются в одной постели в одном из номеров отеля Турина. Давид, окрыленный победой над «Ювентусом» и обещанным выходом в плей-офф Лиги Чемпионов, приходит сам и сразу с места в карьер. Моуринью только и успевает подстроиться, не хотелось бы ударить в грязь лицом перед вожделенным человеком. Оказывается, южный темперамент не чужд Де Хеа, а подо всеми этими слоями одежды скрывается стройное, но крепкое, с выпирающими местами косточками, по-своему красивое тело. На утро у Жозе никак не поворачивается язык назвать это простым трахом, но ведь и не занятие любовью? Нет же? В его-то возрасте, с ихними-то страстями длинною в два с лишним года. Ответ дает проснувшийся Давид, утягивая вновь на простыни. Так странно с тем, первым испанцем, черт бы его побрал, было не так. Горячо – да, страстно – без сомнения, одуряющее – разумеется. Второй… Тут одно время имели место предвкушение и томление, но по итогу – вообще никак. А вот с Де Хеа все иначе: он не сжигает, Жозе горит сам, он не требует, Жозе отдает сам, он не пытается превзойти, Жозе сам готов на него молиться, он не отталкивает. Моуринью впервые за долгие годы отпускает себя и шепчет всякую ерунду, достойную сопливых школьников, обещает все, что угодно, к ногам своего Давида, любой каприз. Но Де Хеа ничего не просит, разве что мира в команде и раздевалке, позволяет любить себя, и даже пытается сам тянуться в ответ. Месяц пролетает, как миг, и Моур не замечает, что за всеми своими душевными переживаниями и радостями рядом с Давидом упускает главное – «Манчестер Юнайтед». За декабрь ему удается немного наладить отношения с командой под одобрительным взором Де Хеа, даже у Поля Погба появляются просветы, но самоуверенность и нежелание меняться бьют другим концом палки. Они с треском проигрывают принципиальному сопернику «Ливерпулю», и терпению руководства клуба приходит конец. Отставка. Короткий разговор с командой. Пустой взгляд Давида. Подготовка к отъезду из Манчестера. Недавно обретя нечто по истине яркое и дающее силы, он резко все потерял. На душе скребут кошки, и Моур звонит Де Хеа. Он просит о последней встрече, хочет нормально попрощаться и получает короткий отказ, как гром среди ясного неба. Давид с полминуты молчит в трубку, а потом говорит, что все кончено, и не имеет смысла видеться, попрощались уже, когда Моуринью заходил к команде. Жозе обескуражен таким ответом, а Де Хеа коротко выдыхает и наносит контрольный удар: он не хочет быть чье-то заменой, не хочет становиться игрушкой, но и не желает превращаться в «хозяина поводка», ему это не нужно. Жозе оседает на пуф и растерянно бормочет в трубку вопрос, откуда у Давида такие мысли? Он – единственный и неповторимый, лучший. Тот, конечно же, не верит, ссылаясь на доверительный и достоверный источник информации из Испании, имени не называет, желает всего хорошего и отключает вызов, разом обрывая разговор. Моуринью какое-то время сидит в прострации и пытается осознать, принять только что услышанное. Кто? Кто мог наговорить черте что Де Хеа? На самом деле, много кто. На самом деле у Жозе врагов и завистников – тьма. Но нет, никто не знал об их отношениях, тем более в Испании или… И тут Моура пронзает пониманием. Мата! Хуан Мата, с которым отношения не заладились еще в «Челси». Хуан Мата – воспитанник «Реала Мадрид», не раз игравший в клубе и сборной вместе с Икером Касильясом, общавшийся с некоторыми представителями «Барселоны». Хуан Мата, являющийся другом Давида. Хуан Мата, всегда делящий номер с Де Хеа на выездах, и тогда в Турине – не исключение. Мата наверняка поутру поинтересовался, где всю ночь пропадал его друг. У Хуана есть тысяча и одна причина ненавидеть Жозе и пытаться отгородить от него Давида, может по-дружески, а может и из корыстных побуждений. В то, что проницательный Де Хеа мог сам каким-то образом догадаться или прознать об испанском прошлом Моуринью, не верилось совершенно. Чертовый Хуан Мата! Ненавистный Икер Касильяс! Проклятый Пеп Гвардиола! А теперь к этому испанскому списку добавляется еще и Давид Де Хеа, на которого возлагались такие большие надежды, в котором Моур был уверен, как в себе, к которому так прикипел и готов был пойти действительно на многое ради него. Значит, таки случился этот пресловутый третий раз, значит, его опять кинули, оставили в дураках, ни с чем. А вдруг Давид специально все это затеял месяц назад, чтобы отвлечь внимание на себя, дезориентировать тренера, дабы у того выпали из рук все нити и поводки контроля в клубе? Что если это все спланировано командой, самими Де Хеа или Матой? А что если… Так, стоп. Надо успокоиться и перестать паранойить. Уж кто-кто, а Давид на такое точно бы не пошел, не тот человек, не тот характер. Давид не мог. Или мог? Вопросы, на которые Моуринью уже никогда не получит ответов. С другой стороны, теперь его действительно ничто не держит в Англии. Придет время, и он снова вернется в футбол, только передохнет немного, и тогда еще покажет всем, утрет нос. Падать, но подниматься он всегда умел блестяще. Но самое главное, вновь убедившись в паршивости людей, он больше никогда ни за что не подпустит ни одного человека к себе и своему сердцу, ни за что не полюбит, особенно испанцев, особенно вратарей. Да, было бы здорово вновь вернуться в Примеру и устроить там бум, например, в «Реал», и при случае обыграть «Манчестер Юнайтед», «Манчестер Сити» и «Барселону». Где-то у него в справочнике завалялся номер телефона Флорентино Переса, а уж Жорже Мендеш точно всегда на связи.
Вчера тут так задорно курили и неодобряли инцест, что я не смог пройти мимо. Азарцест соулмейт!АУ, крошечная ангстовая зарисовка.
читать дальшеТорган не помнит этого, но одной из первых вещей что он увидел была разноцветная карусель над кроваткой. Красная, синяя, желтая, зеленая и оранжевая подвески крутились и приковывали к себе взгляд.
"Такое редко, но случается", сказали врачи. "Вашему сыну повезло родиться со способностью видеть все краски мира", добавили они. Но правда была чуть более сложной. Катрин и Тьерри переживали за Торгана. Как он сможет найти свою родственную душу, если не почувствует как мир преображается в тот момент, когда его глаза находят в толпе глаза того, кто предназначен ему судьбой? Не меньше их беспокоил и Эден, который почему-то решил, что он тоже видит цвета. Они подумали, что старший брат просто ни в чем не хочет уступать младшему и перестали воспринимать его слова всерьез. Где бы он успел встретить свою родственную душу? Они жили в небольшом городке и дети почти все время проводили дома.
Вскоре Эден перестал спрашивать как называется цвет занавесок на кухне, маминого платья и папиной машины, но всегда внимательно слушал, когда родители объясняли Торгану, что кот рыжий, а сладкая вата розовая.
***
Он чувствует себя невероятно важным и гордым - вчера он стал старшим братом, а сегодня отец привез его навестить маму и посмотреть на нового члена их семьи. Они подходят к стеклянной стене и медсестра подносит небольшой сверток, из которого виднеется маленькое розовое лицо. Он не успевает спросить отца точно ли это его брат, как вдруг младенец открывает глаза и мир Эдена взрывается красками. Он напуган и начинает плакать.
Эден резко открывает глаза и делает пару глубоких вдохов, пытаясь успокоить заходящееся в безумном ритме сердце. Снова этот сон (не сон).
Часы показывают пол пятого, пытаться уснуть обратно уже нет смысла. Он надевает оставленные вчера у кровати серые спортивные штаны и белую футболку. Находит в прихожей черные беговые кроссовки и выходит из дома в прохладное туманное утро. Туман это хорошо. В тумане все кажется серым. Как бы он хотел, чтобы весь мир был для него таким всегда.
Торган гордился тем, что с рождения различает цвета и любил в детстве рассказывать своим друзьям каково это. Он же к тому времени научился делать вид, что не понимает о чем говорит его брат.
Эден решил, что ему не важны все краски радуги. Футбольный мяч черно-белый, а больше ему ничего не было нужно.
Он хотел рассказать все Торгану, когда тот подрастет, но так и не решился. Пусть хоть один из них живет с надеждой встретить когда-нибудь свою родственную душу и быть счастливым.
Мимо проезжает ярко-красный автобус и вырывает Эдена из мыслей, которые преследуют его каждый раз после этого сна. Как же раздражают все эти цвета! Белый, серый и черный - вот чем он пытается себя окружить.
Эден пытается не думать о предстоящих сборах и поездке домой, но его душа не может не стремиться к своей второй половине. Может когда-нибудь он все же решится рассказать Торгану правду. Пути назад не будет, но не зря же вселенная создала их друг для друга и сделала братьями. Возможно когда-нибудь он перестанет мечтать о том чтобы мир вокруг него был серый.
Некогда я обещал фичок про инфернального Билича, но после чудесного исполнения по этой теме нашего славного дайри-дуэта, взял самоотвод и пообещал какой-нибудь другой ракидрич. Несу обещанное, вынашиваемое долго, накуриваемое в разное время, а также подопнутое этой заявкой из сообществаРакидрич по первым годам Вани в сборной. Ваня малость охуевает от стиля балканского футбола на выживание. Лука учит его нагло фолить, играть в дыму фаеров, травит байки про чемпионат Боснии и т.д. Рейтинг, юмор, скрещивание с биличевским триллером - на усмотрение. . Еще осенью я сам кидал одну идейку о причине Ивана Ракитича играть за сборную Хорватии, а не Швейцарии, решил воплотить в текст. Ракидричи. 1/2. Рейтинг детский. Слэша как такового нет. Таймлайн : 2006-2008. В тексте присутствует Славен Билич Иван был счастлив, счастлив и доволен своей жизнью в Швейцарии, по крайней мере он так считал. Ровно до встречи со Славеном Биличем – футбольным тренером сборной Хорватии, некогда бывшем в том золотом поколении, которое взяло бронзу ЧМ еще в конце 90-х. Иван прекрасно знал историю своей настоящей Родины, культуру и героев, а тем более в спортивной сфере, поэтому моментально попал под влияние и харизму Билича, бывшего в его глазах легендарным защитником футбольной сборной Хорватии. Собственно, при встрече Славен о Родине и заговорил, он очень настойчиво звал Ракитича в Загреб присоединиться к нынешней сборной, уверял, что такой полузащитник нужен ему позарез. Иван сомневался и упирался, аргументируя фактом своего участия в матчах молодежной команды Швейцарии. Билич, на удивление, отступил и вкрадчиво предложил съездить с ним в столицу, посмотреть своими глазами на хорватский футбол, познакомиться с игроками, представлявшими страну на недавно прошедшем мундиале в Германии. Разумеется, Иван не смог отказаться, такая честь, лично встретиться с теми же братьями Ковачами, Дарио Срной, Ивицей Оличем, Нико Кранчаром. Он уже бывал в Загребе и раньше, родители показали им с братом несколько городов Хорватии, дабы сыновья знали родные места. Но в эту поездку столица казалась иной, более многогранной и интригующей. Славен повел его на вечерний матч местного клуба «Динамо» с неким «Хайдуком» из Сплита, на ходу рассказывая, что там играют будущие партнеры по сборной, если Ракитич согласится присоединиться к ней, конечно. Фамилии Чорлука, Вукоевич, Модрич ни о чем не говорили Ивану, но посмотреть захотелось. Величественный «Максимир» раскинул перед Ракитичем свои трибуны и футбольное поле. Их пропустили задолго до матча по протекции Здравко Мамича – хозяина «Динамо», с которым Билич, по-видимому, был на короткой ноге. Один из самых старых стадионов Европы завораживал своей таинственной мрачной атмосферой, казалось, он живет своей жизнью и манит вглубь коридоров и переходов. Иван впечатлился, да еще и Славен подливал масло в огонь, рассказывая, что национальная сборная обычно здесь и проводит свои домашние встречи и практически не проигрывает на «Максимире». Они заняли VIP-места на трибуне и наблюдали, как стадион постепенно заполняется болельщиками, позже к ним присоединился и сам Мамич. Он сразу не понравился Ракитичу: оценивающий взгляд с ног до головы, высокомерное хмыканье, разговоры с Биличем, будто Ивана здесь нет. Славен уверял, что привез в Загреб будущего игрока сборной, а Здравко лишь скептически качал головой и увещевал, что в ЕГО команде достаточно ребят, готовых выступать за СВОЮ страну. Ракитич отвернулся, не желая слушать явные негативные намеки Мамича, и устремил взор на поле, где уже разминались обе команды. Публика загудела сразу после первого свистка арбитра, ознаменовавшего начало матча, а Иван почувствовал себя так, будто попал в другой мир. Транспаранты и полотна со знаменами, флаги и прочая атрибутика заполонили трибуны, но это ничего, не ново, в Базеле он такое уже видел не раз. После первого же гола хозяев загребские болельщики взорвались бешеным гулом и бурными овациями и зажгли файеры. Ракитич оторопел, стадион постепенно заволакивало дымом, тут и там вспыхивали новые огни, такого ему еще не приходилось наблюдать. Он наслышан о прелестях и особенностях балканского футбола, но увидеть воочию – совсем другое дело. Все это «безобразие» создавало особую атмосферу на стадионе, завораживало Ивана, затягивало настолько, что ему всерьез захотелось стать частью общего безумия. Второй гол динамовцев не заставил себя долго ждать: в падении один игрок в синей форме отдал прекрасный пас на своего форварда, и тот замкнул ее головой прямо по центру, между поднятых рук голкипера. Взгляд Ракитича тут же уцепился за мелкую на фоне товарищей фигурку ассистента – худой и низенький, длинные почти до плеч светлые волосы – которую окружила команда и чуть ли не душила в своих объятиях. Оставшуюся часть тайма Иван не спускал глаз с ловко перемещающегося по всему полю шустрого хавбека и, как следствие, не замечал ничего вокруг и даже внимательного взгляда Билича, устремленного на него. В начале перерыва Славен как-то слишком приторно улыбнулся и предложил спуститься ниже с трибун, если Ракитич хочет рассмотреть получше, конечно же, с разрешения Мамича, который усмехнулся, но не возразил. Второй тайм оказался еще более резвым и бодрым, чем первый, гости стремились отыграться и даже затолкали в ворота загребцев один мяч в начале второй половины встречи, но в ответ получили быструю контратаку, созданную тем самым маленьким полузащитником, от действий которого Иван не мог оторваться. Юркая «десятка» пронеслась от центра поля в правый полуфланг и отпасовала точнехонько на ногу набегавшему партнеру, переправившему мяч в сетку ворот «Хайдука». Оставшееся время гости регулярно огрызались, но поделать уже ничего не могли. Третий гол «Динамо» приключился в самом конце основного времени, как результат банальной усталости и потери концентрации защитников из Сплита. Но для Ракитича все это не особо имело значение, у него дух захватывало от игры маленького хавбека, его техники, дриблинга и умения грамотно выбирать позицию на поле, а еще некой устойчивости. Парниша, не отличавшийся габаритами и физическими данными, дурачил соперника за счет ловкости и хитрости и постоянно играл на команду, при этом не давая себя свалить на газон, до последнего держась на крепких ногах. Более того, он еще и процессом иногда руководил, что-то крича и размахивая руками, одноклубники слушались безоговорочно, подчинялись без вопросов, хотя он не был капитаном. Скорость игры, напористость обеих команд, рев трибун, огонь, дым на вечернем стадионе под светом прожекторов окутывали Ивана, восхищали и оставляли неизгладимее впечатление. Финальный свисток вернул его в реальность. Все это время стоявший рядом и, молча, наблюдавший за ним Билич, наконец-то, подал голос: – Вижу, матч тебе понравился. Или ты просто так сильно впечатлен игрой? Или, быть может, чем-то еще? – Я не… У меня нет слов, такое мне еще не приходилось наблюдать. Особая атмосфера. Вся эта обстановка, болельщики… Я даже не знаю, что сказать, – не сразу нашелся с ответом Ракитич. – Ну так что? Хотел бы познакомиться с потенциальными товарищами? Могу устроить… – Славен ненавязчиво потянул Ивана за локоть к подтрибунке. – Кстати, если тебе интересно, тот маленький полузащитник – Лука Модрич, он тоже играет в сборной, – как бы невзначай оговорился Билич. Все еще находящийся в некой прострации Ракитич, словно зверек на привязи, шел за тренеров вглубь стадиона. Раздевалка «Динамо» встретила их шумом, гамом, летающими от игрока к игроку бутылками с водой, полотенцами и шуточками. Ребята поприветствовали Славена и уставились на Ивана, как на какую-то диковинку. Билич представил его команде, коротко пояснил об игре в Базеле и возможности выступать за родной флаг, рассказал, что решил показать ему хорватский футбол, дабы прояснить представление Ракитича о тенденциях в Хорватии. Загребцы одобрительно заголосили, поинтересовались мнением Ивана о матче и даже, то ли в шутку, то ли всерьез, предложили бросить «Базель» и вступить в их ряды. Вратарь динамовцев вытолкнул вперед того самого Модрича и пробасил, мол, вот тебе и партнер на поле, тоже полузащитник, тоже молодой и техничный, сыграетесь и вперед. Все расхохотались, а Модрич потупил взор и покраснел, интуитивно отступая назад. Ракитич, повинуясь странному порыву, улыбнулся на, как ему показалось, шуточное предложение и дружелюбно протянул руку «десятке» Загреба. Тот, секунду помедлив, на удивление крепко пожал руку и даже голову поднял, глядя снизу вверх прямо в лицо оппоненту. Немного растерянный, но теплый и глубокий взгляд карих глаз сразу запал в душу. Позже, вспоминая сей момент, Рактичи понял, что именно тогда окончательно принял решение выступать за «шахматных» и сыграть бок о бок с Лукой Модричем. Ивана удивило радушное отношение футболистов «Динамо», его сразу приняли как своего, так ново и… приятно. Он пожал руку каждому в раздевалке, посмеялся над шутками и доброжелательно распрощался с загребцами. Уже по дороге с «Максимира» разулыбавшийся пуще прежнего Билич опять повторил свой вопрос и, к своей великой радости, получил быстрый и короткий утвердительный ответ. В тот момент Ракитич подумал, что Славен что-то знал наперед и затеял всю эту поездку неспроста. Уже дома, в Базеле, Иван поговорил с родителями и братом, объяснил свое решение в дальнейшем выступать за Хорватию, сославшись на впечатление от матча «Динамо» с «Хайдуком» и прочие рассказы Билича, разумеется опустив подробности про восхищение игрой Луки Модрича. Матушка поделилась тревогой за реакцию швейцарской стороны, а отец похлопал по плечу и с улыбкой высказался о взыгравшей горячей хорватской крови, почуявшей и проявившей себя на родной земле. Брат поддержал такое решение, за что Ракитич на всю жизнь был ему благодарен.
Впервые приехав на сборы, Иван ловил каждую мелочь от тренера и товарищей, каждую крупицу информации. В сборной его приняли хорошо, но это не значило, что все дастся легко и просто, доверие и уважение сокомандников стоило заслужить, поэтому Ракитич старался задавать правильные вопросы по интересующим его темам, дабы лучше разобраться в колорите национальной команды, и активно участвовать в действиях на тренировках. Дебютный матч закончился благополучно, а уже через четыре дня Иван сам оформляет свой первый официальный гол за сборную Хорватии. Счастью нет предела, и неважно, что соперник всего лишь скромная Андорра, главное, у него получилось, он смог дать результат Родине. После игры все его обнимают, поздравляют, дают какие-то мимолетные советы и рекомендации, хвалят. А Ракитич нет-нет, да кидает взгляд в сторону Модрича. Тот, разумеется, тоже жмет руку и отмечает игру Ивана похвалой, а потом резко тянет к себе за кисть и негромко проговаривает, что все бы ничего, но уж больно Ванька падуч – надо исправлять. Ракитич сглатывает и поспешно кивает головой, почему-то сопротивляться и возражать этому человеку не получается, даже желания не возникает. Лука отпускает руку и, пятясь назад, обещает на следующих сборах преподать пару уроков. Иван уезжает домой в предвкушении Далее у него самого лично не получается принимать участие в отборочных матчах к Евро-2008, но Билич упорно вызывает его на сборы и все обещает, что Ракитич еще у него заиграет, всеми красками, просто время пока не пришло. Иван не перечит и не выделывается, да и какие его годы? Лука Модрич держит свое слово и на каждой тренировке терпеливо объясняет и учит премудростям устойчивости, а также грамотного, но не шибко заметного нарушения правил. У Ракитича не сразу получается, да и на Модриче тренироваться сложно – того же хрен завалишь. Лука смеется в ответ на возмущения и провоцирует, мол, давай, попробуй также. На самом деле с Лукой очень здорово и весело, на самом деле они быстро находят общий язык как на поле, так и вне его. Однажды, даже Славен замечает и хвалит обоих за взаимодействие, очевидно, тренер доволен, что не прогадал с выбором и не зря притащил Ракитича из Швейцарии. Иван и сам каждый день благодарит Бога за свой выбор в пользу Балкан. Следующий шанс зарекомендовать себя у Ивана выпадает уже на самом Евро. Он его использует на полную катушку: в голове постоянно вертятся слова тренера, наставления капитана, советы Модрича, да и все то, что он смог почерпнуть за последний год в команде. Ракитич старается изо всех сил наравне с командой, но срывается камнем вниз вместе со своим первым и главным товарищем по сборной – Лукой. Они оба не забивают в серии послематчевых пенальти, оба подводят команду и лишают выхода в полуфинал против грозной Германии, оба готовы на стену лезть или удаваться. Билич и здесь проявляет чудеса психологии и педагогики, он еще в раздевалке отводит «провинившихся» в сторонку и делает ощутимое внушение, что они не шибко-то и виноваты, что футбол – командная игра, и забивать надо в этой самой игре, а не рассчитывать на пенальти. Славен убеждает, что у них еще все впереди, а на этом Евро они итак зарекомендовали себя только с лучших сторон, а, значит, все не так уж и плохо, их связка на поле еще покажет в будущем свое значение. Билич уверяет, что сразу разглядел в них обоих потенциал и рассчитывает на них и в дальнейшем. Нико Ковач тоже не кидается с обвинениями и жмет руку, благодарит за игру всех и каждого. Ребята подавлены, но не сломлены, а Билич подбадривает обещаниями следующего триумфа. Почему-то ему хочется верить. Уже в номере, который Иван делит с Модричем, Ракитич набирается наглости и сам без спроса забирается на кровать к соседу, просит поговорить с ним, рассказать что-нибудь воодушевляющее. И Модрич не смеет отказать. Он вспоминает о родном Задаре, о своей семье, которая всегда верила в него, несмотря ни на что, которая всегда поддерживала и поддерживает сейчас. Он говорит о величии и значимости «Максимира» и обещает, что они с Иваном еще сыграю там при полных трибунах, и тогда Ракитич сможет насладиться особой атмосферой домашнего матча. Нестройный хор болельщиков, кричалки, полотна и флаги, огни и дым от файеров – все это заряжает, настраивает на результат, подгоняет, а еще у старого стадиона имеются свои тайны: он помогает землякам, приносит удачу и пугает чужаков. Иван слушает все эти байки и верит, верит, хочет, чтобы так и было, чтобы следующий его собственный выход на домашний матч прошел именно в Загребе. Он все еще помнит те ощущения, бережно хранимые в памяти со времени первой встречи с «Максимиром» и Модричем. Они оба нерушимы для Ракитича, оба, как единое целое, вошли в его жизнь, а сейчас один из них делит с ним реальность и рассказывает истории про другого, ведет за собой. Иван и сам не понимает, почему для него стал иметь значение какой-то стадион, с человеком-то все понятно. Человек – свой, почти родной и кровный. В процессе неумолкающей плавной речи Луки, Ракитич обнимает его и шепчет: «Когда-нибудь именно ты выведешь меня на «Максимир», мой капитан». Модрич не возражает, не уточняет про Нико и Дарио, а просто крепко обнимает в ответ. Иван удобно устраивает свою голову на костлявом плече напротив и думает, что теперь понимает послушание загребских динамовцев, некогда поразившее его, что и сам готов следовать за Лукой хоть на край Света, что ни за что не оставит эту сборную, пока может приносит ей результат, и пока в ней играет Лука Модрич.
Прибавить сюда то что Кшиш не раз признавался в любви Кришу и называл его лучшим в мире футболистом, и Жуку точно будет о чем поговорить с этим польским забивакой в темной подсобке простите
В одной из подсобок Альянц Стадиум.
— А какой он, ну, без вот этого всего?
Марио неприязненно глянул на восторженного Кшиша.
— Отвали, мелочь, — и состроил угрожающее выражение, от которого дети обычно с визгом разбегались.
— Ну, дядь Марио! Ну расскажи! Ну, пожалусто!
Устоять перед проникновенными взглядами Марио всегда было сложно, тем более что...
— Ты ж у нас сегодня забил?
Кшиш покивал, чувствуя, как хвост удачи сам идёт в руки.
— Ну тогда ладно, слушай.
Кшиш ухватился руками за ступни скрещенных ног и придвинулся ближе к стрррашному Манджукичу, который на поверку оказался совсем не таким, как болтали.
Тем временем, Войцех Щенсны со вздыбленными волосами и паникой в обычно ласковом взгляде носился по коридорам домашнего стадиона Ювентуса, подгоняемый встающими одна за другой перед глазами жуткими картинами, из которых плавающие в луже собственной крови останки малыша Кшиша, разорванного на множество непропорциональных кусочков, и забранный в наручники залитый кровью Марио были ещё самыми милыми. Встреченные по дороге люди шарахались в ужасе, и никто, никто не мог сказать, видел ли Марио и Кшиша после свистка.
Войцех вломился в очередную подсобку и застыл. Ему пришлось ухватиться за дверь, потому как ноги отказались его держать: из глубины тёмного помещения зверским взглядом смотрел Марио, указательный палец его прижимался к губам недвусмысленным жестом «Будешь шуметь — убью», а ладонь другой руки закрывала от света из коридора глаза устроившего голову у него на коленях Кшиша.
Фразу-ключ... "Что на тебя нашло?" По мотивам поведения Жука в матче с Миланом Исполнение 1 Душно. Жарко. Тяжко. Тесно. Больно. Сладко. – Что на тебя нашло? Ты мог покалечить его, пусть и противника, но живого человека! – переворот, и снова сверху тяжесть. Покрытая испариной кожа спины трется о крепкую грудь. Наружу рвется протяжный стон, когда Марио вновь тараном входит в него, намокшая от пота челка лезет в глаза. – Тебя это не касается, а миланец просто сам неудачно подставился. Нашел время для подобных вопросов, – обвинительные слова Пауло задевают за живое, и Марио двигается сильнее, резче, мстительно прикусывает взмокшую шею, прекрасно понимая, что никуда сейчас Дибала от него не денется. – А что нашло на тебя? Захотел до конца сезона скамейку полировать? – Манджукич бьет прицельно, в самое больное место. Пауло скулит и окончательно падает грудью на постель, захлебывается стонами, колени разъезжаются. – Нет! Я не хочу сидеть в запас. Я хочу играть, забивать. За клуб! За себя! За тебя! – последние слова Дибала выкрикивает пересохшим ртом и кончает, валится на кровать, чувствует, как Марио сзади бешено вколачивается в него пару-тройку раз и заполняет своим семенем. Пауло плачет. Манджукич переводит дыхание и переворачивает Дибалу к себе лицом, сцеловывает редкие слезинки с раскрасневшегося лица. – Полегчало? – Немного. А тебе? – Да, – Марио целует крепко, влажно, глубоко, но не кусает, а выглаживает своим языком рот Дибалы, успокаивает как может. – Больше так не делай, ладно? – Пауло отстраняется и пронзительно смотрит в черноту глаз напротив. – Хорошо, раз для тебя это важно. Но ты и сам держи себя в руках. Я хочу видеть тебя на поле рядом, а не на «банке», – Манджукич ерошит мокрые волосы Дибалы. – Договорились, – Пауло вновь тянется за поцелуем.
Исполнение 2 – Что на тебя нашло? – Пауло грубо толкает его спиной на кровать, садится верхом на бедра, смотрит горящим взглядом, распарывает им нутро. – А если тебя дисквалифицируют? – Пауло дергает его за ширинку джинс, нервно стаскивает вместе с бельем. – С кем я буду доигрывать сезон? – Дибала избавляется от одежды сам и вновь запрыгивает на его бедра. – Если, конечно, ты играть будешь после своей сегодняшней недовольно мины, – несильный удар обжигает щеку, но Марио успевает хихикнуть, прежде чем Пауло заполняет его рот своим языком и целует самозабвенно, жарко. Они оба взвинчены не на шутку, они оба голодно кидаются друг на друга, кусаются, лижутся, царапаются, оставляют синяки на коже, трахаются, кричат и стонут во всю силу легких, давятся воздухом, обливаются потом и семенем. Сегодня можно все, сегодня их команда победила, но Марио и Пауло чувствуют себя проигравшими.
Анон принес коротенькую жубало-алебалу сам не знаю, что это и зачем, но аноны с алебалой и жубалой так заразили, что я скромно вношу свой вклад
Наверное, немного грустно, осторожно! К моменту, когда звучит финальный свисток, Марио чувствует себя вымотанным. Капитанить - то еще удовольствие, и сегодня он разошелся на полную. Возможно, местами даже перегнул... Но кое-кто перегнул сегодня тоже. Психи Дибалы ничем особенным не выглядели уже давно, являлись чем-то почти привычным, но, учитывая напряженную обстановку вокруг самого Пауло именно сейчас, сегодняшняя его вспышка эмоций на замене была лишней. Тем более, Макс и так был не в лучшем расположении духа. Эмоциональное состояние тренера Марио особенно не волновало, а вот то, что Пауло сразу после конца матча стремительно скрылся в подтрибунном, хотя вся скамейка высыпала сейчас на поле, принимая участие во взаимных поздравлениях, было для него тревожно. Пренебрегая традициями, правилами и вообще всем, Манджукич тоже покидает поле, надеясь догнать Пауло и, по возможности, успокоить до момента, когда в раздевалку заявится остальная команда. У поворота к раздевалке он замедляет шаг, а потом и вовсе останавливается, так как слышит голос Пауло, прерываемый резковатым голосом Макса. Марио как-то упускает из внимания, что Аллегри тоже ушел с поля. И, судя по всему, раньше их обоих...
- Ты опять повел себя как балованный ребенок. - Мне казалось, тебе нравится, когда я веду себя, как ребенок, не так ли? Прости, ну прости меня в этот раз, - голос Дибалы звучит без капли раскаяния, скорее нахально и...игриво? Манджукич ощущает себя полным идиотом, когда слышит вялые отмашки Аллегри, прерываемые шорохом, сбивчивым выдохом и влажными звуками поцелуя. Он максимально тихо отступает назад, а когда до его ушей доносится сдавленный, явно заглушенный прижатой к губам ладонью, стон, буквально сбегает из коридора. В нем кипит горькая бешеная ярость. На Аллегри, на Пауло, за которого он надумал побеспокоиться. На себя, за глупую привязанность к такому легкомысленному человеку, как Дибала. Наверное, если бы он сейчас был на поле и игра не была бы закончена, кто-то из подвернувшихся под горячую руку противников точно ушел бы с серьезной травмой. Марио готов наиграть сейчас хоть на пять красных карточек, но матч закончен. Они победили. И главная награда, вероятно, даже заслуженно, достается не ему. А тренеру.
Анон принес коротенькую жубало-алебалу сам не знаю, что это и зачем, но аноны с алебалой и жубалой так заразили, что я скромно вношу свой вклад Наверное Анон, а не хочешь написать сие со стороны Макса или Павла? Раздразнил ведь... *анон с сегодняшними алебалой и жубалой Боюсь, что не потяну взгляд с их стороны, но если кто напишет зеркальный вариант с алебальной стороны - буду счастлив , немного грустно, осторожно! Раз анон дает карт-бланш, я спешу им воспользоваться. Алебала, зеркальный вариантПауло зол. Нет. Он в ярости. Поэтому спешит покинуть скамейку запасных. Никого не хочется видеть, никого не хочется слышать. Он так хотел сыграть, забить, победить, а в итоге, едва поймав кураж, заработав пенальти и пробив его, получает замену на мальчишку Кина. За что? Почему? Обида на Макса плещется желчью в желудке, подступает к горлу, мешает дышать. Нужно успокоиться и взять себя в руки до возвращения команды. Пауло спешит, заворачивает за угол и упирается взглядом в Аллегри, собственной персоной, стоящего у входа в раздевалку, скрестив руки на груди. В голове Дибалы мгновенно пролетает вереница нелицеприятных мыслей о последствиях своего поведения. Действовать надо быстро и эффективно, а главное – нет права на ошибку. Пауло мгновенно смягчает свое выражение лица и плавно подходит к тренеру, смотрит снизу вверх, деланно несмело улыбается краешком губ, кладет одну руку на плечо тренера. Массимилиано успевает заметить мимические метаморфозы Дибалы и резко отдергивается от прикосновения к своему плечу: – Ты опять повел себя, как балованный ребенок. – Мне казалось, тебе нравится, когда я веду себя, как ребенок, не так ли? – заискивающий взгляд, тон с придыханием в конце фразы и никакого раскаяния в голосе. О да, Макс прекрасно знает, что перед ним далеко не ребенок, а самый что ни на есть коварный взрослый человек, сопротивляться которому с каждым разом все сложнее и сложнее. Он предпринимает еще одну попытку остановить Дибалу, вразумить, призвать к порядку, но все рушится под напором мягких губ. Пауло целуется с полной самоотдачей, забив на место и время. Застукают – пофиг. Аллегри, теряя голову, спускается губами к шее и прежде чем поставить засос, успевает зажать этот проклятый и порочный рот ладонью за мгновения до того, как он исторгнет стон. Из-за угла слышится легкий шорох шагов, что вмиг отрезвляет Макса. Он отскакивает от Пауло, видит перед собой безумные глаза, свою горящую метку на коже любовника, слышит его тяжелое дыхание, нервно сглатывает и коротко командует: «Сначала в душ, потом – ко мне в кабинет. У тебя есть 10 минут». Массимилиано спешит прочь, осознавая свой очередной личный проигрыш перед проклятым мальчишкой, он не видит хищный взгляд, брошенный ему в спину. Дибала спешно принимает душ, как может на быструю руку пытается подготовить себя, одевается не замечая подозрительных взглядом Марио, взволнованных Родриго и заинтересованных Федерико. Он быстро прощается с ребятами и пулей вылетает из раздевалки, чуть не бегом преодолевает коридоры стадиона. Он прекрасно знает, что, если облажается, Макс может выкинуть что-нибудь нелицеприятное. В кабинете тренера душно и горит лишь настольная лампа. Пауло не успевает даже толком осмотреться, как его тут же толкают в спину и заставляют вжаться животом в стол. Ухо опаляет горячее дыхание Аллегри. Нежностей не будет – ясно, понятно. Пауло сцепляет зубы и готовится терпеть. Массимилиано не разменивается на мелочи, небрежно готовит его, пока Дибала благодарит сам себя за предусмотрительные манипуляции в душе. Ни прелюдий, ни поцелуев, ни развратных разговорчиков – Н-И-Ч-Е-Г-О! Пауло закусывает губу, обида вновь заполняет все его существо, хочется разреветься от чувства несправедливости, хочется ударить Аллегри, хочется сбежать, но и ласки тоже хочется. Подсознание шепчет, мол, сам виноват, накосячил, потом раздразнил – получай, пожинай, но от этого не легче. Макс берет его без лишней грубости, но и нежностью даже не пахнет. Просто секс, совокупление или даже грязный трах. Это отличается от всего того, что было между ними раньше, еще никогда Пауло не чувствовал себя в объятиях Массимилиано, под ним настолько мерзко и унизительно, словно шлюха. Ему не больно, ему противно, никакого удовольствия нет и в помине, он лишь тяжко выдыхает в такт толчкам. К счастью Аллегри быстро кончает, слава Богу в презерватив, а иначе Дибала точно бы слетел с катушек и впал бы в истерику прямо здесь, распластанный на этом треклятом столе. Макс, слегка придя в себя, осматривает дело рук своих. Пауло все также лежит животом на его рабочем столе, не дергается, не сопротивляется, не проявляет никаких признаков активности. Подозрительно. Обычно Дибала демонстрирует заинтересованность, пылкость и страстность, а тут вдруг такое. Массимилиано поворачивает вялого Пауло к себе лицом и видит покрасневшие глаза на фоне побледневшей кожи. Осознание затапливает разум. Аллегри был невнимателен и груб, перегнул палку, просто взял, не позаботившись об удовольствии любовника. Стыдно. Макс прижимает Дибалу к себе, гладит по влажным волосам, целует в висок, предлагает поехать к себе домой и обещает вернуть там все сполна. Пауло думает, что все не так уж и плохо. Да, ему не понравилось, да, не получилось по первоначальному плану, но, в конце концов, Аллегри все равно попался на удочку и готов искупать свои несуществующие грехи. Иногда полезно из виновного превратиться в жертву. Дибала слабо улыбается и кивает Максу.
Аллегри дал Павлику партийное задание за 15 минут соблазнить и уговорить где-нибудь в подсобке Френки перейти в Ювентус вместо Барселоны с чего все началось- Значит так, у тебя 15 минут. - Мне хватит пяти. И вот уже оба пупса после ответки в Турине никуда не хотят улетать Представляю, что там с ним Де Йонг Де Лихт творили одновременно Две белые голландские булочки, а между ними - сочная аргентинская котлетка? Черти вы, аноны! Я просто слегка шиппнул, а вы меня уже на грех толкаете. Еще один бутерброд в копилку, сцук. Зашел в тредик на минутку - вышел с новым пейрингом Павлик Дибала & дерзкие Голландские пупсы. Присутствует фейспалмящий Максим Олегович. – Значит так. Они оба нужны нам самим летом, а старшего накрой так, чтобы не мог развернуться. Ну… как ты умеешь… У тебя есть пятнадцать минут. – Мне хватит пяти…
***
Ему действительно хватило времени, правда, Пауло не ожидал такого результата. Вот он идет по изученному вдоль и поперек коридору родного стадиона, а вот его уже затаскивают за угол в четыре руки и облапывают кажется везде и сразу. – Знаешь, ты понравился нам, Дибала. – А то, что нам нравится, мы предпочитаем брать. – Дерзкая малышня… – выстанывает Пауло, чувствуя, как его целуют в шею сзади и ключицу спереди, одновременно оглаживая через одежду и задницу, и бедра, и грудь, и живот. Так сразу и много всего для него одного. Дибала действительно не ожидал такого поворота. Раз. Его отпускают так же резко, как и затащили сюда. Кто-то из этих белобрысых прохиндеев целует его глубоко. Они уходят. Два. Весь матч, как в тумане, два взгляда со стороны противника прожигают в нем дыры. Три. Он шлет нахрен все и сразу. После игры усаживает обоих голландцев на заднее сидение своей машины и мчит по темным улицам Турина к себе домой. Его не волнует, как эти два засранца сумели объяснить свое желание задержаться в Италии и самостоятельно вернуться в Амстердам. Четыре. Его зажимают с двух сторон два молодых горячих тела в его собственной квартире, собственной спальне. И пофиг, что он старше обоих, пофиг, что они нихрена толком незнакомы. Зато эти ребята явно знают толк в ласках. Пять. Он понятия не имеет, где чьи руки и ноги, кто целует его спереди, а кто трахает сзади, чьи стоны громче, а кто просто рычит. Он знает только одно – ему все это безумно нравится. Шесть. Утро выходит немного неловким, да и задница саднит. Мальчики умеют не только отвязно трахаться (И где только научились? В Нидерландах с юности обучают что ли?), но и задабривать тоже. Утренний минет в их исполнении – достойная плата за временный дискомфорт его пятой точки. Все расходятся довольными, а старший мальчишка дерзко заявляет, что они еще встретятся и повторят. Заметано, че. Семь. Лучше бы он не приходил первым на тренировку. – Пауло, я имел ввиду не бить по ногам Де Лигта, и не давать Де Йонгу пасовать вперед. Откуда у тебя эти засосы? – Но ты же сам сказал, «как ты умеешь»! Массимилиано красноречиво прикрывает глаза рукой.
Левандовски/Киммих. 1/2. Внезапный, безжалостный и беспощадный. ООС во все поля, ибо я не шибко силен по этим товарищам.Поначалу Роберт совершенно не обращает внимания на новичка из «Лейпцига», гораздо больше его занимает собственное совершенствование на поле и возможность стать первой примой в нападении «Баварии». Позже мальчишка все чаще попадается на глаза, и Левандовски замечает, Йозуа – сдержанный, тихий, но очень амбициозный – постоянно обращает свой взор на сборников своей страны. Невозможно не распознать интерес во взгляде по отношению к Нойеру, Боатенгу, Хуммельсу и прочим чемпионам мира. Со временем парниша набирается смелости и уже активнее идет на контакт со старшими и авторитетными для него сокомандниками, однако, к самому Роберту лишний раз не подходит. Киммих зарекомендовывает себя как очень старательного, работоспособного, активного, всегда нацеленного на результат и способного играть на команду игрока. Со стороны видно, его спокойствие – напускное – результат работы над собой и предельной концентрации, будто Йозуа сдерживает что-то внутри себя, лишь иногда прорывающееся наружу во время матча в виде фолов или несогласия с решениями судей. Левандовски ловит себя на мысли, что с удовольствием бы посмотрел на то, что скрывает Киммих. В памяти всплывает другой молодой светловолосый и безбашенный немец – человек из прошлого, человек, с которым связано слишком многое, человек, о котором не стоит лишний раз вспоминать, дабы не тревожить былое. С Йозуа, хоть и не сразу, но контакт наладить получается, он не выступает инициатором, но и не шарахается от Роберта. На поле проблем не возникает, мальчишка умудряется споро и плодотворно влиться в коллектив, в игру, да и в целом держится молодцом, несмотря на молодой возраст. А потом Роберт замечает на его взгляд немыслимое: в очередном дерби с дортмундской «Боруссией» после матча Киммих обнимается и мило беседует с Марко Ройсом. С МАРКО! Его Марко! Левандовски прекрасно понимает свои мотивы, но не желает останавливаться, вклинивается посреди беседы между двумя немцами, улыбается Марко и жмет руку, ненавязчиво оттесняя Киммиха от Ройса. Тот лишь недобро сверкает глазами, но отступает. Почему-то Роберт уверен, что сейчас старательно наживает себе пусть и не врага, но уж точно недруга, еще молодого и неопасного, но способного в будущем показать зубы и когти. Мысль кажется смешной, но все же тревожной. Ройс в его объятиях, кажется, не замечает истинной сути ситуации и спокойно перекидывается с ним парой слов, прежде чем они разойдутся по своим раздевалкам, о Йозуа он не вспоминает. Ожидаемо, мальчишка обижается, он не демонстрирует это напоказ, но и не проявляет желания беседовать и лишний раз контактировать: на тренировках и матчах просто делает свое дело, продолжает общаться со всеми как и раньше, но только не с Левандовски. Значит, не простил той его выходки после «Дер Классикера». Очередной сезон подходит к концу, а сторонние наблюдения Роберта приносят свои плоды. Во-первых, на самом деле Киммих достаточно взрывной и дерзкий по натуре, просто старательно шифруется, во-вторых, он искренне восхищается капитаном их команды Мануэлем Нойером и уважает старожил клуба, в-третьих, у него нет никаких притязаний и чувств к Марко Ройсу, их связывают лишь профессиональный интерес и общая сборная, в-четвертых, что особенно выводит из себя, в один прекрасный момент Левандовски понимает, что хочет этого мальчишку, до ужаса хочет, потому что Йозуа молод, свеж, красив и выглядит нетронутым, аки запретный плод, а также всячески пытается создать себе образ сильного и независимого человека. К тому же светлые волосы и глаза уже давно являются для Роберта своеобразным фетишем. С этим надо что-то делать. Разум тормозит и отговаривает, а вот страстная натура и эгоизм подталкивают. Да еще и сам Киммих своей напускной неприступностью и нежеланием сближаться вне поля добавляет масла в огонь. Левандовски прекрасно понимает, что это всего лишь похоть, похоть и желание самоутвердиться. С тем же Ройсом было не так, Марко – другой, Марко – равный, а вот Йозуа – еще не до конца оперившийся, но уже орел, по крайней мере старательно пытающийся быть орлом, вызывает желание подчинить и обладать. Роберт присматривается так и этак, делает вид, что ничего не происходит, но однажды к нему подходит их капитан и в свойственной себе манере прямолинейно и честно просит оставить Киммиха в покое. Что именно имеет в виду, Нойер не уточняет, ибо уверен, Левандовски все и сам поймет. Да, Роберт понимает, но не желает подчиняться и мириться. Мануэль проницателен, авторитетен и по-своему мудр, но он не имеет права указывать своим сокомандникам, что и как им делать вне поля. Он – защищает ворота, но результат приносит Левандовски, вколачивая мяч за мячом в сетку противников, так что пусть капитан катится со своими нравоучениями куда подальше. Роберт кивает Нойеру, но про себя решает, что так просто не отступится. Шанс выпадает не сразу, ибо Киммиха сложно застать в полном одиночестве. В один прекрасный момент Роберт просто пользуется задержкой ребят и тренерского штаба на поле, празднующих с болельщиками очередную победу, и буквально удирает в раздевалку вслед за Йозуа, не пожелавшего остаться на газоне по каким-то своим причинам. Левандовски, словно вор, прокрадывается в раздевалку и, пользуясь эффектом неожиданности, зажимает Киммиха у собственного шкафчика. Растрепанный, румяный после игры, в мокрой от пота форме Йозуа внезапно очень горяч, а потемневшие от гнева глаза, подобно предгрозовому небу, готовы метать молнии. Не орел, а волчонок, еще пока молодой, но постепенно матереющий волчонок, который в будущем сможет сам рвать глотки и ломать неугодных, но пока что Роберт здесь решает. Он усмехается в лицо мальчишке и нагло целует давно не дававшие покоя губы. Они мягкие и сочные, словно спелый фрукт, а тело под руками застывает, словно монолит. Мальчишка не ожидал, мальчишка обескуражен и застигнут врасплох. Чудно. Хоть ответа и не последовало, но Левандовски доволен произведенным эффектом и в последний момент, когда отмерший Йозуа уже готов его цапнуть, успевает отстраниться, похлопать по плечу и отойти. В раздевалку вваливается остальная команда, Киммих не успевает высказать свое негодование, читаемое в светлых глазах. Роберт еще пару месяцев пасет и играется со своей жертвой: прикасается невзначай, ловит на себе взгляд, улыбается своей самой обольстительной улыбкой, в душе старается оказаться поближе, демонстрируя себя во всей красе, пару раз умудряется украсть короткий поцелуй – как может, дразнит. И ему все равно на осуждение Нойера. Левандовски в наглую пользуется гордостью Йозуа, тот ни за что никому не станет рассказывать или, не дай Бог, жаловаться, будет старательно сам преодолевать и делать вид, что ему все равно, а внутри гореть и все отрицать. Это распаляет аппетит, Левандовски терпеливо ждет.
Левандовски/Киммих. 2/2. Внезапный, безжалостный и беспощадный. ООС во все поля, ибо я не шибко силен по этим товарищам. NC-17.Очередная победа в Бундеслиге, очередная «тарелка» в руках, вокруг конфетти и пиво льется рекой. Поздно вечером мюнхенская «Бавария» полным составом заваливается в заранее арендованный ресторан и празднует со всей широтой души. Томас Мюллер гудит и заводит всех и каждого, даже обычно не лезущий вперед Киммих не в силах отказать ему и принимает очередной бокал алкоголя. Опьяневший Йозуа по-своему очарователен, а опьяневший Роберт похотлив до ужаса. Логичным продолжением вечера является туалет фешенебельного заведения. Роберт вдавливает мальчишку спиной в стену и глубоко целует, трется своим пахом о его пах, крепко удерживает его запястья над головой одной рукой, а другой шарит под вытащенной из брюк рубашкой. Сейчас Киммих не совсем в себе, поэтому нагло и напористо отвечает, кусается и подается навстречу. Когда пальцы Левандовски пробираются за ремень брюк и касаются кожи ниже пупка, Йозуа стонет под ухо, чем окончательно сносит башню и без того плохо контролирующего себя Роберта. Взять бы его и отодрать прямо тут, но ведь нельзя, могут застукать, да и мальчишка наверняка не так уж и опытен, если вообще не девственник в том самом смысле. Левандовски умудряется вытащить совсем разъезжающегося Киммиха из туалета буквально на себе, убедить его принять более устойчивое вертикальное положение и пройти через зал, не вызывая подозрений. Первым попавшимся на пути оказывается Боатенг, и ему Роберт заливает, мол, решил сопроводить никакого Йозуа, позаботиться о младшем товарище, дабы тот не наделал глупостей и благополучно добрался до дома. Жером кивает и хлопает по плечу. В такси Левандовски называет свой адрес, Анна в отъезде, им никто не помешает. Из машины Киммих выходит самостоятельно, глупо пьяно хихикает и с самым невинным видом интересуется, куда это они приехали. Роберт закатывает глаза и за локоть тащит мальчишку в дом. В коридоре он терпеливо снимает верхнюю одежду и обувь с себя и вожделенного гостя, так даже интереснее – томление и ожидание, вызванное такими заминками, лишь добавляет остроты, а ожидание распаляет. В таком состоянии Йозуа покорнее себя обычно, что подкупает и дает простор фантазии, Левандовски с удовольствием протащил бы его по всем поверхностям своего дома, но опять сдерживается. Вместо того, чтобы начать прямо здесь, у стены, он ведет Киммиха в ближайшую комнату, оказавшуюся одной из гостевых спален и сразу же укладывает парня на кровать. С прикрытыми глазами, растрепанный и свободно раскинувший руки, с задранной рубашкой Йозуа смотрится по истине соблазнительно и неискушенно. Роберт склоняется над ним, вновь властно целует, придавливает своим телом к постели и отпускает себя. Поначалу Киммих раскоординированно отвечает, не препятствует стягиванию одежды и белья, позволяет вертеть собой, как захочется Левандовскому, стонет и подставляется под поцелуи, укусы, и крепкую хватку пальцев, а когда Роберт уже всерьез готов взяться за растяжку, Йозуа будто резко приходит в себя и начинает активно сопротивляться. Он, словно змея, выскальзывает из объятий, отпихивается от поцелуев и, того глядишь, запаникует. Широко раскрытые невидящие глаза преисполнены ужаса, а руки трясутся. Роберт даже успевает испугаться, не двинулся ли Киммих умом. Приходится пересиливать возбуждение, сгребать мальчишку в охапку и тащить в ванную комнату под отрезвляющие струи воды. Такой радикальный метод помогает, и Йозуа действительно собирает глаза и конечности в кучу и покорно стоит под душем, пока зубы не начинают стучать. Левандовски стыдливо ловит себя на мысли, что, не смотря на всю эту возню, его здорово заводят такие качели в поведении Киммиха, он ловит кайф от того, как сначала распалил парня, а потом довел чуть ли не до истерики, и сам же привел в чувство. Еще немного полюбовавшись таким беззащитным Йозуа, с которого за этот вечер слезла вся броня и шелуха из гордости, независимости, холодности и отстраненности, Роберт утягивает его из душевой кабинки, вытирает большим полотенцем и вновь ведет в спальню. Там опять укладывает на простыни, медленно гладит по голове и скулам, осыпает короткими поцелуями лицо и тело, едва касается манящих губ и внезапно получает кулаком в лицо. Левандовски инстинктивно отстраняется и хватается за ушибленное место. Перед ним вновь предстает знакомый Киммих – агрессивный волчонок с горящим взглядом и сжатыми в оскале зубами, даром что не рычит. Так даже лучше, так интереснее. Роберт усмехается ему в лицо и успевает перехватить кинувшегося было с кулаками парня поперек тела и вновь завалить на мягкую постель. Йозуа тяжело дышит и смотрит своими глазищами, пытается сказать что-то резкое, но не до конца выветрившийся алкоголь и клокочущая в нем ярость не дают четко сформулировать мысль, поэтому Левандовски банально затыкает его рот очередным поцелуем, но не жестким, мягко вылизывает и сплетается с языком Йозуа. Киммих мычит в губы, ерзает под ним, а своим животом Роберт чувствует его возбуждение, для мальчишки не прошли даром все манипуляции, завелся с пол оборота. Йозуа все еще не сдается, пытается навязать борьбу и свои правила, старается перевернуться и оказаться сверху, укусить за язык, сделать хоть что-нибудь, но куда там… Левандовски с легкостью пресекает все попытки доминирования, собственнически оттягивает голову партнера за волосы и вылизывает шею и ключицы. Киммих держится до последнего, но когда проворные губы опускаются на его соки, сдается окончательно и стонет в голос, выгибается навстречу, трется вставшим членом о пресс Роберта. Довольный эффектом Левандовски, как змей искуситель, шепчет на ухо мальчишке, что обещает сделать все нежно, и тому понравится, рассказывает, как Йозуа горяч и красив, когда сопротивляется и сдается, когда стонет и выгибается. Киммих смущенно отворачивает лицо вбок и всхлипывает, по-видимому, такие комплименты для него в новинку. А может все же реально девственник? Данная мысль льстит Роберту, но и накладывает определенную ответственность, а также объясняет поведение мальчишки, прежде не знавшего другого мужчины в постели. Левандовски продолжает ласкать молодое тело, параллельно медленно готовя для себя. Йозуа тихонько постанывает и периодически зажимается, но, по крайней мере, больше не пытается выбраться из-под партнера. А когда Роберт, надев презерватив, входит только головкой, и вовсе закатывает глаза и крепко до синяков цепляется за плечи Левандовского. Роберт чуть не кончает от жара, тесноты и боли в плечах, так одуряющее хорошо. Он осторожно проталкивается дальше и заполняет собой лишь на половину, дает привыкнуть, а потом плавно движется, все также не входя до конца. Почему-то ему кажется, что так с ходу Киммих не выдержит его полностью. Впервые такие вопросы заботят Левандовского, впервые он проявляет терпение, понимание и некоторую бережность к партнеру. Если в процессе «охоты» он желал лишь взять, подчинить, то, дорвавшись, осознал, как-то вредить или тупо воспользоваться Йозуа не хочется, а вот показать, научить, приласкать – очень даже может быть. Киммих всегда казался каким-то зажатым и слишком требовательным к себе человеком, хотелось раскрыть его, раскрепостить, показать иную грань отношений и внутреннего мира. Киммих слабо скулит и жмурит глаза, хватается, то за плечи, то за спину, то за шею Роберта, кусает губы, сжимает своими бедрами бока и все никак не может подстроиться. Левандовски успокаивающе целует его, просит еще немного потерпеть и наугад меняет угол проникновения. Постепенно Йозуа расслабляется и вроде как даже пробует подаваться навстречу, его щеки заливает яркий румянец, взмокшее тело скользит под руками, а бессвязный скулеж сменяется тихими стонами. Мальчишка зачем-то опять сдерживает эмоции, но уже что-то. Роберт разводит его колени шире, слегка ускоряет темп, оглаживает внутреннюю сторону бедра и принимается надрачивать полувставший член Киммиха, упрашивает того не стесняться и кричать во всю силу, если хочется. Йозуа не сразу, но внимает, и когда Роберт кончает, он хрипловато, но громко стонет и сам толкается в руку, сжимающую член. Надолго его не хватает, и он обильно заливает семенем свой живот и пальцы Левандовского. А тот, повинуясь порыву, под ошалевшим взглядом тщательно вылизывает пресс мальчишки и собственную руку. Киммих сдавленно мычит и откидывается головой на подушки, таращится широко раскрытыми глазами в потолок, видимо, пытаясь осознать только что произошедшее. Роберт опять любуется эмоциями, сменяющимися на красивом лице, а потом склоняется, просит не грузиться и ни о чем не париться и крепко целует покрасневшие губы. Завтра придется успокаивать, уговаривать, объясняться, возможно, задабривать и немножко даже извиняться, но это все завтра, а сегодня можно наслаждаться очередной своей личной победой и обществом растерянного, но такого очаровательного Йозуа Киммиха.
Тайная вечеря- Блядь, вы охуели? - С днём рожденья теееебяяяя - Да меня реально распнут теперь - На то и намекаем... С днём рожденья теееебяяяя... Все одно, распнут, так хоть с огоньком... - Так, Пилар что там де.... Блядь! - Это не блядь, это Мария Магдалина... С днём рождения, наш капитан... - Я не спрашиваю, почему на картине Мария Магдалина. Я спрашиваю, почему у нее лицо Криша? - Чтобы тебе было на что дро.. то есть ностальгировать... С днём рожденья тееее.. - А Нандо — святой Пётр? Схренали? - Ну как же, трижды отрёкся... - Считать лучше надо. А это кто? И вот это??? - Сан Икер и святой Лука, что тут непонятного? С днём рожденья теееебяяяя.... - Я конечно пожалею, что спрашиваю, но... Почему Марко — Иуда? - Плохо ты знаешь Марко. Поцеловал бы он тебя с удовольствием, заткнись, Асенсио, глупо отрицать, да и сдал бы легко... Эй, Марко, ты Пересу что ли звонишь? Ну вот, капи, а ты говоришь... С днём рождееее... - Заткнулись все! Мне интересно, чья это была светлая идея... - Не, ну если тебе не зашло, мы заберём, с аукциона продадим... Жаль, Пике сказал, что ты такое лю... - ПИКЕ???!!! Всем стоять! Картину оставить. Идём веселмться, щас только один звонок... Жери, ты охуел вконец! Нет, ну почему не понравилось... Спасибо, но фигуру Иуды я попрошу перерисовать... Э
По следам матча МС-ТТХ в ЛЧ и гифок с прошлого матча МС. Пеп Гвардиола/Микель Артета. NC-17. Сделать Сучку сучкой нынче не получилось. Сначала Шарлатан сволочит, но потом комфортитПеп снимает вязаную куртку. Остаются считанные минуты. Последний рывок, и мимо, все летит мимо, а точнее, в тар-тарары. Финальный свисток. Пеп оборачивается, и Микель понимает, сегодня будет и будет жестко. Пока Гвардиола держит речь перед поникшей командой в раздевалке и оборону на пресс-конференции перед СМИ, Артета аккуратно достает телефон, звонит Лорене, говорит, чтобы она его не ждала и ложилась спать, он сегодня задерживается и, скорее всего, домой не приедет. Супруга вздыхает, желает ему спокойно пережить поражение команды, высказывает свою поддержку. Она ничего не знает, но всегда проявляет понимание и такт, ему страшно повезло с женой – такой замечательной женщиной. Телефон выключается нажатием боковой кнопки, звонки будут лишними, лучше перестраховаться, и Микель прикрывает глаза, выравнивает дыхание, не спеша идет в тренерскую. Там он наспех принимает душ, готовит себя, как может, прекрасно понимая, что все для его же собственного блага, и ждет. Хосеп врывается в помещение разъяренной фурией с дрожащими руками, коротко командует «поехали!» и выскакивает обратно в коридор. Артета аккуратно ведет машину по ночному Манчестеру, на соседнем сидении сидит мрачный и на удивление молчаливый Пеп (затишье перед бурей, не иначе). Микель окидывает его флегматичным взглядом и подъезжает к дому Гвардиолы, останавливается на дорожке перед гаражом и глушит мотор. Он откидывается на спинку сиденья и ждет дальнейшего хода от хозяина особняка. Пеп, не глядя на него, машет рукой и выходит из автомобиля, ясно давая понять «следуй за мной». Что ж, ничего принципиально нового, сейчас они выпьют чего-нибудь покрепче, точнее Хосеп доведет себя до кондиции, полночи будет жаловаться на судьбу-злодейку и несправедливость футбольных Богов, перетирать за тактику, а потом просто трахнет Микеля, отведет душу. Наутро они разойдутся, и все начнется сначала. Хотя нет, судя по его взгляду после финального свистка – как обычно не будет. Артета покорно идет за своим начальником, меланхолично рассуждая о перспективах, он страшно устал и хочет спать, хочет домой, а вместо этого приходится находиться здесь. В доме темно, Гвардиола не зажег свет в прихожей. Микель по памяти идет в гостиную, бар с выпивкой там, он знает, однако, на полпути его перехватывает Хосеп и с ходу впечатывает в стену. Артета ударяется спиной и шипит сквозь зубы, его затыкают грубым поцелуем, кусают за нижнюю губу и дергает за короткие волосы. Да, как обычно точно не будет. Пеп спешно стаскивает с него одежду, выпутывается из шмоток сам и тащит, до боли вцепившись в локоть, дальше. Артета летит прямиком на диван в гостиной и лишь успевает выставить перед собой руки, спасая лицо от столкновения с кожаной обивкой. Сзади сопит Гвардиола, мнет своими загребущими ручищами задницу, засовывает сразу три пальца внутрь и довольно прицокивает языком. Микель благодарит сам себя за дальновидность, когда Пеп, раскатав по своему члену резинку и смазывая себя, одним махом въезжает в него. Он понимал, что сегодня нежностей не будет, да и последние месяцы Хосеп, как с цепи сорвался, не тратил время на прелюдии и предварительные ласки, однако, такого еще не было. Больно. И неприятно. Да еще и обивка под ним натирает кожу живота, а коленям неудобно. Артета прикусывает свою ладонь, чтобы не кричать, тихо скулит в нее и старается не зажиматься. Чем быстрее Пеп выпустит пар, тем лучше. Гвардиола постепенно распаляется, тяжело и шумно дышит, наваливается, крепко держит за бедра и толкается сильнее. Что твориться в его голове, одному Богу известно, но явно ничего хорошего, раз он даже не понимает, что перегибает палку. Вообще-то, он может быть мягким и заботливым чутким любовником, но сегодня что-то пошло не так. Микель не выдерживает и страдальчески стонет, слегка пытается отстраниться, уменьшить глубину проникновения. Похоже до Гвардиолы что-то доходит, он останавливается и выходит из любовника. Артета облегченно опускает лоб на сложенные руки и выдыхает. Короткая передышка – тоже хорошо. Пеп включает свет в комнате и переворачивает его на спину, заглядывает в глаза, осматривает внимательно все тело и закусывает губу. Он уже не выглядит таким бешенным, как на поле, или мрачным, как в машине, напротив, в карих глазах отражается понимание и раскаяние. Пеп коротко извиняется (что вообще ему не свойственно) и нежно целует Микеля, не пытается проникнуть языком, медленно посасывает ранее прокушенную им же губу, оглаживает бока и живот, не впивается пальцами в кожу. Когда Гвардиола вылизывает его шею и соски, Артета, наконец-то, расслабляется и даже начинает получать удовольствие. Он соскучился по такому Пепу, и теперь плавится, как воск, под его ладонями и губами. Хосеп вновь раздвигает ему ягодицы, добавляет смазку и плавно вновь входит. На этот раз не больно, лишь немного саднит края – последствия нетерпеливости и неаккуратности Пепа несколько минут назад. Потом становится вообще хорошо, когда Гвардиола меняет угол проникновения и не пытается вытрахать из него душу, действует мягко, и продолжает целовать лицо и шею. Борода немного колется, но это ничего, можно и потерпеть. Диван тоже перестает казаться неудобным, спину так не трет. Микель уже и сам постанывает от удовольствия, тянется руками к Пепу, просит еще и получает. Гвардиола ускоряется, параллельно оглаживает ему внутреннюю сторону бедер и обхватывает рукой член, водит ладонью в ритм с толчками и сам стонет в голос. Артете нравится видеть его таким, нравятся ласки и небешенный ритм, тем более после такого жесткого начала. Хосеп шепчет какие-то комплименты и благодарности, Микель плохо соображает и не все понимает из сказанного, но слово «извини» мозг пару раз выхватывает из общего сумбура, поэтому Артета окончательно расслабляется и позволяет Пепу действовать на свое усмотрение. Нельзя сказать, что оргазм был мощным, но на душе и в теле полегчало точно. Судя по всему, не ему одному. Гвардиола устало приваливается к его боку, благо ширина дивана позволяет, и лениво целует в плечо, говорит, надо бы в душ, но сил нет никаких. Микель согласен, но заставляет себя подняться и тянет Хосепа за руку следом, тот не сопротивляется и тоже идет в ванную. Там он один раз коротко целует Артету под душем и больше не пристает. Они слишком вымотались на матче морально, а сейчас физически. Мягкая постель кажется раем, и Микель позволяет Пепу утянуть себя в крепкие объятия, целует в ответ, укладывает голову на грудь с проступающей сединой и быстро засыпает. Гвардиола же какое-то время еще бодрствует и размышляет. Мысленно оглянувшись назад, он понимает, что в последнее время вел себя просто отвратительно по отношению к помощнику и любовнику, совершенно беспочвенно и незаслуженно, кстати. Ему стыдно за свое поведение, а сегодняшняя выходка и вовсе заставляет сочинить речь раскаявшегося на утро. Ему стыдно за то, что ему все это нравилось и нравится: брать, брать, брать. Ему хочется провалиться сквозь землю, но так сладко было трахать Микеля по первому желанию, жестко, быстро. Но дальше так продолжаться не может, а то от него отвернется единственный столь преданный и верный человек, соратник, которому можно доверять, который прекрасно справляется со своими задачами и всегда поддерживает, не выделывается и не устраивает сцены ревности, когда Хосепу приспичивает сходить «налево». Чудо, а не любовник. Золото, а не помощник. Утром он обязательно произнесет пафосную речь и отблагодарит Микеля от всей души, можно даже внеплановым минетом. С этими планами в голове Пеп засыпает.
"Все со всеми" это девиз правильный. Но все равно, есть же какие-то устоявшиеся пары, склонные к друг другу чуть больше, чем ко всем остальным. читать дальшеОй, что-то представил Общий сбор "Что делать с Феде?!!!" Кто-то серьёзный, кто-то идёт друг с другом. Кьелл пытается всех угомонить. В углу сидит Макс с видом " а что я-то здесь забыл " У него на коленях сидит Пашка и пока Макс не видит, показывает Шило язык. Старшая жена фейспалмит. Бедный Шило, такой верный, а ему язык показывают. Чой-то ты меня кинканул, анон. На длинных стройных ногах Макса сидит коротколапый Павлик и до пола носками не достает - ну просто красотища. Маттиа тоже хочет на коленочки Я рад Эх, кто бы написал это поподробнее Сказано - сделано. Скорей уж попытка в раскур и юмор, чем зарисовка.«Ювентус» всегда славился своими традициями, и каждый член клуба чтил их. Они жили как одна большая семья, но так уж сложилось, что в их тесном мужском коллективе регулярно образовывались парочки. Зачастую спонтанно и нелогично, но всегда крепко и надежно. Сейчас в команде тоже процветали любовь и понимание, однако, уже не первый год всех беспокоил один очень щекотливый, но важный вопрос – как быть с Федерико Бернардески. Он второй год в клубе, но никак не может по-настоящему с кем-то сблизиться, тонкая и ранимая творческая душа металась и никак не могла найти успокоения. Ребята переживали за Федерико, на их глазах он расцвел и заиграл новыми красками, но был так одинок, что хоть плачь. Старшие и старожилы клуба решили созвать собрание. Когда все заинтересованные лица собрались в маленьком зале, капитану Кьеллини пришлось потратить немало времени, чтобы угомонить спорщиков. Одни выкрикивали имена претендентов на сердце Бернардески, другие – имена тех, на кого сам Федерико засматривался, но тщетно, названные кандидаты по той или иной причине были уже заняты. Бонуччи, Кьеллини, Пинсольо и Бардзальи склонились над какой-то самопальной схемой, начерканной на листочке бумаги, Щенсны, развалившись на стуле, меланхолично надувал пузыри жвачкой и громко лопал их. Манджукич хмыкнул и старательно делал вид, что его тут нет, а рядом Роналду, глядя на него, осуждающе качал головой и тихонько переговаривался с Канселу о безразличии Марио к судьбе сотоварища. Жоау не изъявлял особого интереса к теме диспута, но старательно не палился. Пьянич, понимая, что итальянская четверка старожил сейчас вновь разругается, решил вмешаться и высказать свое веское мнение, дорисовать что-то на схеме, а Сандро просто не отсвечивал из своего, как всегда левого, угла. Коста развлекался прямым эфиром в инстаграме, тем самым надоедая сидящим рядом Кину и Николусс, которые недавно обрели друг друга и не желали отвлекаться на доставучего Дугласа. Из самого темного угла справа доносились хихиканья Касереса и Бентанкура, мате ударило в голову, не иначе, а Куадрадо все норовил сорваться с места на звук и запах и присоединиться к уругвайскому дуэту, не пускал его бдительный Спинаццола. Лучше всех устроился, конечно, Дибала, к тому же он одним из первых забил тревогу по поводу Бернардески, и поддержал идею провести это собрание, разумеется преследуя свой собственный интерес. И теперь он с довольным видом восседал прямо на коленях их главного тренера Массимилиано Аллегри, болтал недостающими до пола ногами и все норовил поцеловать Макса, пока все заняты. Аллегри нервничал и откровенно не понимал, он-то тут зачем, его задача дать направление подопечным, а дальше они и сами разберутся, не маленькие, но ведь нет, Пауло притащил его сюда и теперь так просто не отвяжется. Напротив с независимым видом на стуле расположился Де Шильо и рисковал заработать себе косоглазие, пока краем глаза отслеживал возню Дибалы на коленях тренера. Ему перманентно хотелось столкнуть эту аргентинскую задницу с тренера и занять его место, уж он-то точно больше этого заслуживает. Пауло, убедившись в отсутствии других зрителей и прекрасно видя стреляния глазками Маттиа, показывает тому язык и технично меняет положение, оказываясь лицом к лицу с Массимилиано. Отвлекшийся Аллегри не сразу успевает среагировать, а Дибала уже жмется теснее и целует его слету, напористо и с языком, а потом отстраняется с громким чмокающим звуком. Хедира фейспалмит, а Джан тянется за телефоном, желая успеть снять видео. Матюиди останавливает Эмре и грозит пальцем. От злости у Маттиа лицо покрывается красными пятнами, а Пауло, как ни в чем не бывало, опять возвращается в изначальное положение и болтает ногами, прекрасно ощущая своей задницей реакцию тренера на свою выходку, и поэтому еще дополнительно ерзает ей по брюкам Аллегри. Маттиа резко отворачивает горящее лицо и больше смотрит на наглого Дибалу. Сидящий рядом Перин успокаивающе хлопает Де Шильо по колену и сочувственно смотрит в глаза. Итальянский квартет со схемой и Пьянич уже перешли на исключительно итальянскую манеру общения, но к решению так придти не могут. Войцех громко хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание, и предлагает попробовать поискать за пределами «Юве», на что получает гневное шиканье и махание руками, как на прокаженного. Мол, ты что, как можно? Только «Ювентус», только родной клуб! Шенсы вновь теряет интерес к происходящему и ниже съезжает по стулу. В этот момент двери в зал внезапно распахиваются и на пороге возникает Фабио Квальярелла, проталкивает вперед виновника собрания с вопросом: «Этот ваш? Что он делал в Генуе?» Несколько пар глаз заинтересованно вперились в Фабио и Федерико, а Войцех разулыбался до ушей: "Ну, что я говорил?"
Ну, шутки шутками, но вообще я тоже после таких нервов склоняюсь к нежностям и долгим обстоятельным поглажкам
коротенькое что-то- Что ты себе позволяешь? - А ты что себе позволяешь? Тебе на поле вообще не место! Скажи спасибо судья тебя не удалил. - Вот уж спасибо. Между прочим я из-за тебя туда полез. - Кто тебя просил? Сами бы разобрались. - Прикажешь мне просто стоять и смотреть как тебя толкают втроем? Начавший было заводиться Хамес чуть остывает от этих слов. На самом деле надо бы поблагодарить Нико. Не каждый тренер выскочил бы на поле защищать своих игроков. - Если отбросить здравый смысл, то что ты сделал было круто, - говорит он чуть смущенно. - Иди уже сюда. Нико притягивает его к себе и крепко обнимает. - Ты, со всей этой своей латиноамериканской страстью, когда-нибудь меня прикончишь. - Вчера ночью ты не жаловался, - возмущается Хамес. - Я и сегодня не жалуюсь, просто говорю как есть. Постарайся все же в следующий раз держать себя в руках и не нарываться на карточки. - А ты постарайся не забывать, что во время матчей ты мой тренер. - Я и вне футбольного поля продолжаю оставаться твоим тренером. - Ммда? А когда я в твоей постели, ты мне кто? - Угадай, - говорит Нико и тянется за поцелуем. На эту тему они могут спорить вечно. Да, иногда он перешагивает черту, становясь слишком близко или наоборот, отталкивая слишком демонстративно. Чертовски сложно балансировать где-то на грани профессионализма и влюбленности. Потихоньку послематчевые эмоции утихли, а Хамес остался стоять в кольце его рук. Нико все правильно сделал, иногда стоит послать правила подальше и следовать зову сердца.
Алебала-аноны, у меня тут накур родился. Все еще не отпускает та фотосессия Павлика в костюме и плаще. Если коротко... Семья Дибалы проживает в поместье за городом. Отец Адольфо умер несколько лет назад в перестрелке. Бразды правления семейным бизнесом взяли Густаво и Мариано, а юного Пауло пока берегут и охраняют. К делам он допускается, но пока что не является лидером. Чтобы прокачать младшего брата Густаво и Мариано нанимают личного учителя для Пауло, который полноценно бы преподал ему экономику, юриспруденцию, аналитику, деловое общение и прочее. На дому естественно, ибо безопасность превыше всего. После смерти отца, которого предали, старшие братья серьезно беспокоятся и о жизни младшего, которого Атольфо велел беречь, как зеницу ока. Педагогом нанимается Макс Аллегри, который думает, что Дибала глупый, эгоистичный богатенький мальчишка. Аллегри перебирается в особняк на время заключенного контракта. Сам Пауло отрок 21-го года, любит спорт, хорошо одеваться, встречаться с друзьями, что стало сложнее после смерти отца, ибо братья бдут. Он не против обучения, но и не достаточно серьезно к этому относится на первых порах. С Максом у них сначала не ладится, но постепенно они находят общий язык. Пауло заинтересовывается экономикой, а Массимилиано понимает, что сильно ошибался на счет ученика. Тот оказался вполне себе общительным, разумным, веселым парнем с добрым сердцем, но иногда прорываются и дерзость, и характер, и немного капризов. А еще Макс замечает заинтересованные взгляды ученика, да и сам вроде как порой глазеет, тем более Пауло внешне привлекателен и регулярно светится в красивых шмотках от легких футболок до строгих костюмов. На глазах Аллегри Дибала крепнет и постепенно вливается по-серьезному в дела семьи, бросается на поиски предателя отца, из-за которого Адольфо и смогли застать врасплох и застрелить. В душе Массимилиано даже радуется за успехи ученика. Со временем у них завязываются тайные отношения, инициатором которых выступает Пауло, потому что Макс, в силу возраста, считает все это слишком неправильным и греховным. Как оказалось, раньше у Дибалы был роман с одним из близких к семье телохранителей, Леонардо Бонуччи, с которым Пауло порвал, но Лео продолжает верно служить семье, оберегать и, похоже, все еще ждет возвращения молодого господина в свои объятия. Аллегри немного ревнует, но внутренне разгарается, ему льстит, что Пауло проявляет к нему интерес, а не к более молодому и красивому Бонуччи. Сначала он думает, что Дибала ищет в нем потерянного и горячо любимого отца или замену бывшему любовнику, но позже понимает, это не так, Пауло вполне серьезен и прекрасно дает понять о своих намерениях. Дибала - затейник и поэтому регулярно устраивает Максу различные "пакости": дразнится, провоцирует, зажимается в местах, где их могут обнаружить или просто ни с того ни с сего обижается. То щекочет нервы, то ластится. До полноценного секса у них долго не доходит, потому что Массимилиано очкует все испортить, да и просто все еще сомневается. И вот, в один из дней, когда из особняка все домочадцы разъехались, а охрана бдит периметр снаружи, Аллегри заходит в отведенные для него комнаты и видит неожиданую картину. Пауло при полном параде в костюме (Максу нравится, когда он надевает костюмы) раскинулся на его не заправленной постели и смотрит своими сучьими глазищами (и где только научился?), рядом поднос с газетами, горячо любимыми Максом, пирожными и кофе. Дибала ждет...
Еще раз: Стихи Ньюкасл-ЛиверСороки-белобоки, голы забавайте, А "Ливеру" в красном играть не давайте, Держитесь мяча, идите вперед! Гоюга потом благодарность пришлет, Когда оторвется от Мики Артеты, Которого на радостях, для потехи Анонов из треда, зажал за углом. Короче, мы скоро тут все и помрем От вашей интриги английской, давайте, Решайте уже этот матч, не лажайте!
Еще стихи Ньюкасл-ЛиверСороки-белобоки, держитесь давайте! Вкатите еще мяча два, не пускайте К воротам своим этих демонов в красном Салаха, Мане и Ван Дейка! Прекрасно Вы знайте расклады. Там Пеп Гвардиола Сидит на измене, ему б валидола Артета подал, да боится идти, Иначе зажмет ведь опять, хоть реви.
Стихи Мюнхен и ДортмундМюнхен и Дортмунд – соперники Лиги, Но это фигня для анона с Ла Лиги И СериАла. Ведь он наблюдает За матчами редко, порою, страдает Зовет под свой пледик, конфеты дает, Кофей предлагает, иль руку пожмет, А лучше поздравит с победой сегодня Анонов-болел и желает, бесспорно, "Салатник" сильнейшему клубу в итоге, А также здоровья для Дятла и Лёвы.
Неймани. R-ка. По мотивам нынешних фоток, просто на подрочить. Никогда за этими двумя особо не следил, как и за ПСЖ. Матчасть так себе. Матч против Ниццы не видел.Неймар бесит. Местами капризен, эгоистичен и самоуверен, а, порой, так серьезен, что Эдинсону хочется ударить его или накричать, словно неразумному подростку. Кавани старше, опытнее, поэтому всегда сдерживается, не дает вырваться агрессии наружу и вылиться на ненавистного одноклубника. Ненавистного ли? Неймар сложный, и Эдинсон уже не первый год пытается разобраться в своем отношении к нему. Вроде и можно сосуществовать, работать вместе, а вроде и нет. Что-то мешает, что-то постоянно встает между ними, и не всегда это именно из-за Жуниора. Кавани понимает, что и сам бывает хорош, сам лезет на рожон и не уступает в упертости. Характер такой. Что поделаешь… ПСЖ вновь пролетает в Лиге Чемпионов, а потом и в Кубке Франции, и далее все летит в тар-тарары. Команда, которая итак держалась, не пойми на чем, расклеилась, распалась, разделилась. Молодежь не желает слушать старших, Тухель близок к истерике, более опытные игроки злобно кучкуются в свои группы, а катарцы бесятся в своих кабинетах и особняках. У Неймара похоже тоже нервы сдают, он совершает ряд необдуманных поступков вне поля, ложащихся тенью на его репутацию и клуб, но Жуниору, похоже, пофиг. Он все также с гордо поднятой головой выходит на газон биться и побеждать. Правда, во время игры его блядская натура все равно дает о себе знать: театральные муки на поле все также заставляют Кавани кривиться и в душе проклинать истеричного бразильца. Длительные травмы обоих заставили изголодаться по голам и триумфам, поэтому первый пенальти в ворота «Ниццы» бьет Жуниор, Эдинсон даже не противится, как более разумный, понимает, Немару это нужнее, вновь почувствовать вкус, обрести уверенность, взять себя в руки. Еще во время восстановительных тренировок Кавани заметил, что проклятый засранец может и умеет быть не таким уж засранцем. Они много разговаривали, будучи на базе, занимаясь в отдельном зале. Они смогли найти общий язык и темы, не конфликтовать, а просто жить и делать свое дело. Они договорились, что будут биться до конца за клуб, за честь, за трофеи. Тогда еще ничто не предвещало такие пролеты сразу же в двух турнирах. Когда «слег» Силва, Жуниор был сам не свой, а Эдинсон впервые открыто поддержал его. Они оба искренне переживали за результат, находясь на трибунах, а не на поле, видя провалы в обороне без Тиаго. И вот тогда-то, именно тогда, глядя на одноклубника, который всей душой там, на газоне, Ковани понял: нужно воспринимать Неймара таким, какой он есть, не пытаться переломать и перепрыгнуть, просто играть в одной команде против соперника, а не друг друга. Становится легче. Поэтому в матче с «Ниццей» Эдинсон не злится, когда Неймар забивает пенальти. Сюрпризом становится возможность пробить второй одиннадцатиметровый. Жуниор подбадривающее улыбается, подходит к устанавливающему мяч на точке Кавани, коротко целует куда-то в волосы и шепчет напутствие. Эдинсон даже слов толком не разобрал, настолько взволнован, настолько хочет принести победу клубу. Но, увы, не справляется с внутренним напряжением. Кавани чувствует, как внутри поднимается ярость, на соперника, готового лечь костьми, на команду, не способную полноценно и слаженно действовать, на судьбу, так жестоко обошедшуюся с ПСЖ в конце сезона, но больше всего на себя. Ему хочется кричать и выдирать волосы на голове и, вместе с тем, крушить все вокруг. Неймар сразу подлетает к нему, пытается успокоить, тянется обнять, прикладывает руку к скуле и шее (пальцы оказываются за ухом), замирает, слегка склонив голову. Кавани автоматически кладет свою ладонь ему на спину, чувствует чужое тепло, и в этот момент пелена гнева опадает, уползает обратно внутрь. Эдинсон выдыхает и прикрывает глаза, притягивает Жуниора ближе, молчит. Неймар не отстраняется и не дергается, шепчет успокаивающие слова, не язвит, пытается достучаться до заступорившегося товарища. Кавани выравнивает дыхание и благодарит одноклубника, на миг крепче сжимает ладонь на спине с десятым номером и нехотя отпускает. Рука Неймара в последний раз мягко проскальзывает по щеке и исчезает. Далее, все происходит, как во сне, Эдинсон пару раз близок к потере контроля, но где-то там на периферии зрения улавливает внимание Неймара и сразу же берет себя в руки. Им не удается победить, но ничья не так страшна как поражение. Команда расстроена, но Кавани старается сейчас не думать об этом, у него другие цели и планы. Еще во время восстановления от травмы Эдинсон начал ловить себя на мыслях, не связанных с его профессией. Постоянно маячивший рядом, тоже травмированный Неймар заставлял присмотреться к себе и оценить очевидные вещи. Бразилец интересен и по-своему красив, а еще эта его иногда проскальзывающая манерность и кокетство подливали масла в огонь. Жуниор молод, опытен, доступен и, совершенно очевидно, способен на многое. Эдинсон впервые задумывается, а каково будет обладать этим человеком вне поля, какого взять его сразу после игры, в которой он кричит, командует, гонит за собой, а потом окажется прижат к постели. В Неймаре есть что-то первобытное, хищное, он наверняка будет прогибаться, как дикий кот, стонать, царапаться и требовать еще. Неймар азартен и жаден, сам не позволит остановиться, постарается перетянуть контроль. Или же отдастся на милость? Почему-то Кавани был уверен, случись чего, снизу окажется Жуниор. Такие идеи будоражили подсознание и подталкивали желание самолично проверить свои теории. Уже в раздевалке Неймар успевает слегка поцапаться с молодняком клуба, он справедливо высказывает им за самоуверенность и непослушание, а те в ответ высокомерно по-французски задирают носы и огрызаются. Жуниор медленно закипает, но сразу же после душа одевается и уходит из раздевалки, попадая прямиком в руки журналистам. Разумеется, все это заканчивается резкими высказываниями в адрес одноклубником, чему СМИ, бесспорно, рады. Эдинсон понимает, уже завтра газеты и интернет-порталы будут пестрить яркими заголовками об очередном проколе Неймара. Он спешит на парковку, где и догоняет Жуниора. Тот взвинчен. Кажется, на поле он израсходовал все свое терпение и концентрацию. Сейчас же Неймар представляет из себя нечто похожее на бешеную фурию, готовую накинуться на первого попавшегося. Их капитана Силвы рядом нет, поэтому Кавани справедливо решает частично взять его функции по возвращению одноклубника в нормальное состояние на себя. Усаживает Жуниора в свой автомобиль и увозит в один знакомый VIP-ресторанчик, совершенно не представляя, что и как правильнее сделать, о чем вообще говорить с раздраконенным строптивым Неймаром. По дороге накал эмоций спадает, и Неймар, наконец-то, перестает гневно раздувать ноздри, на Эдинсона он и не бросался, но все равно было как-то некомфортно сидеть рядом с такой «пороховой бочкой». Оба пока молчат, оба переваривают случившееся. Сначала Жуниор выступал буфером между миром и Кавани, а теперь настала очередь уругвайца вернуть должок. В ресторане они располагаются в отдельной кабинке, свет вокруг успокаивающе приглушен, тихая расслабляющая музыка льется в уши, еда приятно пахнет, вино сияет в высоких бокалах. Они неспешно едят, тянут напиток и разговаривают. Просто разговаривают. О ситуации в клубе и турнирах, об отношениях с тренером и внутри команды, о катарских толстосумах, которые наверняка еще скажут свое нелицеприятное слово, об усталости. Они оба большую часть сезона не играли, но морально вымотались так, будто отбегали без замен 35 матчей кряду. На них обоих всегда оказывалось огромное давление со стороны СМИ и публики, особенно на Неймара, а сейчас, они понимают, вновь польются тонны грязи, как на ПСЖ, так и на игроков. К концу позднего ужина они оба оказываются на одном диванчике, а не напротив друг друга, алкоголь слегка притупил переживания, и даже получается шутить о чем-то и смеяться. Вот Неймар хихикает и приваливается к боку Эдинсона, а вот они уже целуются крепко, глубоко, мокро, и очень развязно. Кавани не совсем понимает, как так получилось, но вполне себе осознает, чего хотел бы дальше. А дальше все, как по нотам. Они спешно покидают заведение и едут в дом Неймара. Они не включают свет, путаются в руках и ногах, мешают друг другу, срывая одежду, тяжело дышат и постоянно ищут губы друг друга. Жуниора вино пробрало сильнее, поэтому Эдинсон сам интуитивно находит спальню, толкает партнера на кровать, оглаживает красивое ухоженное тело и отпускает себя. Все происходит, как он себе и представлял, Неймар прогибается, подставляется, громко стонет, вылизывает Кавани шею и грудь, берет в рот не глубоко, но споро, позволяет трогать себя везде, брать сзади, на спине, на боку, как хочется самому Эдинсону. Неймар горяч, неутомим и неутолим, жмется, трется, ласкается, а потом опять сам насаживается на крепкий член Кавани, дергает за длинные темные волосы, рычит и стонет. Бешеная скачка, и в ней Эдинсон чувствует себя чуть ли не Богом, потому что ему срывает крышу от осознания, что сейчас под ним извивается тот самый несносный и ненавистный Жуниор, которого так хотелось придушить когда-то, а теперь вот целовал бы и не отпускал от себя. Внутренние барьеры морали, психологические переживания, проблемы и заботы – все испаряется, исчезает, и Кавани ощущает себя свободным и в какой-то мере даже счастливым. Ему хорошо и уютно вот так лежать с Неймаром под боком, тот, наконец-то, угомонившись, теперь просто спокойно водит пальцами по груди Эдинсона, целует куда-то в плечо и зовет в свою шикарную ванную. Вода смывает последний негатив, расслабляет мышцы и разум. Кавани даже не думает спрашивать, откуда у Жуниора такие познания и умения в постели, он не чувствует ни печали, ни горечи, ни раскаяния, только спокойствие и удовлетворение. Похоже Неймара тоже все устраивает. Сидит напротив да пену гоняет руками по голубой глади, улыбается и подмигивает слегка залипшему Эдинсону. Никакого подтекста, никаких претензий и притязаний, никаких истерик и требований. Кавани понимает, утром они, как взрослые люди, просто разъедутся, точнее, он уедет к себе домой, и все будет как прежде. Но еще одно свое «спасибо» Неймару за этот день он сегодня обязательно скажет.
Стихи про СитиКапитан удивляет, Капитан забивает, И Манчестер теперь по очкам обгоняет Ливерпуль, Тоттенхэм, ну и лондонский Челси, Если, правда, выиграют у лисиц этих честно. Гвардиола в огне, если б мог, то сейчас Всех бы выебал разом в столь волнительный час. А Мекель за спиной то грустит, то кидает Свой взволнованный взгляд в спину Пепу и знает, Что сегодня его по-любому отлюбят За команду, за матч, за победу и Кубок.
-
-
08.03.2019 в 21:21URL комментария
-
-
13.03.2019 в 14:02URL комментария
-
-
13.03.2019 в 14:03URL комментария
-
-
20.03.2019 в 02:14Я не удержался.
Кримесси. КриРо смотрит матч Бетис - Барселона. R-очка. По разу упоминаются Ракитич, Суарес и Модрич.
-
-
21.03.2019 в 18:08URL комментария
-
-
21.03.2019 в 22:32-
-
25.03.2019 в 08:48URL комментария
-
-
28.03.2019 в 10:18URL комментария
-
-
28.03.2019 в 10:20URL комментария
-
-
28.03.2019 в 10:20URL комментария
-
-
30.03.2019 в 02:09URL комментария
-
-
30.03.2019 в 10:21URL комментария
-
-
30.03.2019 в 10:22URL комментария
-
-
07.04.2019 в 08:46URL комментария
-
-
10.04.2019 в 17:05По мотивам поведения Жука в матче с Миланом
Исполнение 1
Исполнение 2
-
-
10.04.2019 в 18:34URL комментария
-
-
10.04.2019 в 19:38Наверное
Анон, а не хочешь написать сие со стороны Макса или Павла? Раздразнил ведь...
*анон с сегодняшними алебалой и жубалой
Боюсь, что не потяну взгляд с их стороны, но если кто напишет зеркальный вариант с алебальной стороны - буду счастлив
Раз анон дает карт-бланш, я спешу им воспользоваться.
Алебала, зеркальный вариант
-
-
12.04.2019 в 00:00с чего все началось
И вот уже оба пупса после ответки в Турине никуда не хотят улетать
Представляю, что там с ним Де Йонг Де Лихт творили одновременно
Две белые голландские булочки, а между ними - сочная аргентинская котлетка?
Черти вы, аноны! Я просто слегка шиппнул, а вы меня уже на грех толкаете.
Еще один бутерброд в копилку, сцук.
Зашел в тредик на минутку - вышел с новым пейрингом
Павлик Дибала & дерзкие Голландские пупсы. Присутствует фейспалмящий Максим Олегович.
-
-
14.04.2019 в 01:44-
-
14.04.2019 в 01:45-
-
16.04.2019 в 17:33URL комментария
-
-
18.04.2019 в 11:01Пеп Гвардиола/Микель Артета. NC-17. Сделать Сучку сучкой нынче не получилось. Сначала Шарлатан сволочит, но потом комфортит
-
-
19.04.2019 в 01:00читать дальше
Бедный Шило, такой верный, а ему язык показывают.
Чой-то ты меня кинканул, анон. На длинных стройных ногах Макса сидит коротколапый Павлик и до пола носками не достает - ну просто красотища.
Маттиа тоже хочет на коленочки
Я рад Эх, кто бы написал это поподробнее
Сказано - сделано. Скорей уж попытка в раскур и юмор, чем зарисовка.
-
-
25.04.2019 в 09:37URL комментария
-
-
27.04.2019 в 14:12URL комментария
-
-
04.05.2019 в 22:42URL комментария
-
-
04.05.2019 в 23:57-
-
04.05.2019 в 23:58-
-
05.05.2019 в 22:19-
-
06.05.2019 в 23:39